«Все сволочи, один я хороший!»: путеводитель по сольным альбомам Петра Мамонова
Предводитель почившего московского рок-шапито «Звуки Му» и прилежный христианин-деревенщик Петр Мамонов не переставал заниматься музыкой даже после сверхуспешных ролей в кино («Игла», «Такси-блюз», «Остров»), инфаркта и коммерческих провалов. Наплевав на критиков, он перепевал Джона Леннона и Pink Floyd, ставил по своим песням спектакли и читал Исаака Сирина с правильным флоу. В честь семидесятилетия лучшего фронтмена в истории русской музыки журналист и автор телеграм-канала «Между The Rolling Stones и Достоевским» Александр Морсин составил для «Ножа» гид по сольным пластинкам Мамонова, в которых он окончательно заходится, рвет на лоскуты любые форматы и утверждается в роли непревзойденного мастера саунд-террора.
«П. Мамонов 84–87» (1997): приквел «Звуков Му» на шестиструнке
Полуторачасовой пролог к пестрой музыкальной истории «Звуков Му», рьяно исполненный Мамоновым в одиночку. Вся будущая классика в первозданном виде: от «Серого голубя» и «Бумажных цветов» до «Досуги-буги». Почти тридцать песен, судя по всему, звучат ровно так, какими их впервые услышали друзья и самые близкие поклонники Мамонова, решившего податься в артисты: громко, страшно и восхитительно.
Формально квартирник на дембельской гитаре, но по факту целый фестиваль спятившего бард-рока — расщепленных водкой мамоновых здесь как будто несколько. Один тихо бренчит и тренькает, второй кричит как резаный, третий разыгрывает миниатюры про пьяный секс и утренний опохмел одеколоном.
Откровений и редкостей ждать не стоит, хотя лол-песню «Маша» про блуд на диване можно услышать только здесь. Это предельно оголенные и функциональные демо шлягеров «Звуков Му», чье студийное время еще не пришло. При этом переоценивать их аутентичность не стоит: издатель сборника и большой друг Мамонова Олег Коврига жаловался, что тот предательским образом изъял из оригинальных записей свой задушевный пьяный треп между песнями. Недавнее переиздание «П. Мамонов 84–87» на виниле оказалось таким же «кастрированным»: уговорить артиста выпустить полную версию Ковриге не удалось.
«Шкура неубитого» (1999–2002): последние ошметки группы и первые треки на стороне
Разделенный на две части сборник всякой всячины, по которому можно восстановить ход художественной мысли Мамонова, распустившего второй состав «Звуков Му», но сохранившего за собой название и копирайт. Первая часть отдана под неизданные раритеты и звучит как отходная молитва по коллективному творчеству: здесь много джемуют, высекают общую искру и надеются на синергию. Во второй половине Мамонов уходит в отрыв и полагается только на себя: в компании драм-машины, гитары и компьютера вчерашнему фронтмену больше никто не нужен.
Студийная антресоль Мамонова на пороге пятидесятилетия, которая, обвалившись, может насмерть завалить самого отчаянного служителя культа «Темного Му». Телефонные гудки, подзывание домашних животных, свист ветра, разговоры во сне, стихи с бодуна, эрзац-коаны, байкерское рокабилли и список продуктов — Мамонов делает вид, будто не знает, что такое песня, и кладет на инструменты всё что вздумается.
Где-то между ними мелькают неканонические версии «Люси», «Грубого заката» и «Отдай мои вещи», переписанные с еще большим садизмом. Часть номеров пришли из первого моноспектакля Мамонова «Есть ли жизнь на Марсе?». Именно здесь он перерождается в шоумена нового типа, скрестив уличный театр, стендап, кринж-арт и вирусные танцы. За несколько лет до прихода в мейнстрим Пахома, Евгения Гришковца и Паши Техника едва ли не все их приемы сначала опробовал Мамонов. Наброс на хейтеров «Все сволочи» и издевательски бессмысленная «Веселая», которая отлично подошла бы Моргенштерну, тоже сперва появились у главного скомороха страны.
«Шоколадный Пушкин» (2000): передовой хоум-тейпинг, сельский даб и рэп с лишней хромосомой
Аудиоверсия поставленной позже одноименной пьесы, в которой Мамонов читает искривленный депрессивный лит-хоп (Хаски и «Макулатура», привет!), ведет дневник погоды и труда и погружается на дно бессознательного без акваланга и трубки. Разумеется, никакого отношения ни к Пушкину, ни к шоколаду опусы на диске не имеют: по одной версии Мамонов цитировал самого Александра Сергеевича, по другой — подкрутил под себя никнейм нью-йоркского диджея Chocolate Elvis.
Первый осознанный заход Мамонова в экспериментальную электронику и cut-up-поэзию на пиджине. Обустроив портативную студию у себя на чердаке, маэстро принялся писать лупы и резать петли, интуитивно расставляя семплы из треков DJ Krush, Tosca и Starseeds.
Добрую половину альбома он веско ворчит под хмурый бит и философствует, пребывая в аскезе: русский Диоген и прямая бочка как они есть. В программном манифесте «Бунтари», в котором, если верить Мамонову, среди прочего звучит его самый-самый первый стих, он объявляет: «Быть желаю не горбатым, быть желаю потусторонним». Здесь же артист проводит воркшоп по грязному нойз-рэпу и делает всё, чтобы от его каши во рту и густого баса подгорало даже у Скриптонита. В «Уругвае» звучит лучший фристайл за всю историю жанра.
Самая радикальная выходка Мамонова, которая гарантировала ему расставание с последними поклонниками, и без того искалеченными его шизотеатром. Выйди этот диск на «Мелодии», он точно попал бы в подобный список отборной дичи. Возможно, впрочем, художник не до конца отдавал себе отчет в происходящем: если это не более чем сомнамбулические гитарные зарисовки в полнолуние, то ничего страшного. Если нет, то с таким сомнительным багажом сложно ожидать проходки в рай.
Как если бы альбом Metal Machine Music записал не Лу Рид. Как если бы постаревший Дэвид Сильвиан перебрался не в горы, а в деревню Ефаново Наро-Фоминского района Московской области. Как если бы Том Уэйтс, накидавшись «Боярышником», выпустил инструментальную пластинку.
По таким бесформенным альбомам сходят с ума самые упертые и искушенные авторы Pitchfork и The Wire — во всяком случае, они взяли за правило хвалить схожие по подходу работы младших соотечественников Мамонова. Добрались бы тогда уж до самого источника заразы, ему однозначно не хватает признания.
«Мыши 2002» / «Зелененький» (2003): вейрд-фолк и русский космизм на завалинке
Уязвленное искусство высшей пробы. Наиболее зрелые и попросту лучшие творения Мамонова-отшельника, самозапертого без всяких локдаунов: «Я так устал от передвижений, жажду неподвижности». Объясняя название альбома, артист отметил, что «мыши — это мысли, которые обитают в голове, а многочисленные коты их едят». В отличие от предыдущих экзерсисов здесь собраны именно что песни, и если у вас есть гитара, вы обязаны их разучить. Что ни строчка, то афоризм, что ни образ, то сразу в бронзе — чистейший экстракт мамонинга без рецепта и смс-регистрации.
Бурелом из дневников и писем Мамонова самому себе под самый бесхитростный аккомпанемент на свете. Он рефлексирует буквально над всем, что его окружает, и пробивает любые бреши, чтобы дамбу наконец прорвало и поток сознания хлынул на бумагу без остатка.
Для живых выступлений Мамонов сначала объединит песни о вечности под березой в цикл, представляя их вместе с участниками арт-группы «СВОИ2000» (это они позже сняли фильмы «Пыль» и «Шапито-шоу»), затем соберет из них новый спектакль «Мыши, мальчик Кай и Снежная Королева». Часть материала даже попала в эфир федеральных каналов, когда экс-лидер «Звуков Му» между делом рассказал популярному виджею MTV про лейбл Ninja Tune, чебуреки и развитие налоговой службы. Думается, что аудитория осталась довольна: настолько самобытных и не похожих ни на что песен на русском языке под гитару и бас не было и нет.
Спокен-ворд неприкаянного лирического героя Мамонова, затерявшегося в лимбо метрополитена с его кругами ада и кольцевыми линиями. Перешагнув шестой десяток, музыкант погружается в воспоминания и смешивает их с увиденным буквально секунду назад — нахлобучив сверху патентованные верлибры про одиночество и диктофонные записи утренней толкотни в переходах.
Представьте, что рядом с вами в полупустом вагоне едет подпитый мужичок с щетиной и газетой, ведущий прямой эфир из самых глубин нутра. А затем смотрит на вас и клянется, что готов лечь на рельсы, настолько ему всё обрыдло.
«Я уже намучался достаточно. У меня вот стоит радиатор, я смотрю на него, а он, как дурак, на меня. Смотрим друг на друга по полтора часа в день!» — отчитывается Мамонов и добавляет, что не прочь стать шлангом и не отсвечивать. Никакой музыки, никаких мелодий, никаких песен — только гул, невроз навязчивых состояний и душераздирающий автофикшен. Если после прослушивания вам покажется, что на подобное может вдохновить лишь курс реабилитации от алкогольной зависимости, то вы угадали. Большую часть материала Мамонов записал по пути в клинику и обратно.
«Сказки братьев Гримм» (2005): реди-мейд немецкой классики и колыбельные перед вечным сном
Золушка, Храбрый портняжка, Железный Гейнрих, Разбойник и его сыновья. Да, это именно то, о чем вы подумали: Мамонов обнаружил себя во вселенной немецких сказок позапрошлого века и со всеми перезнакомился. Творческий метод между тем ни капли не изменился: всё та же окаменевшая акустика и осовелые голосовые сообщения.
Авторский и бесконечно вольный пересказ известных с детства сюжетов и галерея крупнокалиберных персонажей, которых с Мамоновым роднит едва ли не всё: не пойми откуда взялись, по каким законам живут и как их вообще земля носит.
В новом прочтении и без того не самые гуманные и светлые сказки приобрели еще более пугающие очертания — теперь в этот сумрачный лес лучше заходить только днем. Когда же Мамонов заканчивает 14-минутный эпик про Старого Кринкранка, кажется, что за это время можно было если не постареть, то поседеть. Такое не забывается. В год выхода альбома ЮНЕСКО включило собрание сказок братьев Гримм в международный реестр «Память мира». По-любому из-за Мамонова.