«Не хочу учиться и работать, хочу только кататься на скейте»: интервью с Павликом Кузнецовым, художником, скейтером и основателем пространства «Блуперс»

Павел Коркин: Мы познакомились с Павликом на концерте fake_trailers или, возможно, еще раньше — в незабвенном клубе «Солянка». С тех времен я усвоил, что Павлик умеет по-лягушачьи отпрыгивать от всевозможных клише и двигается только согласно внутреннему компасу, о котором наверняка захотят узнать побольше все читатели «Ножа».

— Ну что ж, давай начнем запись!

— У меня сто грамм есть — может, разболтаюсь или, наоборот, усну. Дело в том, что у меня уже пытались взять интервью: в первый раз, когда появилось это место, пришла девушка. Тогда меня тоже всего колбасило, трясло. Все сели, и я убежал в магазин. Потом другая баба приходила — и вот тот разговор мне очень понравился. Потом еще одна. Но так ничего дельного я и не увидел впоследствии — нет публикаций.

Меня зовут Паша, мне 31 год. До 27 лет я жил с мамой и сестрой в Коломенском, Нагатинский затон. Потом я волею случая зашел в какую-то подворотню и стал жить в доме Лансере, что в Милютинском переулке на Чистых прудах, в коммунальной квартире с пятиметровыми потолками и длинным коридором, где было десять комнат и много замороженных типов. В Милютинском мы любили принимать гостей, были концерты, какие-то лекции, творческие вечера. Параллельно я там всё обустраивал: соорудил сцену, бар, открыл свой магазин PA$HOK SHOP, правда, так ничего и не продал там. В какой-то момент в коммуналке всё поменялось, соседи стали против гостей, а мы очень любили устраивать вечеринки.

— Тогда и появилось ощущение, что нужно уходить с насиженного места?

— Да, весной взаимоотношения с соседями достигли пика, поэтому я стал активно ездить на дачу и обустраивать там чердак. Этот замечательный дачный домик с баней, гаражом и сараем находится в тридцати пяти километрах от Москвы, в районе Домодедово. Я собирался туда совсем перебраться, чтобы отдохнуть от тусовок, больше заниматься творчеством и прогулками. Были планы отремонтировать дом, покрасить всё, починить, разобрать горы антиквариата, который дед копил всю жизнь во всех пяти дачных постройках. Чего там только не было: изразцы, плитки, куски мрамора, утюги, рамы, оклады. Меня туда ужасно тянуло. Оставался последний месяц нашего обитания в Милютинском, мы искали какой-то гараж в районе «Автозаводской», и так получилось, что Тая нашла двухэтажный особняк на Яузском бульваре за 150 тысяч рублей. Я был против, но она уже договорилась посмотреть его.

Приходим — а там всё заросло плесенью, паутиной, очень грязно, окна заколочены, стоят ведра с мочой и говном, а в углах валяются какие-то нары.

Нам сказали, что дом в таком состоянии уже лет двадцать, но фасад и крыша отреставрированы, и если вариант устраивает, то на следующий день нужно заплатить триста тысяч рублей. Я сказал, что мы подумаем, но Тая сразу перебила меня и сказала, что мы согласны.

— Как Вася Березин [режиссер и актер, поставил в Театре.doc спектакли «Тибетская книга мертвых» и «Уроды». — Прим. ред.] узнал про эту историю?

— С Васей мы познакомились еще в Милютинском, он тоже там жил. Когда на горизонте нарисовался особняк, подумали, что хорошо бы найти соседа на второй этаж, поэтому рассказали ему про эту историю — предположили, что человеку будет интереснее иметь свое пространство, чем лазить по заброшкам со спектаклями. Вася согласился. Мы начали работать, в один из дней убрали кирпичную кладку из окон — это увидел мимо проходивший мужичок и прослезился: оказывается, в восемнадцать лет ему довелось поработать в реставрационной мастерской, которая располагалась в этом здании. Он рассказал нам, в какой комнате реставрировали трон Петра I, а в какой любили играть в бильярд люди из Кремля и Белого дома. Потом приходила старуха, жившая в особняке пятьдесят лет назад, и поведала, как он выглядел тогда: были мраморная лестница, печка с изразцами. В конце концов мы полностью отреставрировали это помещение — здесь не было ни канализации, ни электричества, ни водопровода. Основная сложность состояла в том, что все вещи — а они влезли бы в три грузовика — некуда было бросить, пока мы готовили дом. Я за один месяц сделал пол в одной небольшой комнате, вышиб окна, вставил пакеты и перевез всё свое добро. Сырость здесь стояла ужасная, приходилось постоянно перетаскивать картины, потому что они моментально покрывались плесенью.

— Откуда в «Блуперсе» появились нынешние завсегдатаи — Андрей Бобик и Петя Аляев?

— Петя был основателем так называемого «еще не открывшегося пространства» в этой коммунальной квартире в доме Лансере. Андрей попал к нам следующим образом: однажды у нас была вечеринка, вдруг слышим — стук в дверь. Девчонки пошли открывать — а там стоит промокший мужик в капюшоне, зрачков не видать из-под век, на лице шрам. Они, естественно испугались, побежали звать пацанов. А я к тому моменту уже навеселе был, пошел разбираться, спрашиваю: «Вы к кому?» Он еще сильнее глаза закатил, сказал, что его сюда призвали. Пришлось впустить — призвали же. Андрей провел у меня день или два, но все ребята просили, чтобы я его выставил. Прошел год, наш гость вернулся и стал с нами жить. Он помогал мне во всем: полочку придержать, проводочки прикрутить, стал членом нашей семьи. Было очень интересно заслушиваться историями про 1990-е годы, как он был бандитом, в тюрьме сидел, жил в монастыре, как пешком ходил из Владивостока до Москвы, Питера и обратно по рельсам, как с девятого этажа падал, из-за чего у него отнялись ноги. Андрей — человек очень интересной судьбы, очень добрый.

View this post on Instagram

A post shared by Юля (@mlchkmrtv)

 

— Расскажи про концерт Кирилла Наугольного, организованный в Милютинском.

— Я, как и мой дед, постоянно притягиваю к себе чудаков. К нему приходил какой-то чел, приносил бумажки про заговоры и письма, якобы подтверждающие, что он общается с президентом США, что он спецагент. А я собирал комьюнити артистов-аутистов. С Кириллом мы познакомились в парке Победы, он там ходил бесцельно — то ли стеснялся покататься, то ли что-то еще хотел. Я его сразу приметил и подошел к нему. Кирилл рассказал, что приехал из города Лысина, что у него нет друзей, но он играет на гитаре и пишет песни в туалете на коленке. Спустя десять лет Тая организовала концерт: первые две песни он кое-как спел, на третьей начал заикаться, а четвертая была с перерывом в полчаса, в течение которого все уговаривали его спеть, а он сидел и что-то искал в компьютере.

С организацией смешно получилось: за неделю до концерта мы договорились, что надо попробовать выдернуть человека, помочь ему, потому что он уже третий год живет какой-то грустной жизнью: работает курьером, берет один заказ в день, зарабатывает в день на шаурму, бесплатно живет в хостеле — и все. Я считал его песни талантливыми — почему бы не сделать концерт? В итоге за день до мероприятия спрашиваю у него, готов ли он завтра петь песни перед народом. А он отвечает: «Хрен его знает». Представляешь? Мы спланировали вечер, позвали знакомых.

Тут до меня дошло, что Кириллу нужна встряска: я вывалил на него пельмени, которые варил во время разговора, и столкнул со стула.

Нужный результат был достигнут — Кирилл испугался.

Я хотел бы сказать про Таю. Она такой боевой патрон! Я могу долго ковыряться, что-то придумывать, а Тая просто снимает особняки, как будто всю жизнь так делала, и сразу всё разруливается. Вот хороший случай: захотела как-то Тая устроить пир во дворе, а денег нет. Она тут же кому-то звонит, берет столы в аренду — привозят 10 штук, берет у кого-то взаймы 10–15 тысяч, чтобы просто купить пожрать, заказывает цыган — и все, пир готов.

Она пришла так же, как и Андрей Бобик — просто появилась в дверях. Зашла во двор, услышала музыку, поднялась и стала там жить — как в сказке про теремок.

— Ты говорил, что она по лестнице залезла.

— Да, она лазила до этого, причем лестница чуть не отвалилась. Когда Тая оказалась во дворе, то первым делом пробралась на крышу, спросила у присутствующих, можно ли тут пожить. Ей ответили: «Да, только бутылку водки купи». Говорит: «Есть только тархун». — «Ну пойдет, давай свой тархун». Потом она заехала с подружкой, заняла самую маленькую комнату на троих — спали все на полу, как котята. Каждое утро девчонки «жарили» кашу, из-за чего приходилось выбрасывать кастрюли одну за другой: они ставили посудину с едой на огонь и уходили — естественно, всё сгорало. Потом я понял, что надо самому готовить, и вообще уложил ее к себе спать. Помню, как-то зашла ее мама, спросила, где дочь — я указал на полку, где спала Тая, и тут же получил ногой по яйцам и сумкой по башке — так мы и познакомились. Сперва мама говорила, что прикроет наш гадюшник. Но всё образовалось, и теперь она приходит сюда на Новый год.

Хотя бывало и такое, что мама орала, что Путин вор, а мы все халявщики. Я ее за шкирку вытаскивал: «До свидания мама, салаты эти можешь забрать» — и десять тысяч ей в карман клал… А мы никого не зовем, но люди приходят — такие все симпатичные ребята. Мама Егора, кстати, приходила.

— Похоже, ты всем деньги предлагаешь. Правда, мне ты только тысячу в карман совал — видимо, я мелкая рыбка в этой игре шизофреников и аутсайдеров. А Егор откуда появился?

— Он был знаком с Васей Березиным, потом мы с ним подружились. Егор — школьник, которого никто не понимает в школе, и нету сверстников нормальных — все какие-то придурки. Он каждый день приезжал и что-то тут делал. А вот, кстати, хорошая фотография — это я в детстве где-то увидел такой прием-улыбку и стал повторять.

— Давай вернемся к корням — расскажи про скейтбординг.

— С двенадцати лет я стал кататься на скейте — это был мой островок свободы, потому что ты становишься асоциальным. Я ездил в метро, у меня торчали пальцы из кроссовок, я был грязный, но всё было по барабану, потому что я занимался чем-то привычным и естественным для меня. Да, были проблемы в школе и с чем-то еще, но я шел и катался на скейте, и мне было хорошо. Я прокачался в этом деле, то есть так здорово долбился о бордюр, что мне стали платить за это деньги и оплачивать поездки — так я объездил полмира. У меня не было бы другой возможности столько всего узнать и посмотреть.

— Как появился «Абсурд»?

— В какой-то момент один из наших ребят решил сделать доски.

— Путешествия по миру как-то связаны с «Абсурдом»?

— Нет, это было до «Абсурда»: в 10–11 классе меня спонсировали, стали давать доски. После 11 класса выяснилось, что нужно куда-то идти учиться и работать, потому что не выйдет до пенсии кататься. Я пошел в колледж гостиничного бизнеса на повара-технолога, должен был отучиться там три года, а потом меня собирались взять без экзаменов в Плехановскую академию, где бы я учился на арт-директора.

Но я понял, что вообще не хочу учиться и работать, хочу только кататься на скейте.

Через какое-то время у меня появилась своя комната в трехкомнатной квартире в старом районе, потому что бабушка с дедушкой переехали в другой дом, в котором жила прабабушка. Так я впервые обрел личное пространство в 11 квадратных метров. До этого я вообще с бабушкой комнату делил. Конечно, там сделали ремонт: постелили ламинат, поставили шкаф из ДСП, занавески повесили. Но мне захотелось по-своему украсить жилище: я быстренько всё исцарапал и изрисовал, прибил куклу Барби к потолку, потом начал рисовать картины. В Милютинском я очень любил гостей, но редко мог сам что-то организовать. Десять лет подряд каждый раз перед днем рождения думал, что что-то устрою, сделаю спектакль, позову гостей.

— Что ты планируешь дальше устраивать в «Блуперсе»?

— Сейчас здесь происходит все. Я перестраиваю пространство, хочу открыть магазин. Мы запустили фирму «Скейт», можем делать свои скейты любой формы. Хотелось бы поиграть немного в магазин, поделать мерч: люди любят ценники, приходить, выбирать. Коммерческой жилки у нас нет никакой, но надо попробовать.

— Расскажи про спектакль, который будет сегодня.

— Когда у меня появилась своя комната и я стал рисовать, то пришли мысли о жизни, свободе — я искал себя, думал о том, кто я такой, для чего я здесь. Так из меня поперли стихи, я написал два спектакля — один на 1,5 часа, другой на 45 минут. Причем я поставил только второй спектакль — про гитариста Илью, однорукого деревенского парня, а большой не стал. Вася Березин говорит, что со вторника начнем репетировать. Спектакль про Илью должен был стать отрывком из спектакля, но зажил самостоятельно в стихах на 45 минут. Вообще мне нравится просто таскать вещи, ходить по кругу, прибивать полочки и мечтать про спектакли и концерты, а делать я ничего не хочу.

— На чем сейчас держится место? Ведь доходов от концертов хватает только на пивко с чебуреком.

— Концерты с этими импрувами ничего не приносят, последний раз концерт принес 1 200 рублей. Бывают мероприятия вроде дней рождения — тогда мы сдаем пространство в аренду и получаем 15–20 тысяч за вечер.

К нам приходят очень хорошие люди. Вчера приходили школьники, которые бешено играют на барабанах, на противне. Одному бабушка сказала, что он идиот, потому что играет на противне.

— Павлик, дай напутствие всем нам.

— Будучи очень молодым, я бывал в сквоте у Петлюры, у Германа Виноградова, наблюдал происходившее там и удивлялся, как могут интересно жить люди: один натащил домой каких-то железяк, бьет по ним палкой, барабан стиральной машинки крутится со свечками. Или у Петлюры: куча тростей, обуви, одежды с помойки, и он такие интересные истории про этот хлам рассказывает. Как здорово, что люди могут создать вокруг себя свой мир и просто жить, что намного интереснее, чем работать еще кем-то. Мне тоже захотелось создать свою сказку, где будут только хорошие люди, которым весело. Все сами друг друга находят — притягиваются.

— Так, а напутствие? Что, мол, не очкуйте.

— Да! Бросайте…

— Вызов этому миру? Ну получилось так, что я сам всё сказал!