Ливонская игра престолов. Как боролись за власть главы средневековой Ливонской конфедерации

Магистр против архиепископа

Немецкие крестоносцы, завоевавшие на протяжении XIII века земли нынешних Латвии и Эстонии, дали им название Ливланд (или Ливония) — по имени проживавших здесь ливов, одного из местных племен. В Ливланде постепенно сложилась целая конфедерация, в состав которой входили здешнее ландмейстерство Тевтонского духовно-рыцарского ордена, архиепископство Рижское, епископства Курляндское, Дерптское и Эзельвикское, а также несколько городов. Главой Ливонской конфедерации считался ландмейстер (магистр), назначаемый гроссмейстером (верховным магистром) Тевтонского ордена.

Получилось так, что к концу XV века Ливонская конфедерация оказалась в пламени междоусобной войны — стараниями человека, волею судеб ставшего ее главой.

Уроженец вестфальского города Зост Бернхард фон дер Борх происходил из богатой и влиятельной семьи, но всё равно выбрал жизнь искателя приключений и отправился в далекую Ливонию — возможно, он был младшим сыном и значительное наследство ему не светило. В 1451 году Бернхард вступил в ряды Тевтонского ордена, где начал продвигаться по иерархической лестнице. В начале 1470-х годов он занимал место комтура (управителя) орденского замка Алуксне, а затем был назначен ландмаршалом, то есть главой вооруженных сил Ливонского ландмейстерства.

Теперь лишь шаг отделял его от поста ландмейстера — и властолюбивый фон дер Борх его сделал. Он составил заговор против тогдашнего магистра Иоганна Вальдхауна фон Герсе, уличив того в бесхозяйственности и полнейшем несоответствии столь важной должности. В марте 1471 года фон Герсе был отстранен от власти и посажен под замок. Бернхард фон дер Борх стал новым ландмейстером. Но полного удовлетворения его душа не ощутила и тогда. Дело в том, что в Ливонии фон дер Борх не был полновластным властителем, хоть и очень хотел им стать. Препятствием к обретению единоличной власти в регионе был архиепископ Риги Сильвестр Стодевешер.

Тут нужно представить устройство Ливонской конфедерации XV века. Да, ее формальным главой считался глава местного ландмейстерства Тевтонского ордена. Но имелся в Ливонии и второй центр силы — Рижское архиепископство, обладавшее собственной административной территорией и чеканившее свою монету. Так как архиепископов назначали непосредственно папы римские, те они вели достаточно независимую от ордена политику, что раздражало гроссмейстеров и ландмейстеров.

По Кирхгольмскому договору 1452 года власть над городом Ригой была разделена между местным архиепископом и ландмейстером ордена: им обоим город должен был присягать и платить пошлины.

В регулярных конфликтах архиепископа с орденом город не принимал участия, но если рыцари вели войну с внешним неприятелем, то Рига тоже должна была выставлять войско им на подмогу. Внутренние городские дела были поставлены в зависимость от этих двух центров силы, что было не по нраву рижанам, уставшим от их ссор и вызываемой ими политической нестабильностью.

Конфликт Сильвестра Стодевешера и фон дер Борха начался из спора о том, кто из них будет самоуправно распоряжаться в Риге — и тот и другой претендовали на единоличную власть в городе и не собирались идти на уступки. Обе стороны плели хитроумные интриги. Так, Стодевешер еще до назначения фон дер Борха ландмейстером тайком сговорился с королем Швеции Карлом III, пообещав передать ему в обмен на вооруженную помощь земли своих вассалов в Ливонии.

Позже Стодевешер отлучил Бернхарда фон Борха от церкви — но ландмейстер самолично отправился в Рим и 3 марта 1477 года уговорил папу Сикста IV снять наложенное архиепископом отлучение. На помощь архиепископу прибыли двести шведских солдат. Но когда вассалы Стодевешера узнали о планах архиепископа, готового пожертвовать их землями, они, возмутившись, перешли на сторону ордена. Воспользовавшись этим, фон дер Борх внезапно осадил архиепископскую резиденцию, схватил Стодевешера и бросил в темницу. Новый правитель Швеции Стен Стуре, в 1479 году внезапно высадившись на севере Ливонии и нанеся поражение орденскому войску, добился освобождения Стодевешера — но здоровье архиепископа было подорвано тяжелыми условиями заключения, и вскоре он скончался.

Дабы обосновать столь крутое обхождение с наместником Бога на земле, фон дер Борх обвинил его в том, что Стодевешер не желает защищать свою паству от восточных соседей. Мол, Псковская республика втихомолку отгрызает у архиепископства куски земли, после чего живущих на них латышей, давно уже ставших добрыми католиками, насильственно заставляют перекрещиваться в «русскую веру». Дескать, Стодевешер смотрел на столь возмутительные вещи сквозь пальцы и никак им не препятствовал. По мнению фон дер Борха, если бы Стодевешер остался во главе архиепископства, то «всё закончилось бы тем, что вся страна Ливония, утратив христианскую веру, оказалась бы вновь в руках русских схизматиков». Поэтому, мол, ордену и пришлось пойти на крайнюю меру и сместить Стодевешера — ради «спасения христианства».

Избавившись от Стодевешера, торжествующий ландмейстер назначил новым архиепископом своего двоюродного брата Симона фон дер Борха. Но подобным самоуправством очень возмутился Сикст IV, который, недолго думая, отлучил своевольного ливонца и его сторонников от церкви и назначил архиепископом Риги Стефана Грубе. Братья фон Борхи отказались подчиниться римскому первосвященнику. Однако отлучение — веский довод, особенно для средневекового сознания. Бернхард нуждался в каком-то доказательстве своей моральной правоты — и чтобы обрести его, он решил начать войну с теми самыми «схизматиками», с которыми якобы не желал бороться свергнутый им Стодевешер.

Сорвавшийся план

Открывая военные действия, фон дер Борх пожелал обеспечить тылы — и отправил два письма. Одно — папе Сиксту. В своем послании ландмейстер всячески расписывал восточную опасность. Дескать, «схизматики» спят и видят, как бы им захватить беззащитную Ливонию и заставить «христиан» отказаться от истинной веры. И только братья Борхи обладают достаточным авторитетом и уважением, чтобы сплотить ливонцев для эффективной обороны от коварного соседа. Но для этого нужно, чтобы папа подтвердил их статус и право распоряжаться в Ливонии. А вот если Борхи не получат достаточных полномочий, то «схизматики» подчинят Ливонию и заставят всех ее жителей перейти в православие. Ландмейстер рассчитывал, что его предупреждение упадет на подготовленную почву — в Риме наверняка уже слышали про великого князя московского Ивана III, который сколачивал мощную державу.

В 1478 году Иван III подчинил и упразднил Новгородскую республику, являвшуюся для ливонцев привычным соседом. Где гарантии, что он не пойдет дальше на запад?

К слову сказать, Бернхард фон дер Борх состоял в дальнем свойстве с Иваном III. Двоюродный брат Бернхарда Фридрих был женат на Елене Палеолог — родной сестре жены Ивана III, Софии Палеолог. Ландмейстер считал, что у него есть все основания опасаться этого «родственника».

Те же самые доводы Бернхард повторил в письме верховному магистру тевтонцев Мартину Трухзесу фон Ветцхаузену, умоляя его замолвить словцо перед папой Сикстом. Заодно просил войск и денег на войну со «схизматиками». Но вообще-то ландмейстер рассчитывал, что боевые действия станут для него легкой прогулкой. Он не собирался напрямую бросать вызов Москве, а хотел отвоевать некоторые приграничные земли у Псковской республики, которая, хоть частично и сохраняла самостоятельность, находилась в вассальной зависимости от великого князя.

Псковичи же, как и новгородцы, для ливонцев были противником старым и привычным. Соседи жили бок о бок уже свыше двух веков, и пограничные конфликты между ними стали обычнейшим делом. Те и другие попеременно набегали друг на друга, грабили, потом заключали временные перемирия, которые затем нарушали. Ничего нового.

Фон дер Борх рассчитывал, что московский князь не станет вмешиваться в очередную заваруху на землях Пскова — что, своих забот у Ивана мало? Ландмейстер знал, что у великого князя обострился конфликт с ханом Большой Орды Ахматом.

В январе 1480 года ливонцы легко захватили и разграбили пограничную крепостцу Вышгородок, но уже Гдов им не дался. Фон дер Борх скомандовал временное отступление, рассчитывая повторить набег. Однако вскоре выяснилось, что ландмейстер обманулся в расчетах — Иван III послал на помощь Пскову войско под началом воеводы Андрея Никитича Ногтя-Оболенского. Соединившись с псковскими ратниками, москвичи вторглись в Ливонию, опустошили окрестности Дерпта и вернулись с большой добычей и множеством пленных. Ландмейстер был обескуражен. Однако вскоре московская рать ушла восвояси — все наличные войска нужны были Ивану III против татар. В этом фон дер Борх увидел свой шанс.

В течение нескольких следующих месяцев на границе шли кровавые столкновения. Так, в августе 1480 года ливонцы захватили небольшой городок Кобылу, вырезав и угнав в плен 4000 его обитателей, — и даже спустя несколько десятилетий на том месте был пустырь. Ливонский хронист Бальтазар Руссов сообщал, что Борх собрал огромную силу. Хронист называл — явно сильно преувеличивая! — численность в «100 тысяч человек войска из заграничных и туземных воинов и крестьян». С этим войском ливонцы вновь попытались захватить Изборск и Псков, но обе осады провалились. Неудачной оказалась и попытка десанта с кораблей в Запсковье, которую псковичи сумели пресечь. А дальше чаша весов вновь качнулась не в пользу фон дер Борха.

К концу осени пришло известие о знаменитом «стоянии на Угре», закончившемся поражением и отступлением хана Ахмата. Тут ливонский ландмейстер сообразил, что наступило время срочно отводить свое воинство в Ливонию. Он опять принялся писать верховному гроссмейстеру Тевтонского ордена: требуется срочная помощь. Фон дер Борх особенно напирал на то, что беда грозит не только Ливонии.

Мол, если падет Ливония, перед лицом русской опасности окажутся и другие «христианские земли». Чтобы не обходиться одними письмами, ландмейстер отправил в «турне» одного из своих приближенных — комтура замка Голдинген (ныне Кулдига) Герхарда Малинкродта.

Малинкродт посетил дворы ряда европейских государей, добрался в итоге до Вены и встретился там с повелителем Священной Римской империи Фридрихом III. Фридрих III настолько впечатлился рассказом ливонского гостя, что на правах верховного владыки германского мира пожаловал фон дер Борху Рижскую епархию в ленное владение. В своем указе император обосновал свой дар тем, что, мол, лишь фон дер Борх сумеет организовать оборону этих земель от «схизматиков». Мало того — император даже вызвался ходатайствовать перед римским папой, чтобы тот наделил ливонского ландмейстера правом назначать рижского архиепископа по своему усмотрению. По мнению Фридриха, это право поможет ландмейстеру сплотить Ливонию перед лицом московитов. Опять же, император пообещал денег.

Бесславный конец магистра

Но дурное предчувствие фон дер Борха, появившееся у него после известий с Угры, оправдалось: в январе 1481 года Иван III выслал на ливонцев 20-тысячное войско под началом воевод Ярослава Васильевича Оболенского и Ивана Васильевича Булгака Патрикеева. К этому войску присоединилась новгородская рать во главе с великокняжескими наместниками Василием Федоровичем Китаем Шуйским и Иваном Зиновьевичем Станищевым. Сын Шуйского Василий Васильевич Бледный Шуйский возглавил в походе псковский полк. Та зима была очень снежной, и ливонцы не опасались нападения — они думали, что наступление начнется весной. Однако, внезапно перейдя границу Ливонии, рати Ивана III ударили в трех направлениях, двинувшись на замки Тарваст, Каркус и Феллин.

Тарваст и Каркус пали уже через месяц, а осада Феллина, одного из мощнейших замков в Ливонии, началась 1 марта.

«Когда он (фон дер Борх. — Прим. авт.) воротился из России, то pyccкие последовали за ним в Ливонию, и здесь совершали еще более ужасные безчинства и жестокости, нежели какие он совершил в России, и совершенно выжгли области Феллин и Тарвест вместе с посадом, много народу убили и взяли в плен без всякого сопротивления, забрали много колоколов из церквей и увезли их из Ливонии вместе с другим разграбленным добром. Тут оправдалось изречение Соломона, в котором он говорит: „Муж и конь уготовляются на день брани: от Господа же помощь“. Подобное же видели и на этом магистре. Потому что хотя он, как уже сказано, и собрал такую силу народа против русского, какой никогда не собирал ни один магистр ни до него, ни после, а все-таки он с нею достиг очень малого», — грустно констатирует Бальтазар Руссов.

За день до подхода русских Бернхард фон дер Борх бежал из Феллина в Ригу. Он едва спасся — на протяжении полусотни верст его преследовала новгородская рать, захватившая даже часть ландмейстерского обоза. Что же до Феллина, то его обитатели, оказавшись под огнем мощной великокняжеской артиллерии, предпочли откупиться и выплатили воеводам 2000 рублей (на современные деньги — примерно 9,5 млн рублей). Плюс ко всему «схизматики», отступая, прихватили с собой большую добычу: скот, коней и человеческий «полон».

Бедствия ливонцев усугубились тем, что в переполненном беженцами Ревеле вспыхнула эпидемия чумы. В итоге властям Ливонии ничего не оставалось, кроме как пойти на переговоры. 1 сентября 1481 года в Новгороде было подписано соглашение о десятилетнем перемирии. Стороны договорились сохранить старую границу — и все, что называется, остались при своих. Однако мир 1481 года посеял драконьи зубы будущих конфликтов. Согласно заключенному договору Дерптское епископство должно было ежегодно уплачивать Пскову «юрьевскую дань» (изначальное название Дерпта — Юрьев) в размере одной гривны (равнявшейся одной немецкой марке или шести венгерским золотым) с души. Дань эта никогда толком не выплачивалась, что спустя десятилетия послужило для Ивана Грозного одним из поводов к началу опустошительной Ливонской войны.

Что до магистра Борха, то он вскоре вновь погряз во внутренних конфликтах. В декабре 1481 года папа римский Сикст IV в своей булле разрешил рижанам отказаться от присяги на верность фон дер Борху и приказал повиноваться новому архиепископу Стефану Грубе. 29 июля 1483 года папский ставленник Грубе приехал в Ригу и потребовал от братьев фон дер Борх беспрекословного подчинения. Те отказались. Бальтазар Руссов сообщает, что в Ливонии тогда разгорелась настоящая гражданская война. На сторону Грубе встали рижские горожане, которым надоел властолюбивый ландмейстер, всё время пытавшийся вмешаться в дела городского самоуправления.

«Тогда архиепископство рижское снова отдано в жертву и разграблено, а город Рига обложен осадою; и хотя рижане вместе с архиепископом и потерпели достаточно нужды чрез продолжительную осаду; однако, магистр все-таки не мог сделать им никакого вреда. Потому что рижане вместе с архиепископом сильно защищали свой город, так что магистр должен был со стыдом удалиться. После того рижане продолжали нападение и зажгли замок Ригу (одна из орденских резиденций. — Прим. авт.), который был очень близко построен к их городу, разрушили его и совершенно уничтожили, и затем осадили и взяли замок Динамюнде», — извещает Руссов.

Рижане набрались смелости и осадили даже главную орденскую резиденцию в Вендене (ныне Цесис), но взять тамошний замок у них не получилось. В итоге они опустошили окрестности Вендена и вернулись в Ригу с богатой добычей и с множеством пленников.

Неудачников никто не любит — на Борха восстали его собственные приближенные. 19 ноября 1483 года орденские сановники прибыли в Венден, заняли замок и поместили ландмейстера под арест, вынудив его официально отказаться от своей должности. Бернхард фон дер Борх еще дешево отделался — жизнь у него отнимать не стали. Оказавшись в кругу недоброжелателей, он сдал свои полномочия ревельскому комтуру Иоганну Фридриху фон Лоринкгофену, ставшему новым ландмейстером. Свергнутый же владыка отправился в ссылку и остаток жизни провел в замках Леаль и Пернов. Лишившийся власти и сторонников, он уже никого больше не интересовал — современники даже не потрудились зафиксировать точное время его смерти: то ли 1486, то ли 1488 год…

Однако гражданская война в Ливонии продолжилась и при фон Лоринкгофене. Стефан Грубе неожиданно скончался в Риге 20 декабря 1483 года. Фон Лоринкгофен выдвинул кандидатом на вакантное место главу своего секретариата Михаэля Хильдебранда, а рижские бюргеры захотели видеть новым архиепископом богатого графа Генриха Шварцбургского, с которым они поддерживали выгодные торговые отношения. Тевтонский орден также предложил своего кандидата на должность архиепископа — им стал орденский канцлер Николай Крейден.

Фон Лоринкгофен сумел убедить гроссмейстера согласиться на кандидатуру Хильдебранда, а вот рижан пришлось «убеждать» силой оружия. Кровопролитные сражения вспыхивали одно за другим, город Рига и орденские замки поочередно подвергались нападениям, люди гибли в огромных количествах, край лежал в запустении. Лишь в марте 1491 года орден окончательно разгромил рижан и навязал им мирный договор на своих условиях. 26 мая 1494 года Иоганн Фридрих фон Лоринкгофен скончался, а новым ландмейстером стал Вольтер фон Плеттенберг. Именно Плеттенбергу, вошедшему в историю в качестве самого выдающегося из ливонских магистров, удалось окончательно преодолеть кровавое наследие фон дер Борха, навести полный порядок в вверенном ему государстве и продлить его жизнь более чем на полвека…

Победы, поражения, убийства и взаимный грабеж

О первых годах жизни Вольтера (так в старонемецком произносилось нынешнее имя Вальтер) фон Плеттенберга мы знаем немногое. Достоверно известно, что родился он около 1450 года в замке Мейрих в Вестфалии, а в возрасте десяти лет родители перевезли его в Нарву, являвшуюся тогда частью немецкой Ливонии. В пятнадцать лет юный Вольтер вступил в ряды Тевтонского ордена. Ум и усердие позволили ему быстро продвинуться. В 1482–1488 годах фон Плеттенберг занимал должность фогта (управляющего) замка Розиттен (ныне Резекне), а годом позже ландмейстер Иоганн Фридрих фон Лоринкгофен назначил его на должность ландмаршала.

Возвышение Плеттенберга совпало с обострением войны ливонского ландмейстера и рижских бюргеров — и именно ему принадлежит главная заслуга в том, что победу одержали рыцари. 30 марта 1491 года Плеттенберг, командуя орденским войском, разгромил рижское ополчение в битве при Нойермюлене (ныне Адажи).

«Он превосходно вел большие войны, первоначально с рижанами, и принудил их снова отстроить замок Ригу, который они перед тем разрушили. И дабы еще успешнее удержать их в повиновении, сильно укрепил замок Динамюнде, находившийся невдалеке от Риги. Точно так же велел он сызнова построить и вывести три прекрасные высокие башни в Вендене», — сообщает о деяниях Плеттенберга Бальтазар Руссов.

Плеттенберг торопился обеспечить единство Ливонской конфедерации — если понадобится, то железом и кровью.

Ландмаршал считал, что вскоре Ливонии придется столкнуться с могущественным врагом с востока.

Да, новгородцы и псковичи были противником привычным — с ними орден на протяжении двухсот лет то торговал, то вел пограничные войны, то вновь заключал мир. Но великий князь Иван III создавал нечто еще невиданное ливонскими рыцарями. После того как Иван III подчинил и подмял под себя Новгородскую республику, стало ясно, что недолго осталось и независимости Пскова. А дальше можно было ожидать, что гигантская держава, внезапно возникшая на глазах у изумленной Европы на ее восточных рубежах, захочет завоевать и Ливонию. И одним из первых, кто ясно осознал эту опасность, оказался он, Вольтер фон Плеттенберг.

Историк Вольфганг Акунов, специализирующийся на Тевтонском ордене, сообщает:

«Со свойственной ему энергией новый ландмаршал попытался восстановить обороноспособность орденского войска, прежде всего — путем вербовки хороших пушкарей и пушечных дел мастеров, с целью усилить орденскую артиллерию, как крепостную, так и полевую. Стремясь усилить рыцарское войско, Плеттенберг мобилизовал большие вспомогательные контингенты, состоявшие из леттов (латышей) и эстов (эстонцев). Представители коренных прибалтийских народностей отнюдь не уклонялись от несения военной службы под знаменами Тевтонского ордена, поскольку начиная с XIII века (если не раньше) именно они (а вовсе не отсиживавшиеся за каменными стенами замков и городов орденские рыцари и прочие остзейские немцы) неизменно становились первыми и главными жертвами достаточно частых походов русских ратей на Ливонию».

Фон Лоринкгофен умер, как уже указывалось, 26 мая 1494 года — а 7 июля рыцарский капитул выбрал его преемником Вольтера фон Плеттенберга, которого орденские хронисты аттестуют «превосходным и разумным мужем». И год его избрания совпал для Ливонии с началом нового конфликта с Московским государством, которое усиливалось под скипетром Ивана III. В том же 1494-м великий князь рассорился с североевропейским политико-экономическим Ганзейским союзом.

Великий князь распорядился закрыть Немецкий двор в Новгороде, находившихся там ганзейских купцов арестовать, а товары — конфисковать. Поскольку многие из арестованных купцов являлись ливонцами, это усилило враждебность конфедерации к Москве.

С тех пор отношения неуклонно ухудшались, пока в 1501 году не окончились войной. Начиная эту войну, Плеттенберг выступал, как он считал, с сильной позиции — в качестве союзника Великого княжества Литовского. Ведь боевые действия между Москвой и ВКЛ открылись годом раньше, в 1500-м, главные силы Ивана III были заняты на литовском направлении. И на первых порах удача улыбалась Плеттенбергу, вновь показавшему себя искусным полководцем. В 1501 году, в четверг после праздника святого Варфоломея (24 августа), ландмейстер со своими всадниками и пехотой встретился с намного превосходящим ливонцев по численности московским войском у реки Серица близ Изборска.

Подробности этой битвы сообщает историк Вольфганг Акунов:

«Не ожидая подхода Большого полка (основных сил), русский Передовой полк, состоявший из псковитян, с марша атаковал орденское войско. Умело применив артиллерию и аркебузы (именуемые в русских летописях тех времен „пищалями“), ливонцы отразили нападение, обратив псковитян в бегство. Бегущие под огнем ливонских аркебуз и пушек псковитяне внесли сумятицу и беспорядок в ряды подходившего к полю боя русского Большого полка. Завязалась артиллерийская дуэль, но все попытки московского „наряда“ (пушек) подавить ливонскую артиллерию оказались безуспешными. Поражение московской рати было довершено конной атакой ливонских рыцарей, смявшей и опрокинувшей полки великого князя Ивана».

После этой победы ландмейстер разграбил Остров, окрестности Изборска и Ивангорода. Если б не навалившаяся на его войско эпидемия (Руссов называет ее «мором от истечения крови»), он мог бы причинить врагу куда больше вреда. Однако вернувшееся из-за болезни домой ливонское войско оказалось рассеяно и отлеживалось на квартирах по замкам. Сам Плеттенберг страдал от большего телесного изнурения.

Тем временем московиты, сумев собрать немалые силы, напали на Ливонию. В отместку за опустошение территорий ливонцами войска Ивана III разорили всё Дерптское епископство, половину Рижского епископства, Мариенбургскую область, города Триватен, Эрмис, Тарваст, Феллин, Лаис, Оберпален, Вирланд, Нарву, убили и увели в плен 40 тысяч человек. В дальнейшем полоса неудач ордена усугубилась провальным для рыцарей сражением у замка Гельмед 20 ноября 1501 года. Ливонцы эту битву объявили своей победой: якобы там они положили более полутора тысяч московитов вместе с их главным полководцем, князем Александром Оболенским.

Псковская же летопись описывает эти события совершенно иначе:

«И услышавши воеводы великих князей, что под Гельменем городком сила немецкая Юрьевская, и изъясачившася и поидоша на них, и начаша с Немцы битися. И на первом сступе убиен бысть господин благоверный князь Александр Оболенский, за Святую Живоначальную Троицу, и за святые церкви и за отчину государей великих князей и за псковскую отчину. И биша поганых Немец на 10 верстах, и не оставиша их ни весто ноши. А не саблями светлыми секоша их, но биша их москвичи и Татарове аки свиней шестоперы».

Князя Оболенского ливонцы действительно убили — почему Плеттенберг потом и объявил свою победу. Но ливонскому простонародью не сказали, что Оболенский командовал всего лишь авангардным отрядом.

После Гельмеда военные действия в регионе временно утихли, но в 1502 году возобновились. Выздоровевшему ландмейстеру очень хотелось расквитаться за Гельмед и делом доказать, что Ливония всё еще способна себя защитить. На ландтаге в Вольмере (ныне Валмиера) Плеттенбергу при поддержке архиепископа рижского (благо им являлся на тот момент Михаэль Хильдебранд, покорный ордену ставленник фон Лоринкгофена) удалось добиться решения о продолжении войны. Ради сбора денег на поход были приняты специальные подати, а также объявлено отпущение грехов для добровольцев, готовых в нем участвовать. В марте 1502 года ливонцы снова ходили в земли псковичей и пограбили несколько городков. А потом пришли вести, что великий князь московитов бросил почти все свои силы на Смоленск. Тут ландмейстер решил, что сейчас, пока войска Ивана III сражаются с литовцами, самое время опять перейти границу. Плеттенберга поджидало самое тяжелое за всю его карьеру сражение.

«Полупобеда» при Смолино

2 сентября ливонцы «со всем злоумышлением», по словам летописи, подступили к Изборску, но крепости не взяли и пошли к Пскову. 6 сентября ливонское войско появилось у города и обстреляло его из пушек. В ответ псковичи предприняли удачную вылазку, затем отбили несколько приступов. На третий день ландмейстер снял осаду и велел отходить. Позже он намеревался повторить набег и добиться большей удачи. Однако вдогонку за ним устремился воевода Даниил Щеня с московскими и новгородскими полками. Щеня, по достоинству считавшийся самым искусным из полководцев Ивана III, догнал отступавших ливонцев у озера Смолино 13 сентября 1502 года.

Воевода хотел обескровить рыцарское войско, нанести ему максимальный урон — чтобы предотвратить возможность новых побегов. Но с самого начала дело не заладилось, причем произошло это по вине ратников передового полка, захвативших ливонские обозы. Воеводы Андрей Кропоткин и Юрий Орлов-Плещеев не сумели удержать своих людей от грабежа «немецкого коша», боевые порядки смешались. Ливонцы обрушились на передовой полк и перебили его почти полностью, включая воевод. В дальнейшем ситуация для великокняжеского войска еще больше ухудшилась: остальные полки не успели принять боевой порядок, растянулись по дороге, подходили, по словам летописи, «изрывкою». Им противостояла мощная фаланга ливонской пехоты, первая линия которой состояла из полутора тысяч человек, с пушками и аркебузами.

В завязавшейся сече ливонцы начали одолевать, Плеттенберг уже торжествовал успех. Но тут произошло нечто странное. Бальтазар Руссов, описывая ход битвы, упомянул следующий факт: «Некто же, по имени Лука Гамерстеде (Лукас Хаммерштедт. — Прим. авт.), схватил барабан, и с ним лукавым образом перебежал к неприятелю». Более подробно это происшествие описывается у Николая Карамзина в «Истории государства Российского». По словам историка, опиравшегося на источники начала XVI века, орденский знаменосец Конрад Шварц, получив смертельное ранение стрелой, закричал своим: «Кто из вас достоин принять от меня знамя?»

«Один из Рыцарей, именем Гаммерштет, хотел взять его, получил отказ и в досаде отсек руку Шварцу, который, схватив знамя в другую, зубами изорвал оное; а Гаммерштет бежал к Россиянам и помог им истребить знатную часть Немецкой пехоты», — живописует Карамзин.

Об этом случае упомянул и историк XIX века Николай Полевой.

«Русские превосходили числом, рыцари устройством; два раза русские были сбиты, возвращались и нападали снова. Орденский знаменосец Шварц был ранен и кричал товарищам: „Возьмите знамя!“ Рыцарь Гаммерштет хотел взять его; Шварц не отдал ему знамени и изорвал зубами, когда Гаммерштет, в бешенстве, старался отнять его и отрубил руку Шварцу. Гаммерштет немедленно бежал к русским и повел их на слабую сторону немецкой пехоты», — драматически описывает произошедшее Полевой в «Истории русского народа».

В дальнейшем, если верить некоторым источникам, Хаммерштедта видели при дворе великого московского князя одетым в роскошные одежды. Историкам уже вряд ли когда-либо удастся разгадать эту странную историю, но сделать предположение можно. Известно ведь, что Иван III активно развивал разведку. Автор этих строк в свое время написал роман «Прах на ветру», в котором рассказал, что без агентов великого князя, затесавшихся в ряды ливонского войска, тогда не обошлось…

Так или иначе, последствия этой диверсии оказались для ливонцев плачевными — уже одержанная почти победа ускользнула из их рук. В результате атаки московских и новгородских ратников, которым Хаммерштедт показал слабое место орденского войска, были убиты четыреста ливонских пехотинцев. В сече погибли начальник пехоты Матвей Пернауэр и его брат поручик Генрих. Серьезные потери понесла и ливонская конница, прикрывавшая отход пехоты. В конечном итоге битва закончилась чем-то вроде «ничьей». Ослабленное, но всё еще боеспособное войско Плеттенберга продолжало стоять у озера Смолино, затем оно организованно отступило в свои земли.

«Ничья» при Смолино стала для Ивана III выигрышем. Ливонскому войску был нанесен такой урон, что ландмейстер прекратил набеги на Псковскую землю. У Москвы высвободились силы, необходимые на литовском театре военных действий. В следующем, 1503 году великий князь литовский Александр, ставший к тому времени и польским королем, запросил у Ивана III мира. По условиям мирного договора Москва сохранила почти все отобранные у Литвы земли: 19 городов и 70 волостей. 2 апреля 1503 года и Ливония подписала с Москвой перемирие, остававшееся (с регулярными продлениями) в силе в течение 55 лет.

В дальнейшем ландмейстер, предвидя новые войны и кризисы, старался всячески укрепить свое государство. «В 1513 году этот магистр Вольтер фон Плеттенберг откупился у маркграфа Альбрехта, великого магистра в Пруссии, от присяги в верности и от ленной зависимости, так что магистрам в Ливонии с тех пор не было более надобности получать ленные инвеституры от великого магистра в Пруссии», — сообщает Бальтазар Руссов.

Вскоре Ливонское ландмейстерство осталось фактически в одиночестве, поскольку его «старший брат» — Тевтонский орден, давно уже клонившийся к упадку, — в 1525 году фактически прекратил существование, уступив свои земли новому светскому государству — Пруссии. После этого Плеттенберг, понимая, что в одиночку Ливонии не устоять, вступил в вассальные отношения с главой Священной Римской империи Карлом V и стал имперским князем (Reichsfürst).

Обреченное государство

21 сентября 1525 года Вольтер фон Плеттенберг принял очень важный акт: он предоставил Риге, а затем и всей Ливонии полную религиозную свободу. Нужно учитывать, что в этот период, если верить позднейшим хронистам, в Ливланде наблюдалось падение авторитета католицизма.

Бальтазар Руссов, родившийся тридцатью годами позже описываемых им событий, не жалеет черных красок, расписывая нравы ливонского католического духовенства: он обвиняет их в разврате, обжорстве, сребролюбии и потакании таким же порокам своей паствы.

Надо признать, что Руссов — лицо крайне предвзятое, ведь сам он был лютеранским пастором. И его филиппики в адрес католичества представляли собой типичную риторику лютеран в отношении римской церкви.

Однако кое-какое зерно истины в словах Руссова имеется, иначе невозможно было бы объяснить тот факт, что, когда учение Мартина Лютера проникло в Ливонию, оно быстро завоевало там широкую популярность. Сохранились свидетельства о том, что народ открыто издевался над католическими монахами и священниками, а в некоторых местах дело дошло даже до насильственных действий против служителей старой церкви. Весной 1524 года в рижских церквях Святого Петра и Святого Якова были разбиты священные предметы, в мае из городских монастырей изгнали их обитателей; монахини стали выходить замуж.

Кроме того, рижанам по-прежнему не нравилось, что внутренние городские дела были поставлены в зависимость от двух центров силы — светского главы конфедерации и архиепископа. Причем теперь симпатии рижан склонялись на сторону Плеттенберга — его уважали за то, что после многих лет внешних войн и внутренних междоусобиц он сумел принести в Ливонию мир. Горлопаны и крикуны открыто на площадях провозглашали, что пора бы «убавить» чересчур стеснительную власть архиепископа. Общее настроение было таково, что о восстановлении старого порядка нельзя было и думать.

В конце концов, Рига общим мнением решила не признавать более архиепископа своим государем и считать таковым исключительно Плеттенберга. Ему это было только на руку — ограничение прав и силы рижских архиепископов всегда было одной из целей орденской политики. Над ним висел, правда, этический фактор. Испокон веков Тевтонский орден считался одной из твердынь католической веры. Если бы экс-ландмейстер решил поступить по традиционным понятиям, он должен был бы окоротить чересчур вольнолюбивых горожан. Ведь сам он доселе считался добрым католиком и исправно возносил хвалу Его Святейшеству Папе Римскому, но…

Соблазн покончить с двоевластием в свою пользу был слишком уж велик, а совесть новоиспеченного князя оказалась достаточно эластичной, чтобы принять выгодное ему лично решение. Не таков он был человек, чтобы упустить реальную выгоду ради богословских догматов. К тому же Тевтонский орден больше не существовал, а князья Северной Германии и скандинавские короли активно переходили в лютеранство.

Стал протестантом и Альбрехт Бранденбург-Ансбахский — последний великий магистр Тевтонского ордена и первый герцог Пруссии. Если бы Плеттенберг не разрешил веротерпимость, то остался бы в политической изоляции. И поэтому он предоставил лютеранству в Ливонии равные права с католицизмом.

Плеттенберг довольно легко перенес угрозы архиепископа Иоганна Бланкенфельда, громогласно обвинявшего его в отступничестве, за что полагалась геенна огненная. Князь не устрашился, даже сам продолжая пребывать в католической вере. То, что он мог рассчитывать на поддержку горожан, поголовно вставших на его сторону, ему казалось много важнее архиепископского гнева. Довольны в итоге оказались все — разумеется, кроме Иоганна Бланкенфельда и церковно-монашеской братии. Вскоре после предоставления религиозной свободы Кирхгольмский договор (устанавливавший двоевластие ландмейстера и архиепископа) был отменен, а городская администрация завладела епископским двором и домами каноников.

Что касается Москвы, то в ее отношении Плеттенберг старался проводить политику сдерживания. Еще в 1498 году ливонский ландтаг постановил не продавать русским медь и изделия из меди, а также свинец. Впоследствии санкционный список был дополнен доспехами, огнестрельным оружием, арбалетами, серой и селитрой. Отдельным пунктом был прописан и запрет на вывоз коней. Плеттенберг не стеснялся применять санкционный рычаг и впоследствии. Например, чтобы принудить великого князя Василия III принять более приемлемые для Ливонии условия договора, Плеттенберг в 1524 и 1527 годах специально добивался решений, требовавших от местных купцов не вывозить рожь на Русь.

Но московиты с помощью различных ухищрений успешно обходили подобные санкции.

«Немецкие купцы доставляли в Россию серу, селитру и другие товары по морскому пути и по сухому через Литву и Финляндию. После войны были выставлены в Вендене отнятые у русских пушки, которые были отлиты в Вестфалии», — сообщает историк XIX века Леонид Арбузов, оставивший чрезвычайно любопытное сочинение об истории Ливонии.

Так или иначе, Вольтер фон Плеттенберг сумел принести Ливонии долгожданную стабильность. Умер он в очень преклонном — особенно для Средневековья! — возрасте 28 февраля 1535 года, когда ему было почти 85 лет.

Смерть внезапно настигла престарелого рыцаря в его резиденции в Вендене, когда он сидел в своем резном дубовом кресле, опираясь правой рукой на эфес меча, вонзенного в доски пола.

Могильную плиту Плеттенберга и сейчас можно видеть в церкви Святого Иоанна в Цесисе. А в Риге (например, в Домском соборе и в Замковом дворе) можно и поныне лицезреть его рельефное изображение в полном рыцарском облачении.

Магистру повезло — он не увидел, что все его старания, по сути, ушли в песок. Ливонскому государству, которое он старался возвысить и укрепить, история отвела после смерти Плеттенберга всего четверть века. При его преемниках Германе фон Брюггеноэ, Иоганне фон дер Реке, Генрихе фон Галене и Иоганне Вильгельме фон Фюрстенберге начался закат Ливонии: элита поделилась на партии, яростно спорившие о внешнеполитическом курсе и о том, на кого теперь опереться. Одни советовали искать поддержки у германских князей, другие стремились к заключению союза или даже унии с Польшей, третьи предлагали сближение со Швецией. В итоге политические раздоры привели в 1554 году к трехлетней междоусобной войне, разгоревшейся из ссоры тогдашнего ландмейстера Генриха фон Галена с рижским архиепископом Вильгельмом Бранденбургским. Но самая большая беда обрушилась на Ливонию в 1558 году, когда конфедерация оказалась в состоянии очередного конфликта с Москвой.

Царь Иван Грозный в полной мере унаследовал от своих предшественников неприязнь к Ливонии — и постановил решить «ливонский вопрос» вооруженной силой. Московское царство начало войну с Ливонией 17 января 1558 года. Конфедерация отчаянно сопротивлялась, но силы были слишком неравны. В итоге 31 августа 1559 года магистр Готхард Кетлер заключил в Вильне с Сигизмундом II Августом соглашение, по которому земли ордена и владения рижского архиепископа переходили под «клиентелу и протекцию» Великого княжества Литовского. Сам Кетлер получил в свое владение кусок ливонских земель, на котором возникло Курляндское герцогство. В свою очередь, Ревель отошел Швеции, а остров Эзель (Сааремаа) был передан герцогу Магнусу, брату датского короля. Таким образом, земли Ливонской конфедерации Ивану Грозному не достались — хотя война продолжалась еще свыше двадцати лет. Животрепещущие события и череда новых правителей постепенно изгладили из памяти народа историю о талантливом ландмейстере Вольтере фон Плеттенберге…