Горняцкое искусство африканского сукуса. Краткая история группы Markscheider Kunst

Как клуб TaMtAm стал колыбелью российской инди-музыки

Бывшие студенты Горного института в Санкт-Петербурге Сергей Ефременко и Серафим Селенге Макангила вспоминают, что судьбоносным для них событием стало знакомство со знаменитым Всеволодом Гаккелем, незадолго перед тем ушедшим из «Аквариума». И для понимания феномена группы Markscheider Kunst необходимо сначала обратиться к истории клуба TaMtAm, который до сих пор с ностальгией вспоминают многие петербургские меломаны. По сути, это оказался первый в России «нормальный» музыкальный клуб — «независимый», как его впоследствии стали называть. TaMtAm резко отличался от прославленного Ленинградского рок-клуба советских времен с его официозной помпезностью, бюрократизмом и литовками.

А мысль о создании того, что позднее станет клубом TaMtAm, посетила Гаккеля, когда в 1988 году он впервые оказался в США:

«По счастливому стечению обстоятельств в Нью-Йорке я оказался в компании Сергея Курехина, который уже месяц как ошивался на Западном побережье. А к моменту моего приезда он перебрался на Восточное побережье и остановился у нашей давней приятельницы Марины Алби. В течение месяца мы с ним просто таскались по Нью-Йорку и изучали его. Изучали в том числе и нью-йоркскую клубную сферу. Помню, буквально на второй-третий день мы пошли в клуб Village Vanguard на концерт фантастического Sun Ra Arkestra. Понятно, что я был совершенно ошеломлен их музыкой, но больше всего меня поразило само место. Удивил сам факт того, что столь известный оркестр с мировым именем играет в камерном пространстве перед аудиторией в двадцать человек!»

А позже Гаккелю довелось сходить на концерт Peter Gordon Orchestra в заведении Knitting Factory, которое позиционировало себя как клуб экспериментальной музыки.

«Интереснейшая музыка с элементами джаза и авангарда — и аудитория человек в пятьдесят, а то и меньше… К тому времени „Аквариум“ выступал на стадионах — и мы пребывали в наивной уверенности, что чем больше аудитория, тем лучше. Конечно же, я имею представление о звуке, поскольку нахождение внутри большого оркестра на сцене для меня было достаточно привычным. Это ни с чем не сравнимое наслаждение. Но на концертах, как правило, существует некоторая дистанция между сценой и аудиторией, порой с трудом преодолимая. Но в Knitting Factory я сидел за столиком перед сценой, а оркестр из пятнадцати человек играл мне прямо в лицо. У меня никогда прежде не было столь потрясающего опыта… Я услышал, как звучит сегодняшний день — и это буквально сдуло мне башню! А ведь в Нью-Йорке подобных клубов были десятки и сотни — где звучит живая музыка в самых разных жанрах. И я совершенно отчетливо увидел, что это именно то, чего не хватало в моем родном городе. Надо было как-то исправлять ситуацию», — рассказывает Гаккель.

Вернувшись в город, тогда еще называвшийся Ленинградом, Гаккель твердил всем друзьям, что «нужен клуб». В это же время он лично познакомился с Sonic Youth, выступление которых дало ему представление о новом звуке, адекватном концу XX века. И в очередной раз оказавшись в Нью-Йорке, и чуть позже в Лондоне, Сева Гаккель стал уже целенаправленно изучать клубную среду. И в итоге по возвращении сам взялся за организацию клуба — пока еще не представляя, какие препятствия ему придется преодолевать.

В 1991 году перкуссионист группы «АукцЫон» Павел Литвинов познакомил Севу Гаккеля с Александром Кострикиным, председателем Василеостровского Молодежного центра. Это учреждение располагалось в доме 49 по Малому проспекту Васильевского острова. Увидев помещение, Сева нашел его идеально подходящим для своей цели. В летнее время в центре ничего не происходило, и Кострикин дал согласие на проведение концертов. С чего-то надо было начинать — и на первые концерты, состоявшиеся на сцене новоиспеченного клуба, Гаккель позвал своих друзей-музыкантов «старой школы».

В городе к тому моменту в концертном плане практически ничего не происходило — и вот разлетелся слух, что «появилось какое-то место». На первое выступление молодой группы «Нож для фрау Мюллер» — несмотря на то, что «аппарат», который удалось найти, оставлял желать лучшего — пришло изрядное количество людей.

А потом в TaMtAm потянулись и другие начинающие группы.

«Саша Кострикин дал мне полный карт-бланш — делайте что хотите, приглашайте кого хотите. Это разительно отличалось от Ленинградского рок-клуба с его отборочными комиссиями, членством и литовкой текстов», — свидетельствует Гаккель.

В дальнейшем в клубе TaMtAm выступали самые разные группы, некоторым из которых суждено было стать очень известными: «Химера», Tequilajazzz, «Король и Шут», «Сплин», «Джан Ку», «Кирпичи», «Машнинбэнд», «The Пауки», «Пупсы», Spitfire, «Хулиганы» (впоследствии они трансформировались в «Сказы леса») и даже разок-другой успели сыграть совсем юные «Последние танки в Париже».

«Тормози свой паровоз». В этом документальном фильме рассказывается о группах, которые в начале 1990-х выступали в клубе TaMtAm

«Понятно, что тогда была довольно жесткая эпоха… И хотя говорят, что был разгул бандитизма, нас это как-то не касалось. Я был абсолютно счастлив тем, что вокруг меня сформировалась команда единомышленников. Честно говоря, музыканты, выступавшие в клубе, сначала отнеслись ко мне с недоверием. Они думали, что этот „старый хиппи“ — мне было тридцать восемь лет — наиграется в клуб и всё бросит. Я же не бросил — и старался дать возможность группам, „прописавшимся“ у нас, показать мне, каким они видят сегодняшний день. То есть через их призму, через их звук я чувствовал себя современным человеком, соответствующим тому времени. Наше поколение, начинавшее в 1970-е, были первопроходцами — нам было не у кого учиться. И мы сформировали свой собственный стиль. Группы же, появившиеся в 1990-х, уже не могли не учитывать наш опыт, как позитивный, так и негативный. В целом к тому времени уже сформировалось общее направление „русского рока“, где акцент делался на слова. В случае же клуба TaMtAm этот пресловутый „русский рок“ воспринимался как постылое явление, которое уже нужно преодолевать и от которого надо отталкиваться — для того, чтобы построить что-то свое. Такая вот антитеза», — вспоминает Сева Гаккель.

От рокабилли до сукуса

Одной из групп, в числе первых взошедших на сцену клуб TaMtAm, оказался коллектив под названием Markscheider Kunst (нем. Markscheider — «горный инженер», Kunst — «искусство»).

«К тому времени мы провели уже несколько первых концертов. Слава о TaMtAm быстро разнеслась — и уже через пару месяцев к нам на каждый концерт являлась толпа человек в двести-триста… Шли не ради каких-то конкретных имен на афише, а ради самого места. И это без всякой рекламы! Многие молодые группы, естественно, захотели у нас выступить — и я старался никому не отказывать. И получилось так, что я, эстет, нацеленный на авангард и изящную поэзию, вдруг понял, что соприкоснулся с чем-то гораздо более интересным… Как-то ко мне подошел знакомый парень Вася, работавший сторожем в Молодежном центре Васильеостровского района, и говорит: „Вы обязательно должны пригласить группу „Маркшейдер Кунст“. Они мои друзья!“ Ну, ради бога, приходите… И они пришли», — вспоминает Сева.

Территориально TaMtAm находился недалеко от общежития Горного института, в котором учились музыканты Markscheider Kunst. Точная дата создания группы теряется в тумане времени — известно лишь, что это произошло осенью 1991-го. В первоначальный состав вошли студенты младших курсов питерского Горного института Сергей Ефременко (гитара, вокал), Кирилл Оськин (бас) и Сергей «Егорыч» Егоров (тенор-саксофон). Последний, кстати, оказался единственным в группе, кто получил музыкальное образование и вырос в музыкальной семье. А вскоре Егорову пришлось сменить саксофон на барабаны — когда первоначальный барабанщик Михаил Богданович по каким-то причинам не явился на один из концертов. В итоге Егоров занял место за ударной установкой на постоянной основе. В таком составе Markscheider Kunst просуществовали два года и записали «ученические» альбомы «Разные формы оргазма» и «Хорошие мысли», так и не изданные официально.

Как вспоминает Сева Гаккель, начинающая группа играла совсем не ту музыку, которая прославила их впоследствии. Тогда, в 1991-м, это были, по словам Гаккеля, «ковбои», исполнявшие игривый рокабилли. Фронтмен «маркшейдеров» Сергей Ефременко, он же Ефр, соглашается, что их музыкальный курс складывался весьма не сразу и постепенно.

«Однажды я спросил у отца, что такое рок-н-ролл, — и он поставил мне концертник Made in Japan группы Deep Purple. После этого я понял, что не люблю хард-рок. Меня привлекала музыка в стиле рокабилли, сайко, панк — в общем, всё то, что резко отличалось от популярного в 1980-х хайр-метала, от всей этой условной группы Scorpions в кожаных лосинах. Это ненастоящее музло — оно банальное, пошлое и вульгарное… А вот всё то, что называлось обобщенным термином „рутс“, — вот это было как раз безумно интересно. Вот там было настоящее — с душой и с корнями», — рассуждает Ефр.

Впервые пластинку Боба Марли Сергею поставил отец — и эта музыка парню жутко понравилась. А с творчеством черных блюзменов Сергей познакомился, посещая музыкальный магазинчик на 8-й линии Васильевского острова. Мадди Уотерс и Хаулин Вульф, по словам Ефра, восхитили его и подтолкнули к мысли создавать музыку в подобном стиле.

«Я усердно тренировался на гитаре, снимая их пассажи. А потом пришло увлечение рокабилли. Когда мы с друзьями создали студенческий ансамбль, то сначала пытались играть именно в подобном духе. Но TaMtAm в начале 1990-х был средоточием самой интересной музыки в Петербурге — и там я узнал немало полезного, что позволило разнообразить нашу палитру. Помню, например, как Сева Гаккель ознакомил меня с творчеством шотландской группы Silly Wizard — они произвели на меня неизгладимое впечатление», — говорит Ефременко.

Впрочем, по словам Ефра, кое-что Markscheider Kunst почерпнули и у ленинградских групп 1980-х. Например, «Странные игры» исполняли ска, а тот же «Аквариум» периодически обращался к регги. Так или иначе, «маркшейдерам» быстро наскучило играть обычный рокабилли. Дальнейшее направление подсказал случай.

Как-то гитарист Владимир Матушкин вручил Ефру кассету с альбомом знаменитой ска-группы The Skatalites, дописанную несколькими песнями нигерийского мультиинструменталиста Фелы Кути, одного из основателей жанра афробит. Этот замысловатый жанр, балансирующий между фанком, джазом, психоделией и традиционными африканскими этническими мотивами, очень впечатлил Ефра.

Он всерьез заинтересовался данным музыкальным стилем.

В «тамтамовской» среде было принято сразу же делиться друг с другом новой интересной музыкой. А 1990-е — это была эпоха расцвета жанра world music, он всё больше интересовал широкую публику. После Фелы Кути в руки Ефра и его друзей попали сборники африканских групп Zimbabwe Frontline и Cancan 22. Потом Сева Гаккель вручил Сергею свежий альбом знаменитого гитариста Рэя Кудера Talking Timbuktu, записанный совместно с мультиинструменталистом из Мали Али Фаркой Туре. Итоги всех этих изысканий оказались необыкновенно интересными.

«Оказалось, что рокабилли растет из блюза, а блюз, в свою очередь, привезен в Америку из Африки. Оттуда вынужденных переселенцев доставляли не только в США, но и в страны Латинской Америки. И там, в Латинской Америке, негритянская музыка смешалась с местными музыкальными традициями, образовав причудливую смесь. Всё это оказалось для меня необычайно увлекательно. Я понял, в каком направлении нам надо двигаться», — говорит Ефр.

Ему с друзьями быстро надоел рокабилли — и они решили переключиться на блюз, регги и ска. Группа начала «конвертировать» в эти стили сочиненные Ефром песни. Новые задачи потребовали новых музыкантов. Инструментальный состав группы усилился — с «маркшейдерами» стали играть гитарист Владимир Матушкин, перкуссионист Кирилл Ипатов, гармошечник Дмитрий Храмцов, перкуссионист Павел Литвинов. Но тут встал актуальнейший вопрос: кого поставить к микрофону?

«Выяснилось, что если играть блюз мы более или менее умеем, то вот петь его — никак. Нам требовался в качестве вокалиста черный человек. И таковой вскоре нашелся в лице нашего хорошего знакомого Серафима Макангилы. Он был уроженцем Конго, отправился учиться в Советский Союз и очутился в нашем Горном институте. Прекрасный человечище, замечательный друг… Помню, как, послушав нас вживую, он протянул мне кассету: „Это музыка называется „сукус“, ее играют у меня на родине“. Я включил — уау, клево! Появилось понимание, что хочется что-то делать именно в таком вот духе, что это куда интереснее традиционного блюза. Так Серафим влился в наш коллектив, и мы начали понемножечку „африканить“. В дальнейшем оказалось, что афро-латинская музыка, она очень разнообразна — это не только сукус, но и сальса, сон, кумбия, меренге, бачата, ска, калипсо…» — рассказывает Сергей Ефременко.

Конголезец в Петербурге

История появления в Петербурге Серафима Селенге Макангилы заслуживает отдельного рассказа. 22-летний уроженец Демократической Республики Конго оказался в СССР в 1990 году — приехал на учебу. В ту пору Советский Союз совместно с ЮНЕСКО предоставлял иностранцам возможность бесплатного обучения у себя, выплачивая им стипендии. И Серафим сначала прибыл в Донецк, где изучал русский язык. Впервые у микрофона перед аудиторией он оказался, можно сказать, случайно. На мероприятии «Давайте познакомимся!», организованном для иностранных учащихся на базе отдыха под Харьковом, преподаватели попросили студентов продемонстрировать традиционные песни и танцы их родных стран. Несколько сверстников из Сенегала предложили Серафиму исполнить народную пляску. Но вместо этого он захотел спеть песню одного из популярных исполнителей своей родины. Серафима не остановило то, что он не имел музыкального образования и не играл ни на одном инструменте. Макангила нашел парня из Мадагаскара, согласившегося подыграть на гитаре, — и спел. Как ни удивительно, но аудитория оказалась в восторге. Этот опыт так понравился Серафиму, что он решил его при случае повторить.

Поскольку Макангила оказался в числе отличников, ему предоставили право самостоятельно сделать выбор из нескольких городов СССР, где имелись свои горные институты. Серафим назвал Ленинград — город, где он никогда раньше не был, но всегда, по его словам, мечтал побывать. В тамошнем Горном институте его зачислили на факультет экономики горных предприятий. В институте ему суждено было провести следующие пять лет жизни. Выяснилось, что в Ленинграде много студентов из Африки. В частности, в студенческом общежитии на Лесной Серафим познакомился с еще несколькими выходцами с Черного континента, так же, как и он, любившими национальную музыку. Итогом этой встречи стало создание группы M`Bond Art, со временем тоже оказавшейся на сцене TaMtAm.

В ту пору Серафим выходил к аудитории в громадном пиджаке и черных очках — за которыми неопытный вокалист, казалось, пытался спрятаться от слушателей. Публики он в ту пору опасался: боялся, что его свистом прогонят со сцены. Но слушатели, охочие до всякой экзотики, принимали M`Bond совсем даже неплохо. Серафим быстро обжился в клубе. К слову, как вспоминает Макангила, одним из главным «тамтамовских» впечатлений для него стал сам Сева Гаккель.

«Это один из самых удивительных людей, которых я когда-либо знал. Необыкновенно умный и эрудированный, обаятельный, не пьет, не курит, никогда не употребит ни одного нецензурного слова. И вокруг него всегда было множество интереснейших музыкантов. Я приходил в „Там-Там“ не только ради музыки, но и из-за людей», — говорит Серафим.

По его словам, клуб помог ему получить знания о современной рок-музыке, о которой он до того имел довольно смутные представления. Группа же M`Bond Art просуществовала несколько лет. Последний концерт она отыграла в январе 1995-го, после чего большинство ее участников, закончив учебу, отбыли на родину. Серафим, однако, уезжать не стал — он решил связать свою дальнейшую судьбу с Россией. Среди тех, кто наблюдал выступления M`Bond Art из зала, оказался и Сергей Ефременко, к тому времени уже хорошо знакомый с Серафимом, с которым они учились в одном институте. Это знакомство побудило Ефра к более глубокому знакомству с африканской музыкой — тем более что Серафим делился с приятелем привезенными с родины записями. Этот вид музыки назывался «сукус» — Ефр определил его для себя парадоксальным словосочетанием «веселый блюз».

Идея сотрудничества возникла довольно быстро — как-то Сергей предложил Серафиму спеть блюз. Тот, правда, сначала отказался — дескать, «не мое». Однако, оставшись без M`Bond Art, Макангила всерьез задумался: как быть дальше, с кем выступать? Как-то к нему подошли Кирилл Ипатов, Павел Литвинов и Алексей «Микшер» Калинин — все трое специализировались на ударных инструментах — и спросили у Серафима: почему бы ему не создать новую группу?

Вообще для Макангилы это было нелегкое время — и не только из-за распада M`Bond Art. Он только что расстался со своей девушкой, уроженкой Саратова, — и закономерно решил бороться с грустью посредством творчества. Итогом стало создание коллектива Motema Pembe («Чистое сердце»), позаимствовавшего название у футбольного клуба из Киншасы. Группа исполняла конголезскую народную музыку. За гитару в Motema Pembe взялся Владимир Матушкин, одновременно игравший в Markscheider Kunst. А на место второго гитариста попросился и был принят Сергей Ефременко, всё больше интересовавшийся африканской стилистикой. Взамен он попросил Серафима исполнить партию вокала в песне «Наше дело».

Серафим начал выходить на сцену с «маркшейдерами» — сначала ради одной-единственной песни, неизменно игравшейся в конце их концертной программы.

День рождения Серафима Макангилы, празднование в клубе TaMtAm

В 1996-м Motema Pembe сделали свою первую демозапись. Но так получилось, что к тому моменту в Markscheider Kunst и Motema Pembe играли фактически одни и те же люди. Закономерно встал вопрос о необходимости объединиться под одной «вывеской» — и одновременно объединить концертный репертуар. Разговор на эту тему у Серафима с Ефром состоялся в тот момент, когда они ехали на трамвае по Среднему проспекту на Васильевском острове. По словам Макангилы, рассматривались варианты Markscheider Pembe и Motema Kunst.

«Решили в итоге оставить старое проверенное название „Маркшейдер Кунст“. Меня это вполне устроило. Я считаю себя человеком мира, интернационалистом. И очень грела мысль, что я в России буду под немецким названием исполнять конголезскую музыку», — смеется Макангила.

«Великое объединение» состоялось в 1996-м. Однако свой первый официальный альбом Markscheider Kunst записали годом ранее.

«В 1995-м вышел наш альбом „Кем быть“. Записывали мы его своими силами и за свои деньги на втором этаже в TaMtAm. На тот момент в Питере уже появились лейблы, продвигавшие музыку молодых перспективных групп. Однако кассеты с „Кем быть“ мы сами главным образом и распространяли по друзьям. А потом, в 1996-м, нам предложили съездить в Москву на фестиваль музыки регги — организаторы сочли, что мы сумеем удачно разбавить тамошнюю регги-тусовку. К тому времени мы общались с Андреем Куницыным, ака Dr. I-Bolit, с музыкантами групп Jah Division, „Комитетом охраны тепла“ и с Жаком Мантэки. С ним мы не только сдружбанились, но и сотрудничали — так появились, например, песни „Деньги — это способ обмана“, „Кокейро“… И как-то так оказалось, что мы, уникальный коллектив из Питера, исполняющий африканскую и латиноамериканскую музыку, стали востребованы в обеих столицах», — говорит Ефр.

У Серафима Макангилы тоже остались яркие воспоминания о том периоде:

«На момент записи „Кем быть“ я еще не был полноправным участником группы — и там нет моего авторского материала. Но там я поучаствовал в качестве приглашенного вокалиста в нескольких песнях. А вот по-настоящему мне получилось развернуться в следующем альбоме „маркшейдеров“ — в вышедшем в 1996 году St. Petersburg — Kinshasa TRANSIT. Там я с Ефром разделил вокальные партии и поучаствовал в написании песенного материала».

Markscheider Kunst, «Деньги»

Поскольку никто его этому не учил, Серафиму пришлось инстинктивно нащупывать свой способ сочинения музыкальной композиции.

«Обычно я начинаю с того, что выдумываю припев — а потом кропотливо подбираю все оставшиеся необходимые части песни. Мурлыкаю под нос, ожидая, когда ко мне придут слова и мелодия… Я воспринимаю свое творчество как способ связи с Вселенной. Вселенная сама посылает мне песни — тогда, когда сочтет это нужным. Слава богу, я не имею никакого отношения к шоу-бизнесу и не являюсь заложником этой системы. Мне нет необходимости вымучивать песни в те периоды, когда вдохновение отсутствует. И что важно — каждое свое произведение я всегда старался снабдить позитивным посылом слушателю. Когда мы впервые вошли в студию, у меня еще не было необходимого количества песен — и кое-что приходилось придумывать прямо там. Я был охвачен вдохновением, экспериментировал напропалую — и всё у меня получилось легко. Это было так здорово — услышать свой голос и песни на полноценной студийной записи!» — делится Серафим.

По его словам, он воспринимал свое творчество как миссию.

«Когда ехал в Советский Союз, я не мог и думать, что скоро он распадется, — но это случилось. Наступила трудная эпоха передела собственности, бандитизма, когда людям приходилось элементарно бороться за выживание. Тогда в народе было много агрессии, злобы… И мы с Ефром пытались дать нашим слушателям выход в какое-то позитивное измерение. Показать им, что выплеск энергии не обязательно должен быть связан с агрессией. А еще мне было очень важно и дорого, что Сергей любит и понимает мою национальную культуру и служит делу ее распространения», — вспоминает Макангила.

Альбом St. Petersburg — Kinshasa TRANSIT принес группе Markscheider Kunst определенную известность. Соединение регги, ска и блюза с африканскими ритмами заинтересовало искушенную публику — так в России никто еще не играл. Тем более что группа очень много выступала, набирая собственную, беспредельно преданную ей аудиторию. Впрочем, завоевание слушателя не всегда проходило гладко — особенно в тех случаях, когда «маркшейдеры» покидали родной Петербург.

«Помню, был эпизод, когда мы выступали в Москве — в „Горбушке“ перед „АукцЫоном“. Так нас там закидали пивными банками! Когда на сцене появился Серафим, то раздался оглушительный свист. Не приняла тогда публика африканского товарища…» — с усмешкой вспоминает Ефр.

Впрочем, в целом появление Серафима в Markscheider Kunst способствовало росту популярности группы:

«В большинстве случаев слушатели принимали его на ура. Он привнес в наши выступления яркую шоу-составляющую, помог группе обрести свое неповторимое лицо. И на нас стало сыпаться всё больше предложений от разных клубов. Что неудивительно — такого музла, как мы, не делал никто! Нечто отчасти подобное по духу пыталась исполнять петербургская группа „Два самолета“, но они никогда не брались за сукус. А мы исполняли именно чистый африканский сукус. Это был грув, это были танцы… Нас стали звать и на рок-фестивали, и на регги-фестивали…»

Из TaMtAm — на международную сцену

Что характерно, TaMtAm не был самым безопасным в мире местом. Периодически там имели место выплески пубертатно-подростковой агрессии, посетители устраивали драки. К тому же клуб регулярно навещала милиция, которая трясла публику на предмет запрещенных веществ. Конкретно во время выступлений Markscheider Kunst драки возникали редко — видимо, сам характер их музыки способствовал умиротворению. Но досадные инциденты всё же бывали. Как делится Макангила, ему нечасто приходилось сталкиваться с проявлениями расизма — но приходилось. Так, однажды Серафим стоял перед входом в клуб, дожидаясь своего выхода на сцену. К нему подошел какой-то незнакомый парень и ударил:

«Я был настолько шокирован, что даже не смог ему ответить. В прострации зашел в клуб и рассказал о случившемся Ефру и Севе Гаккелю. Сева подозвал к себе того парня и предупредил, что если тот еще раз позволит себе что-то подобное, то ноги его в „ТамТаме“ никогда больше не будет».

Позже имел место другой подобный случай — но там музыканты приняли участие в силовом разрешении вопроса. Это было, когда «маркшейдеры» давали концерт в другом петербургском клубе — Fish Fabrique.

Вспоминает Серафим Макангила:

«Концерт начался. Я должен был выйти на четвертой песне, а пока мы сидим на подоконнике с одним моим другом — он француз по национальности. По лестнице поднимаются несколько типов панковского вида — бритоголовые, с ирокезами. Я гляжу на них спокойно — у меня в панковской среде было много хороших знакомых. Вдруг один из них швыряет в мою сторону бутылку с пивом! В меня, правда, не попал, но угодил в моего приятеля. А потом они прошли в клуб. Мне нужно выходить на смену — а я от пережитого потрясения петь не могу! Ефр увидел, что со мной что-то не так, расспросил… Ну, парни временно остановили концерт и пошли разбираться с теми типами. А те бритоголовые уже успели выйти из клуба и медленно двигались прочь по улице. Догнали их, Ефр объясняет: мне нужен лишь один из вас! Спрашивает у меня: кто именно из них швырнул бутылку? Я указал… Ему и вломили».

«Дал ему в пятак, остальные лезть не посмели. Мы вернулись в клуб и доиграли», — кратко комментирует Ефр.

Серафим уверяет, что к подобного рода происшествиям он относится философски, старается не брать в душу:

«Расисты — убогие, отсталые люди. Человек, который считает себя выше другого лишь из-за цвета своей кожи, не может быть умным».

После середины 1990-х жизнь поставила перед Markscheider Kunst необходимость освоения новых территорий. Именно тогда в жизни группы начался насыщенный событиями московский период. Ефременко говорит о нем так:

«Мы постепенно отвоевывали место под солнцем. В 1996-м TaMtAm закрылся — последней вечеринкой в этом клубе стала моя свадьба. А на следующий день явились менты с бандитами и попросили всех убираться к чертям собачьим. Лишившись надежного пристанища в Питере, мы всерьез задумались о том, чтобы полностью перебраться в Москву, где, напротив, новые клубы стали открываться один за другим… В нашей жизни возник такой человек, как Илья Ермаков, ставший директором группы, — художник, подрабатывавший тем, что сторожил два пустых дома в московском Пушкарёвом переулке. Сейчас там находится выставочная галерея, а тогда мы устроили в этом месте сквот. Жили единой коммуной, непрерывно „бомбили“ по столичным клубам: в 1997-м в год сыграли около двухсот концертов! В Москве тогда была очень сплоченная растаманская тусовка — позже, к сожалению, переругавшаяся. Jah Division, Гера Моралес и прочие… Видели бы вы, какие „Дни рождения Боба Марли“ они устраивали — они шли дня по три в разных клубах! Именно на одном из таких вечеров я познакомился со своей будущей супругой. И мы тоже пришлись в этой тусовке, что называется, ко двору. Мы выходили со своей африканской программой — и все от нас просто балдели…»

На тот момент в Москве в рост пошла клубная культура — новые клубы возникали словно грибы после дождя: «Не бей копытом», «Кризис жанра», «Вермель»…

«Сначала мы выступали абсолютно повсюду. Во-первых, ради денег, во-вторых, ради того, чтобы наработать себе имя. После Петербурга, где мы играли только в TaMtAm да пару раз в Fish Fabrique, это было настоящее раздолье! Играли и перед хиппи, и перед малиновыми пиджаками. И в конце концов достигли такого статуса, что уже могли выбирать — здесь играть хотим, а здесь не хотим», — говорит Ефр.

Для «маркшейдеров» своеобразным знаком качества стало признание со стороны уроженцев стран, чью музыку они исполняли. В Москве группа выступила перед представителями общины конголезцев, в Петербурге — перед обитателями студенческих общежитий, приехавшими из разных стран Африки. Известность Markscheider Kunst достигла таких размеров, что их стали звать за рубеж.

«Первый выезд за границу нам устроил Сева Гаккель. Мы тогда триумфально выступили в Гамбурге. Потом было гастроли в Финляндии — нам помогли их сделать наши друзья Арсений и Пиркко Вишневские. Затем нас опять позвали в Германию. Там нашлись чуваки, взявшие на себя организацию наших концертов на постоянной основе, — они специализировались на жанре world music. Со временем заграничные поездки стали для нас достаточно обыденными — в песне „Красиво слева“, например, об этом повествуется. Всё шло просто отлично. Но через некоторое время мы стали обращать внимание, что в жизни как-то становится всё меньше творчества. Зато всё больше денег и связанных с ними левых движений…» — отмечает Ефр.

Серафим с теплотой вспоминает те заграничные поездки:

«В нас там ни разу не бросали помидорами — ни в Германии, ни в Финляндии, ни в Швеции, ни в Дании. Напротив, мы там сразу находили людей, близких нам по духу. Помню, в Майнце мы должны были выступить вместе с одной группой из Лондона. Но они почему-то не приехали — и нам пришлось отыграть эти выступления за двоих. А потом к нам в гримерку вламываются юные немцы — они пребывали в полном восторге. И говорят нам: „Мы даже и представить не могли, что в России играют настолько крутую музыку!“ Для них это действительно оказалось откровением — они же считали, что у нас тут медведи на улицах бродят!»

В 2001 году группа выпустила новый альбом «Красиво слева», еще больше утвердивший реноме Markscheider Kunst в среде отечественных меломанов. Он оказался под завязку набит ударными номерами — «Моряк», «Река», «Танец», «Бабушка», «Встреча», «Зуму-Зуму», «Наше дело».

Markscheider Kunst, «Встреча»

Группу стали показывать по телевизору, всё чаще звать за границу; о них с похвалой отозвался Борис Гребенщиков. Спустя два года последовал не менее мощный альбом «На связи» — для автора этих строк любимейшее произведение группы. Стартует альбом мощным энергетическим вступлением Jamaica — и потом пролетает до самого конца практически на одном дыхании. Причем альбом ничуть не проигрывает оттого, что значительную его часть, помимо всеми любимых хитов типа Kokeiro, Kvasa-Kvasa или «Счастье@RU», составляют чисто инструментальные вещи и этнические напевы. Великолепные мелодии, филигранные аранжировки, общий дух позитива… Эту пластинку, как и другие творения Markscheider Kunst, лучше ставить, когда пасмурно на улице или уныло на сердце, — и гарантированно помогает. Своей музыкой они создают то уютное теплое пространство, в котором хочется жить и никогда его не покидать.

Markscheider Kunst, Kvasa-Kvasa

И хоть Markscheider Kunst является великолепной концертной группой, выпуск альбомов всегда был для них очень важен.

«Каждый альбом — это слепок с определенного временного периода, фиксация того, кем мы в данный момент являемся, чем интересуемся и дышим. Сделали этот снимок — и пошли дальше. Другое дело, что мне скучно делать альбомы, в которых все песни похожи одна на другую. Я стремлюсь к разнообразию и максимально открыт для экспериментов. Наш последний на данный момент альбом Freedom, вышедший в 2020-м, — вот он нравится мне сейчас больше всего. Потому что там я целиком и полностью настаивал на своем видении, проконтролировал каждый момент создания. Сделал именно то, что хотел. И ребята пошли мне навстречу…» — подчеркивает Ефр.

Separate Ways

В начале 2000-х с группой начали происходить серьезные перемены. Ефр говорит, что в какой-то момент устал от московской жизни:

«Помню, иду как-то по Москве, залезаю рукой в карман брюк и понимаю, что за месяц там бывает теперь больше денег, чем раньше за год. А сейчас я всю эту сумму могу просвистеть за вечер — и мне этого будет мало. Подумал — при таком образе жизни ведь можно и скопытиться… Стало ясно, что лучше всё-таки жить в родном Петербурге, с его более привычным темпом жизни, поближе к родне, — а в Москву наезжать в гости с концертами. Поэтому мы вернулись в родной город».

Серафим Макангила ушел из группы в 2003 году. Причиной послужили творческие разногласия. Серафим хотел продолжать играть только регги и сукус, в то время как Ефр хотел сместить фокус на карибскую этнику — теперь его больше интересовали сальса, кумбия, меренге.

«В регги после Боба Марли изобретать по большому счету уже нечего. Всё, что он мог сделать в этом жанре, — сделал, причем великолепно. Понимая это, я решил, что нам пора меняться. Изменения заключались в расширении стилистики, но в то же время и в потере весьма важной шоу-составляющей. Серафим — великолепный шоумен, позитивнейшая личность, он замечательно поет, танцует, зажигает толпу. Заменить его было некем», — признает Ефр.

После ухода из Markscheider Kunst Серафим некоторое время сидел без дела. «Я мощно тогда забухал», — вспоминает он, вздыхая. Но в 2005 году Макангила собрал вокруг себя новый состав музыкантов и организовал группу Simba Vibration. В ней он продолжает исполнять свой любимый сукус. Первое выступление Simba Vibration состоялось на новой для Серафима территории — в Выборге, где он раньше бывал лишь проездом вместе с Markscheider Kunst. На радостях в предвкушении своего концертного дебюта они тогда серьезно выпили — но это не помешало отыграть с огромным воодушевлением.

«Я до сих пор верю, что несу позитив. Слушая нас, люди излечиваются от опасных заболеваний, решают семейные вопросы… Меня часто благодарят, говорят, что музыка Simba Vibration помогает жить… И это всегда давало мне силы, когда я выходил на сцену», — говорит Серафим.

SIMBA VIBRATION @ Simba Vibration, Therapy Session

Что касается Ефра, то он в 2000-х серьезно сместил свой интерес с чисто африканской музыки на латиноамериканскую. До такой степени, что организовал сайд-проект Tres Muchachos & Companeros, четко заточенный под ритмы Карибского бассейна.

«В Горном институте я познакомился с массой замечательных людей, одним из которых был, есть и будет Денис Анатольевич Рачков. Он стал нашим новым директором. Денис блестяще играет на классической гитаре с нейлоновыми струнами — а именно такой инструмент используется в корневой латиноамериканской рутс-музыке. Мы собирались втроем с ним и с моим братом Кириллом, знакомились с этой музыкой, сами пытались ее играть. Это уже были не обычные песни группы Markscheider Kunst, стилизованные под Африку и Латинскую Америку. Нет, теперь мы старались достигнуть максимальной аутентичности. Постепенно у нас появился целый блок таких вещей — что-то позаимствовали из народного репертуара Кубы, Колумбии, Мексики, что-то сочинили сами… Помню, мы с этим репертуаром уселись с акустическими гитарами и контрабасом играть на лавочке в садике в конце Среднего проспекта на Васильевском острове. Стояли белые ночи. Вокруг нас собралась куча народа, начали танцевать, какие-то морячки сгоняли за портвейном… Нам предложили: почему бы вам не сделать постоянную программу с этими вещами? Ее официальная презентация с успехом прошла в одном из питерских клубов. После этого мы и решили создать на постоянной основе отдельный музыкальный проект Tres Muchachos & Companeros. К тому времени широкая аудитория раскрепостилась, появилась тяга к экзотическому и необычному — поэтому свой слушатель у нас всегда найдется», — рассказывает Ефр.

Tres Muchachos & Companeros, концерт-online в «Сердце»

На данный момент Markscheider Kunst, Tres Muchachos & Companeros и Simba Vibration идут разными творческими путями — но у каждой из групп есть свои поклонники. Существенно, что Ефр и его друзья сумели, по сути, войти в элиту мировой world music и делили сцену с лучшими ее представителями.

«Для меня было важно то, что когда-то мы играли вместе с Ману Чао и The Skatalites», — говорит Серафим.

И для Ефра тот факт, что как-то он выступил вместе со своими кумирами, является одним из самых драгоценных воспоминаний.

«Наши друзья как-то организовали приезд в Питер легендарного коллектива The Skatalites, давшего название стилю ска, — его участники некогда учили курить Боба Марли! Этим людям в среднем уже по восемьдесят с лишним лет. Интересно, что первым условием договора об их выступлениях у нас в городе стало отсутствие всяких контактов с продукцией „Кока-Колы“ — потому что отец басиста The Skatalites был рабом на их плантациях. Это оказалось очень странное чувство, когда я слушал, как они между собой переругиваются: „Да я тебя еще в 1965-м хотел уволить!“ Случилось так, что их гитарист не смог с ними приехать, — и я отыграл на гитаре в группе The Skatalites! Просто мурашки по коже…» — отмечает Сергей.

Еще одним важным фактом стали колумбийские гастроли Markscheider Kunst. Ефр вспоминает об этой поездке с огромным удовольствием:

«Насколько мне известно, мы пока что единственный российский музыкальный коллектив, у которого были гастроли в Колумбии. Дело было в 2015 году. Наши друзья устроили нам приглашение в колумбийский город Медельин на фестиваль музыки кумбия. Мы сами очень любим этот стиль, в нем решены наши песни „Танец“, „Моряк“, „Вишневый сад“, „Сан-Марасан“… Кроме того, наша знакомая устроила нам концерт в Боготе, также у нас было выступление на колумбийском телевидении. Мы специально попросили перемещаться по стране на автобусе, а не самолете. И нас два дня везли ущельями великолепных Анд, мы посетили имение Пабло Эскобара, ночевали в экоотеле на берегу реки Рио-Клара, в которой водится печально знаменитый сомик кандиру, наводящий страх на людей… Познакомились в Колумбии с изумительными музыкантами — ансамбль Bareto мы даже привозили потом в Россию, — делили сцену с местными грандами и были приняты публикой весьма тепло. Люди удивлялись: „Исполняете кумбию на русском языке?! Колоссально!“»

Markscheider Kunst, San Marasan

Сейчас, спустя тридцать с лишним лет после начала ее карьеры, группа Markscheider Kunst стала неотъемлемой частью петербургского культурного пространства. Ефр говорит:

«А почему бы в нашем дождливом городе не быть такой музыке? Она заменяет нам солнце, подзаряжает лучше любой батареи. А в процессе игры, когда видишь, как радуются люди, подзаряжаешься втройне. Тем более что русский человек по своему менталитету очень открыт для других культур. У нас ведь Санкт-Петербург — мультикультурный город: выстроен итальянскими архитекторами на ингерманландских топях, дает кров людям самых разных национальностей. Наша огромная страна граничит и с японцами, и с финнами, а заимствовать у соседей что-то хорошее не зазорно. Кроме того, мы отрицаем своим творчеством жестокость и насилие — для нашего времени, как я считаю, это очень важно».