Землеедение для начинающих: интервью с Машару, основательницей Музея съедобной земли
Что вам известно о пищевых свойствах земли, без плодов которой нашему рациону не поздоровилось бы? Спецагент «Ножа» Павел Коркин решил приоткрыть занавесочку истины и посвятить вас в основы геофагии, то есть землеедения. О тонкостях употребления земли в пищу, глиняных оргиях, самозакапывании, аутофагии и других любопытных предметах он побеседовал с Машару, основательницей Музея съедобной земли.
— Расскажи, пожалуйста, про Музей съедобной земли: как появилась сама его идея, с чего всё началось и что вообще представляет собой геофагия?
— Геофагия — это употребление в пищу земли и земляных пород, таких как глина, мел, мягкие камни — что угодно. По большому счету, употребление соли — тоже геофагия, только это социально приемлемое действие, в то время как употребление всех остальных видов земляных пород считается пищевым отклонением и упоминается в сборнике диагнозов ментальных расстройств, опубликованном Ассоциацией психиатров США.
Музей съедобной земли — проект, инициированный лично мной. Занимаюсь я темой геофагии где-то с 2012 года, а Музей съедобной земли появился в 2017 году. К тому времени у меня уже набралась коллекция из образцов, и мне просто хотелось ее организовать, классифицировать с более институциональным подходом. Так и появилась идея сделать музей, структурировать всё и даже поработать с музейными профессионалами. Вопрос тут в базовых принципах музеологии, потому что в Музее съедобной земли старые экспонаты не задерживаются — их съедают, что вообще музеям несвойственно.
— Ты училась на математика, математическому анализу, может быть, оттуда что-то подтолкнуло тебя к изучению земли и попытке слияния с нею?
— Не знаю, насколько это связано с математикой, но у меня действительно есть кандидатская математическая степень. К земле у меня была сильная тяга, то есть это скорее личная практика, которая стала профессиональной. Наверное, мое математическое прошлое проявляется в моей работе как научный подход к теме землеедения. Есть очень большая научная составляющая — классификация, создание базы данных, описание образцов, анализ вкусов. Также я работаю с разными учеными: геологами, антропологами, химиками, с лабораториями и пищевым министерством.
В этом смысле мое научное прошлое проявляется в проекте Музея съедобной земли. Может быть, прямая связь и есть, потому что в современном мире сферы науки, искусства, духовных практик довольно сильно сегрегированы, хотя раньше так не было. Например, математика была языком общения с богами. В этом смысле тяга к земле и искусству, возможно, стала для меня компенсацией математической модели мира. У меня был план поменять профессию: по второму высшему я фотограф. Амбиции были реализоваться именно в фотоделе, а потом как-то всё это перетекло в современное искусство, и вот я этим занимаюсь последние почти десять лет на постоянной основе. То есть это и личная, и профессиональная практика, обеспечивающая меня.
— Я заметил, что хорошие математики обычно отчасти *** [безумные] в хорошем смысле этого слова. Примером может быть Вербицкий, Перельман… Они любят узкоспециальные лазейки, что-то неординарное, поэтому я подумал, не вспыхнуло ли в твоей голове какое-то пересечение между математикой и поеданием земли…
— Да, это интересно. Есть теоретическая математика, а есть прикладная, и это большая разница — например, как заниматься современным искусством и писать картины, или прикладным искусством и графическим дизайном. Мой бэкграунд — прикладная математика, даже скорее программирование, точнее, нечто на стыке программирования и прикладной математики. Конечно, это задает определенный уровень абстрактного мышления, и мой переход к современному искусству происходил через проект построения математической функции Кармы. То есть думать и чувствовать в формулах мне было свойственно. А уже от этого был шаг к землеедению. Какая тут связь? Я сейчас думаю про фильм «Белые одежды»: там группа советских ученых выходила на поле и начинала есть землю. Я думаю, что математика — это про связь с чем-то трансцендентным всё же. Сейчас это так не формулируется, но я так воспринимаю и чувствую.
— Каковы критерии определения вкуса земли? Как можно оценить ее и саму музейную экспозицию?
— Земля очень разная на вкус, как вы только что могли заметить. Есть какая-то солоноватая, может быть горечь, может кислинка. Есть такой аспект, как структура, например песочная или липкая. Есть еще такая сторона, как хруст, то есть когда откусываешь, а там прямо сильный звук разлома породы идет, и это создает определенное ощущение во рту. Есть образцы, которые очень быстро тают во рту, есть те, которые залипают на зубах и долго еще потом остаются. Есть послевкусие, например, у некоторых образцов может быть химическое, которое отдает стиральным порошком или моющим средством. Есть образцы, которые обвяливаются, то есть их готовят к употреблению в пищу, и они с дымком или пережарены, иногда есть ощущение, что ешь уголь. Бывают фруктовые нотки — как у вина. В принципе, почти все вкусы, которые чувствуешь при дегустации вина, есть и в земле. Вообще часто бывает связь между вкусом винограда и свойствами земли, на которой он растет.
— Помимо того, что мы попробовали эти экспонаты, что еще можно с ними сделать, и не только в плане кулинарии — можно ли, скажем, сделать ванну с ними и утонуть в ней? Какие еще есть возможности для использования земли?
— Возможностей много. С ней можно готовить, использовать ее как ингредиент. Известная штука — хлеб с землей, его в голодные времена пекли в разных местах. В Германии после Второй мировой войны запатентовали хлеб с торфом — пятьдесят на пятьдесят муки и торфа. Он стал очень популярным, но пищевое министерство запретило выводить его на рынок официально. В России тоже бывали такие истории. Есть всякие научные исследования по этой теме, которые дают исторические ссылки, например, книга Серы Йонг «Жажда земли». Глину можно в кофе добавлять, можно в соус для макарон, можно мороженное из нее делать. У меня были такие эксперименты, как торт в честь моего дня рождения с глиной или пирожки с глиной — она в обоих случаях в тесто замешивалась. Запекать рыбу или картошку в глине — это вообще известная штука. Мы делали еще равиоли с глиной, у нас была коллаборация с одним поваром. И яйца еще в глине запекали.
— Это всё пищевое употребление, но я видел у тебя на сайте перформанс, который в переводе на русский называется «Глиняная оргия». Что он из себя представлял?
— Ага, это другое употребление. Можно использовать глину как маску для лица и вообще обмазывать ей тело. Это тоже известная тема — грязевые ванны, практика, присутствующая во многих культурах. Например, мне недавно удалось побывать в Зимбабве, там часть отмечания дня рождения — это осыпание людей землей и обливание их водой. Фактически это церемония очищения и перезагрузки. Мне было очень интересно увидеть такое, потому что я тоже так праздную свой день рождения: провожу дома глинооргии, уже два раза проводила. Те, кто хочет, обмазываются глиной целиком или не полностью, а потом мы поем, танцуем, взаимодействуем друг с другом или сидим в ванне, наполненной глиной. Конечно, потом нужно очень долго чистить квартиру, но это действительно очень сильный опыт полного погружения в землю. Иногда глину едят, потому что она абсорбент, как активированный уголь. Соответственно, внешне она тоже очищает, кожа становится мягкой. Но тут еще что-то происходит на другом уровне, как будто бы сознание очищается, появляется состояние легкости.
— Мне кажется, при погружении в глину ощущение слияния должно быть больше, чем при закапывании, когда тебя погружают в какую-то вырытую норку, и у тебя, например, противогаз на лице, через который ты дышишь — это более театрализованный процесс.
— У меня был самостоятельный опыт закапывания, точнее, при помощи еще одних человеческих рук — можно же пойти в лес и закопаться, оставив снаружи лицо или голову, будет просто немного другой эффект. На самом деле когда ложишься на землю, есть ощущение, что какие-то накопленные заряды в нее уходят. Ну или когда купаешься в море. Мои ощущения такие, поэтому мне важно выходить и ложиться на землю или в снег по жизни.
— Если продолжить эту линию, то следующим должен быть прорубь, наверное.
— Да, в проруби я тоже люблю купаться и в снег ложиться без одежды. Это создает эффект обнуления. А если всё в квартире происходит, в бетонном блоке, то получается, что напрямую ты на землю не ложишься, поэтому происходит какое-то другого уровня взаимодействие с землей. Наверное, я могу сравнить это вот с чем: вы видели фильмы или видео, где представители африканских племен наносят на лицо белые узоры? Это же делается именно глиной. Часто ее наносят не только на лицо, но еще и обмазывают тело — это связано с ритуалами и практиками общения с предками. Мы все уходим в землю после смерти, а все наши предки уже там. Глина прилипает к телу, остается на нем какое-то время, можно двигаться с ней и т. п. Получается менее статичный опыт, чем если просто полежать на земле или зарыться в нее. Через эту динамику тоже что-то происходит.
— Если человек, живущий в однокомнатной квартире где-нибудь в Южном Бутово, захочет что-то подобное испытать, но у него нет денег и времени, чтобы поехать в Африку, то как ему дома устроить грязевую вечеринку? Где найти землю, глину, грязь, мел? Или вариаций слишком много, стоит просто решиться на эксперимент и сделать то, что придет на ум первым?
— Честно говоря, я никому не рекомендую заниматься этим дома. Лучше летом просто найти какие-то места, где много глины и есть вода, и организовать глинооргию на открытом воздухе. У меня просто день рождения в ноябре. В Нидерландах в это время холодно, организовать что-то на улице, особенно с группой людей, нереально. У меня привязка ко дню рождения, поэтому получается такой вариант у меня дома, но у меня всё же три комнаты. То есть основное действие происходит в одной комнате, откуда я полностью убираю мебель, закладываю пол картоном прорезиненным, который используется для покраски помещений, ставлю резиновый большой бассейн, и потом всё равно… В ванну же нельзя сливать глину — она забьет всё. То есть мы делаем грязевую ванну, но воду из нее потом вычерпываем. Там, конечно, может еще душ забиться, пока люди моются. Нужно сначала зайти в ванную, чтобы смыть основное количество глины перед душем. В общем, сложная подготовка и очень большое количество уборки. У меня есть стажеры и ассистенты, с которыми мы всё это вместе делаем, и потом я еще нанимаю обычно профессиональную уборку. Если заморочиться, конечно, можно сделать, но это сложно. Поэтому если хочется такого опыта, то я рекомендую заняться этим летом, найти место на природе — глиняные месторождения есть, но их нужно искать.
— Я представил себе среднестатистического читателя этого материала, который изучает его с экрана телефона. Может быть, есть какая-то карта, интернет-ресурс, при помощи которого можно найти месторождения глины? Как определить, куда можно срочно взять билет и поехать?
— Ресурсов и карт я не знаю, но вообще глины повсюду много. В Калужской области мы просто походили, поискали, нашли, накопали. В принципе, глину можно и покупать. Дешевле покупать так называемую глину на маски для лица, чем съедобную. Можно рассмотреть какие-то варианты строительной глины, типа кембрийской, которая продается как строительный материал. Но с ней нужно быть осторожным, потому что там может быть что-то такое намешано, чем не очень хочется обмазывать, а тем более есть это. Я для своих мероприятий часто покупаю глину, реже копаю самостоятельно. Например, можно взять 20 кг маски для лица. Она мягкая, уже в порошке, легко замешивается и намазывается. Другой вариант — керамическая глина, которая гораздо дешевле, но может быть менее приятной для тела, а еще ее сложно замешивать. Фактически керамическую глину нужно сначала высушить, потом разбить, а потом уже замешивать — это большая физическая работа, особенно если хочешь сделать бассейн из этой глины.
— Ты живешь в Нидерландах, в Амстердаме, и много путешествуешь. Расскажи, что происходит там, где ты бываешь?
— Я езжу как раз с Музеем съедобной земли, в нем сейчас есть образцы из 34 стран. Мне не удалось во всех них побывать, некоторые заказываются через интернет, но много где удалось поездить: африканские страны, Южная Америка, Азия, некоторые европейские страны. В Литве была интересная встреча с женщиной, которая, по ее словам, ест только землю.
— Можно подробнее про нее?
— Ее зовут Станислава, и вроде у нее такая история: у нее был рак, врачи сказали, что ей осталось жить два месяца, но тут у нее произошел какой-то сдвиг в голове — она перестала есть еду и стала есть землю. И это помогло ей исцелиться, она прожила уже больше 10 лет с тех пор и ест только землю. Но это ее история, я не знаю, правда это или нет. Мне захотелось поехать и найти ее. Она живет в той самой деревне, о которой писали в газетах и говорили на телевидении, то есть она существует — это первое, что мне удалось выяснить. В Литве вообще все про нее знали, что прикольно. Мы поехали в эту деревню с переводчиком и нашли ее. Я ей говорю: о, я тоже ем землю! А она говорит: ну пошли, покажешь мне, как ты ешь землю. [Смеется.] И мы поехали с ней в лес, там земля из-под корней деревьев, с песком, мелкими камешками, большим количеством органики. Она начала просто брать ее горстями и класть в рот — тут я поняла, что мне ей показать не так много чего получится. Я как бы чуть-чуть беру и пробую этот песок и Мать — сыру землю. Она говорит: ну да, что-то не очень.
Мы ей еще привезли глину в подарок, и ее это заинтересовало очень, ей понравилось. То есть этим мы ее задобрили. Насчет глины она сказала — какой хороший обед! В общем, я своими глазами увидела, что она существует и действительно ест очень много земли. Она очень детально рассказывает про свои вкусы, ощущения, пищеварение, про цвет своего кала, про то, как не надо землю мешать с едой или с водой. Это была довольно интересная встреча, прежде мне не доводилось видеть столь глубоких землеедческих практик.
— Я встречал в интернете некоего дедушку, у которого тоже были какие-то неизлечимые заболевания, так он помимо того, что употреблял землю, был еще аутофагом и питался сырым мясом разных подгнивших собак и кошек, которых находил на улице. Близка ли тебе тематика аутофагии и не вызывает ли у тебя интереса, скажем, поедание личинок? И встречались ли тебе другие мастера поедания земли?
— По землеедению Станислава была, пожалуй, самая удивительная, потому что остальное, с чем я сталкиваюсь, — это традиции. Например, в Средней Азии, в Узбекистане, Казахстане глина просто продается на рынке как снек, жвачка или сигареты, люди ее покупают и едят. Ничего экстремального тут нет, просто культурная особенность. Иногда люди едят глину в довольно больших количествах, например килограмм в день. В этом смысле Станислава интересна тем, что сама к этому пришла, у нее есть свое месторождение съедобной земли.
По поводу других практик — у меня был опыт с личинками, из интереса пробовала, но не углублялась. Например, в Зимбабве личинки можно на рынке купить, как и съедобную глину, там это в порядке вещей, ничего особенного.
— Ознакомиться с аутофагией всегда есть возможность, но вопрос в том, готовы к такому? Мне кажется, нужно как-то к этому подготовиться, разобраться с собой, либо просто иметь изначально какое-то более открытое восприятие, нежели стандартное человеческое.
— Да, с темой аутофагии у меня лично опыта не было, я про это думаю, но не очень много. Ко мне приходил один раз человек, который делал журнал о копрофагии: одна часть там про употребление в пищу, а другая была связана с сексуальным контекстом. У него были скриншоты видеозаписей из клуба в Нидерландах, специализирующегося на копрофагии в сексуальном контексте. Он хотел на презентации этого журнала устроить дегустацию глины, и как-то мы не смогли договориться с ним, но я помню, что мне тогда захотелось узнать про сексуальные практики, связанные с калом. Я вбила в интернете sex with shit, смотрю картинки и понимаю, что там что-то сексуальное происходит, но в принципе похоже на глинооргии, которые я организую, потому что люди просто полностью обмазаны чем-то коричневым. [Смеется.] Значит, связь какая-то есть. Но у меня нет такого опыта. Я понимаю, что это социальная установка, то есть общество прививает отвращение к этому всему, и его очень сложно преодолеть. На рациональном уровне я думаю одно, а на физическом уровне возникает отвращение. Как бы то ни было, пока что я глубоко с этим не работаю.
— Когда люди болеют коронавирусом, они, насколько мне известно, утрачивают обоняние — не исключено, что так можно сделать первый шажок на эту ступеньку. У дедушки, которого я приводил в качестве примера, абсолютно отсутствуют какие-либо сексуальные девиации. Он ведет эфиры и просто перечисляет, сколько он выпил своей мочи, сколько съел своего кала, как он шел куда-то на рынок и нашел разлагающуюся собаку, оторвал у нее несколько органов, принес их домой, съел, как это повлияло на него, сколько и каких он сделал упражнений, как он себя чувствует. Ни о каких перверсиях речи не идет.
Ну и напоследок, может быть, стоит сказать тем, кто дочитал глубинно до этого момента, стоит ли вообще это попробовать?
— Я думаю, это такой же вопрос, как «Стоит ли попробовать вино?» Некоторые никогда его не пили, стоит ли им пробовать? Не знаю, стоит ли. Мне нравится есть землю, мне нравится это делать с другими людьми, поэтому я и предлагаю. Но кому-то точно не стоит, потому что, бывает, люди попробуют, а потом ходят и говорят — что-то мне плохо, у меня земля поперек горла встала, спать ночью потом из-за этого не могут.
Лично на мой вкус это классно, это вкусно, я очень люблю запахи земли, структуру, текстуру во рту, само ощущение заземления, возвращения в детство, может быть, даже возвращения в пещеру. С более интеллектуальной точки зрения это, конечно, важный опыт для людей, живущих в городе, где мы оторваны от земли, но ведь наша еда из земли происходит. Что будет, если мы эту цепь чуть обрежем и съедим напрямую землю? Это также связано с вопросами экологии. Очень часто возникает вопрос — а полезно ли есть землю? Не вредно ли это, не опасно? А то, что растет из земли, — про это мы думаем? Конечно, в земле есть токсины, но всё, что растет из земли, эти токсины абсорбирует. В этом смысле практика пробования земли на вкус заставляет задуматься о том, что мы едим, что является едой, что не является, кто решает, что мы будем есть, как это всё регулируется? Даже политические вопросы возникают.
У меня был какой-то воркшоп по геофагии в музее, и одна посетительница очень много знала по этой теме, а у меня не было времени пообедать из-за подготовки, я и говорю: ой, а может, вы проведете воркшоп, а я пойду пообедаю? Она говорит: да, конечно, и на целый час запустила какую-то спонтанную программу, всех занимала дегустацией земли из моей коллекции, обсуждением вкусов, опытов и какими-то историями. Землеедение как тема звучит маргинально, но, с другой стороны, если начать ее обсуждать, выясняется, что у многих вокруг уже есть какой-то опыт, может, даже практика употребления в пищу глины, мела. В этом смысле я скорее опираюсь на то, с чем приходят ко мне сами люди.
— Для сравнения уровней маргинальности: есть такое понятие, которое в переводе на русский означает «бетонная клизма» — это когда человек, естественно, серьезный сексуальный извращенец, в свое анальное отверстие заливает бетон, который там застывает. По-видимому, это дает ему какой-то мазохистский кайф на несколько секунд, после чего извращенцу вырезают часть кишечника, и дальше он может ходить в туалет лишь в мешочек. Пусть это будет финальным аккордом моего интервьюерского глиномесилища и *** [интеллектуального блеска].