Машнинский бит: интервью с поэтом и музыкантом Андреем Машниным

— Как тихий кочегар из «Камчатки» докатился до «5колеса» [автомобильный журнал, в котором Машнин много лет работает редактором. — Прим. ред.]?

— В котельной я шесть лет, с февраля 1989-го по февраль 1995-го, был «начальником» в коллективе, состоящем из хиппанов и панков. Не могу сказать, что был тихим при этом. И я не собирался умереть у цоевских котлов, поэтому поступил в Полиграфический институт и выучился на редактора. На третьем курсе одногруппник, работавший верстальщиком в «5колесе», рассказал, что журнал ищет литредактора. Я сходил на собеседование, мне дали пробный текст на правку и взяли на работу параллельно с учебой. Я и диплом писал об автомобильной журналистике. Со временем стал выпускающим редактором, затем замом главного. У меня отец работал выпускающим в газете, так что мне с детства была знакома редакционная жизнь.

— Глянцевая пресса и до ковида чувствовала себя не очень, а уж к 2024 году загнулась вовсе. Однако «5колесо», кажется, не сбавляет оборотов. Как вам это удается?

— Обороты зависят от рекламы. Пока она есть, существует и какой-либо глянец. Нет рекламы — всё, расходимся. При этом нет разницы, о чем статьи — о «Мерседесах» и «Феррари» или о «Хончи» и «Чанань».

— А что изменилось в механизмах работы сегодня?

— За 20 с лишним лет моей работы принципиально не изменилось ничего. Разве что адреса командировок. Раньше мы мотались на тесты новинок по всему миру, а теперь, конечно, география изрядно уменьшилась.

— Следите ли вы за деятельностью коллег и есть ли Джереми Кларксоны в родном отечестве? И вообще, имеет ли смысл писать о машинах сегодня?

— За коллегами никогда не следил. Если честно, я вообще не фанат автотранспорта. Это просто работа. Если есть читатель и рекламодатель, имеется и смысл писать.

— Реюнион «Машнинбэнда» в 2015 году стал приятной неожиданностью. Вы собрались с бухты-барахты?

— Приостановка нашей муз. деятельности была вызвана длительным отсутствием гитариста Ильича в городе. Когда он смог вернуться, мы продолжили играть. Мы всегда играли довольно редко, и тут получилась пауза между концертами в десять лет.

— Не страшновато было браться за старое?

— Никакого страха. Напротив, было приятно снова вылезти на сцену.

— Сейчас, если не ошибаюсь, с Ильичом вы не сотрудничаете. А что насчет повседневного общения?

— Он играл с нами на некоторых последних концертах, но видимся мы редко. У него свои дела, у меня свои. Когда встречаемся, говорим о каких-то планах, но это только разговоры. То время уже прошло.

— Зато вы, судя по новому материалу, явно на подъеме. Не сложно ли сочинять новье, обкатывать его составом и записывать?

— Процесс не менялся за 30 лет этой деятельности в группе: как сочиняли, играли и записывали, так и продолжали. Да и в электронных проектах всё по-прежнему: я пишу песни, а кто-то придумывает к ним музыку. Раньше Дрон, сейчас Влад Жуков.

— Это тот самый Дрон, который стучал в панк-группе «Юго-Запад»?

— Да, он. Дрон тоже работал в нашей котельной. «Юго-Запад» тогда распался, и мы некоторое время играли вдвоем акустику, а потом собрали группу, где Дрон был барабанщиком. Затем он увлекся электронной музыкой, где-то учился этому, и примерно с 2006 года мы с ним время от времени что-то записывали опять же вдвоем.

— Расскажите о работе с Владиславом Жуковым. Видимо, это и впрямь яркий музыкант, раз им восхищаются столь разные артисты, как «Иван Купала» и Галида. Как вы познакомились и чем он так уникален?

— С Владиславом меня познакомил гитарист Святослав Курашов, когда мы соображали, как записать небольшой альбом моих песен. Нам был необходим человек, который сделал бы всю музыку, кроме гитарных партий, плюс аранжировки и сведение. Всё это сделал Влад. За месяц мы собрали ЕР «Метки» из пяти песен, нам самим он очень понравился. После этого записали вместе еще один ЕР — «Нечего надеть на танцы». С Жуковым приятно работать, он хорошо чувствует характер каждой песни и создает именно такую музыку, какая нужна в каждом случае. Кстати, на записи все бэки прописал мой сын Андрей Андреевич (aka NEIZ), он в этом прекрасно разбирается.

— «Нечего надеть на танцы» — неожиданный релиз для тех, кто заслушивался злым хардкором «Жэлеза» и «Бомбы». Можно о нем подробнее?

— Три песни этого EP были записаны на студии годом раньше с «Машнинбэндом». Мы тогда собирались делать полный альбом, в котором большинство песен было бы в нашем, можно сказать, традиционном стиле и три «полегче». Запись начали как раз с них. Но дальнейшая работа по разным обстоятельствам не сложилась, полный альбом группы, соответственно, не реализовался. Две песни из предполагавшегося списка вошли в «Метки» (заглавная и «Жуй»), а три, которые «полегче», мы почти полностью переписали с Владом.

— Трек «Нечего надеть» — идеальный хит для танцполов. У его лирического героя есть некий реальный прототип?

— Нет. У героев песен редко бывают прототипы, это единичные случаи. Как правило, все придумывают истории и образы. Из жизни в тексты попадают разве что какие-то детали.

— Было бы здорово послушать новую программу вживую. Об этом не думали?

— По опыту могу сказать, что нашей публике новые песни и не нужны. Есть люди, которые приходят на наши концерты впервые; они старых песен практически не слышали, для них всё будто новое. И есть люди, их большинство, которые ходили на наши концерты лет 20–30 назад. Они приходят вспомнить молодость, чтобы снова увидеть-услышать то, под что веселились раньше. Из зала просят всё старое. Тем более что выступали мы довольно редко: то раз в год, то два — в наших клубах и в Москве. Но я не уверен, что мы еще соберемся бэндом. Я бы, пожалуй, предпочел выступить в электронном составе. А вообще, сейчас есть и другие интересные дела.

— Вроде книги? По слухам, вы с недавних пор пишете что-то глобальное. Что это будет: стихи, проза, мемуары?

— Стихи у меня уже выходили года три назад в издательстве «Городец», мы тогда сделали красивый сборник «Тлеть» с художником Артуром Молевым. А сейчас с женой собираем книгу о «Камчатке». У нас есть много долгих бесед с бывшими кочегарами и гостями котельной тех времен, плюс будет большая часть от себя — документы, фотографии, рисунки из вахтенных журналов. Мы хотим, чтобы получилась исчерпывающая книга на эту тему, и кроме нас никто ее не сделает.

— Возродив «Машнинбэнд», вы успели выпустить немало видеоработ. Откуда вдруг такое увлечение?

— Однажды ночью я сидел на кухне и подумал, что у нашей группы за многие годы — лишь один клип, на песню «Железо». Открыл видеоредактор, сделал несколько нарезок с концертов, прицепил к этому студийные аудиодорожки, но получилось так себе. Потом уже наш продюсер организовал нормальные профессиональные съемки. Мне понравилось играть разные роли, снимались также девчонки с кастинга и знакомые ребята. Кстати, некоторые сценарии к роликам я написал сам, прослушав перед этим месячный курс для сценаристов; там объяснили базовые вещи и посоветовали нужные книги.

— Судя по репостам во «ВКонтакте», вы неплохо ориентируетесь в рэпе. Это с подачи Андрея Андреевича или самому захотелось покопаться?

— Американский рэп я начал слушать, когда Андрею Андреевичу было примерно минус 13 лет. Но в свое время он меня вывел на Оксимирона [признан властями РФ иностранным агентом. — Прим. ред.], а дальше я уже сам познакомился с Хаски. Мы с Хаски выступали пару раз вместе, но как-то разошлись по жизни. Рэп, я смотрю, не доводит до добра: люди становятся или мажорами, или менеджерами. Лет пять назад был очередной расцвет русского рэпа, и куда они все подевались, даже не знаю. Просто пропали из моего поля видимости.

— А что насчет рэп-баттлов?

— Лет пять назад следил, было интересно. А потом тема себя исчерпала.

— Ваши связи с олдскульным рэпом не новы: достаточно вспомнить альбом «Желтопер», где половина треков — от команды «Невский бит». Что это были за ребята и как вы спелись?

— Ребят привел прогрессивный Ильич. Они были такие правильные и интересные. Это ж еще самое начало 2000-х. Так что нормально спелись, без проблем.

— Закрывая рэп-тему, хотелось бы узнать побольше о «Депозитиве» 2020 года — вашей семейной коллаборации с сыном. Расскажете? И кстати, как ему папины «кричалки» по хардкору, заходят?

— Андрей Андреевич вырос как раз во время десятилетнего перерыва в деятельности бэнда. На сцене он меня увидел уже в подростковом возрасте и был очень удивлен, что папа у него, оказывается, вот какой. Сам он окончил музыкальный лицей, это в Кикиных палатах, основной инструмент у него был классическая гитара. Еще Андрей Андреевич играл на басовой балалайке в прекрасном лицейском оркестре народных инструментов, пел в хоре — в общем, отучился по полной программе. С детства он слышал дома рок-клубовские группы, был знаком с Летовым и Леонидом Федоровым, но не стал потом ни гитаристом, ни басистом, а очень серьезно увлекся рэпом. Сын прекрасно разбирается в этой теме, в истории, технике и стилях. Со временем Андрей Андреевич сам начал писать тексты, участвовать в баттлах — молодец, не боялся, многих там уделывал. От гитарной и вообще живой музыки отошел к битам, но при этом с удовольствием выступал на концертах в составе «Машнинбэнда»: читал свои куплеты вставками в наши песни. После таких совместок и появилась мысль записать альбом вместе. Продюсер нас поддержал и организовал запись в Москве. Музыку к «Депозитиву» сделал Павел Шевчук, получилось хорошо, нам нравится.

— Ваш фит с московскими нойз-рокерами «Резина» на альбоме «1619» более чем удался. Не было мысли влиться в бэнд на постоянной основе?

— Это была их инициатива и только на одну песню. Они же инструментальщики. А тогда решили записать несколько песен с разными вокалистами. Илья Зинин, кстати, уже много лет наш концертный директор в Москве. Приятно, что свою группу они назвали по моей песенке. Плюс там еще и «Ре-Зинин» чувствуется.

— В вашем треке «Пенсионеры рока» рифф чисто «рычаговский», отчего шутейка Rage Against The Mashnin обретает музыкальный смысл. Прикол в том, что сам Том Морелло давно сменил рэп-кор на райот-фолк (то есть, грубо говоря, на бардовщину). Как вам его новая ипостась?

— С этой песней, как и со многими другими песнями последних лет, работал мой продюсер Марат. Он любит RATM и лично знаком с Морелло. Но я даже не знал, что Том еще и поет.

— А вообще, старая гвардия типа Downset еще качает, как считаете?

— Новый Downset я недавно послушал, вспомнил молодость. Но мне это уже не так интересно, как раньше.

— Все ваши новые песни априори заливаются на инет-платформы. Физические носители не планируются? Все-таки кассеты нынче опять в тренде, даже Дельфин «Прощай оружие» выпустил на пленке.

— Меня давно просят издать «Железо» с «Бомбой» на виниле, и сейчас мы с продюсером обдумываем оформление. Хотим сделать интересный коллекционный комплект, чтобы закрыть эту тему.

— Кстати, а как А. И. Машнин слушает любимую музыку: на виниле, компактах или в сети? Нет ли у вас дома чего-то вроде «тихого уголка папы» с дискографией любимых — от Nomeansno до Цоя?

— У нас дома полный комплект хай-фая, но это исключительно «тихий уголок мамы». Я не меломан. Если порой хочется что-то послушать, я послушаю из сети в наушниках, там можно найти что угодно.

— В одном интервью И. Ф. Летов смеялся: «Воображаю, что началось бы, если б я вдруг взял и умер». Так, собственно, и вышло. А как вам все эти половецкие пляски вокруг его фигуры, включая комиксы и кавера на певицу Максим, созданные ИИ?

— Я об этом ничего и не знаю. С Летовым мы познакомились лично 10 декабря 1988 года. У меня был первый квартирник вообще, у Егора — первый квартирник в Ленинграде. Это было в районе «Академической». Причем я не знал, кто еще будет участвовать, «Оборону» не слышал тогда. Я поиграл свое, потом Летов пошел играть. Они туда пришли всей группой, Джефф и Аркаша точно были. И я проперся сразу же. Так и подружились. Поэтому у меня свой Летов, на него не влияют никакие певицы.

— Помимо И. Ф., «наше всё» лепят из покойного Горшка. Впрочем, даже Сережа Черепихо признавался, что с восторгом отсмотрел весь сериал про «КиШ». Не смотрели?

— Никогда не интересовался этой группой. И сериал не смотрел. Так-то это совершенно несопоставимые фигуры — Летов и Горшок.

— В ранние годы «Машнинбэнд» не раз выступали «под мухой». А как у вас с алкоголями сейчас: они пьются до концерта, после или строго на даче под шашлык?

— Я никогда не увлекался питьем в обычной жизни. У меня дома годами стоят бутылки всяких интересных напитков. А на концертах всегда была хорошая компания в гримерке, и так за разговорами по чуть-чуть случалось и нахрюкаться, особенно когда перед нами кто-нибудь долго выступал. Да еще на сцену пиво передавали из зала в промышленных количествах. И у тех, кто видел меня только на концертах, складывалось впечатление, будто я не просыхаю. При этом у нас могло быть всего несколько выступлений в год, и это были как раз те несколько раз, когда я что-то выпивал — из-за этой милой обстановки. Потом уже мы стали старше и договорились прекратить это безобразие. Только после концерта, если уж охота еще посидеть-повеселиться. Хотя после долго не посидишь, клубы быстро закрываются. Я рад, что в отличие от многих старых друзей не довел себя до такого состояния, что мне пришлось бы совсем запретить себе спиртное. Нет такой необходимости. Могу выпить, могу не пить, нет зависимости, нет проблемы.

— Еще на тему «пузырьков»: помнится, на вашем сайте в нулевых был забавный фотораздел с аналогичным названием и контентом. Какова судьба тех артефактов — канули в Лету вместе с «Угондошиком»?

— «Угондошик» висит дома на стене. Его, кстати, брали в качестве «котельного» экспоната на московскую выставку про Цоя. Немного пузырьков на кухне, остальные в гараже. У нас если что-то и канет, то в гараж. Но в отличие от Леты не безвозвратно.

— В вашем стихотворении «Простыня» есть строчка: «А жизнь оказалась какой-то ****** [чушью. — Прим. ред.]». Неужели и впрямь так? Ведь сын растет, рэп читается, свекла колосится.

— У меня есть еще, например, строчка «Иду убивать Маугли», но этого не было на самом деле. БГ вообще пел, что он змея. Но это тоже вряд ли, я думаю.