Медиафреймирование: как СМИ и социологи манипулируют нашим мышлением

Медиа и социологи не только сообщают нам факты о нашем обществе, но и создают их: задавая вопросы в разных формулировках и по-разному интерпретируя ответы на них, можно заставить людей поверить в совершенно разные вещи. Ярким примером опроса, формирующего общественное мнение, стало опубликованное в середине апреля исследование «Левада-центра», в ходе которого людям задавали вопрос о необходимости ликвидации различных социальных групп. Cоциальный антрополог Ирина Душакова объясняет, как исследования такого рода стимулируют ксенофобию — и как можно изучать ненависть к непохожим, не поощряя ее.

Представьте карточную игру, в которой есть ведущий и игрок. У ведущего в руках три карты, одна из них — дама. Ведущий показывает их игроку, а затем бросает одновременно на стол в закрытом виде. Игрок делает ставку на карту, которую считает дамой. Цель ведущего — любыми способами сделать так, чтобы игрок проиграл. Если фокусник искусен, игрок проигрывает не в тот момент, когда выбирает неправильную карту (правильной, возможно, на столе уже нет), а когда согласился на игру.

Машины фреймирования

Так объясняется эффект успешного фреймирования в рецензии Дэниэла Кассино на классическую работу Роберта Энтмана, ведущего специалиста по медиафреймированию, профессора Университета Джорджа Вашингтона. Вслед за теоретиками фрейм-анализа Дворой Яноу и Мерлином ван Хульстом мы можем определить фрейм (буквально: «рамка», «кадр») как «способ, которым участники, погруженные в ситуации взаимодействия, воспринимают социальные реальности, представляя их самим себе и окружающим». Эти рамки организуют наше понимание наблюдаемых ситуаций, с их помощью мы интерпретируем происходящее вокруг нас. В результате одно и то же событие один участник может понимать как «игру», другой — как «фарс», третий — как «социологический опрос» — вариантов много.

Фреймировать событие (текст, ситуацию) — значит сделать заметными, важными одни детали и невидимыми, нерелевантными другие, исключить что-то из нашего поля зрения.

Выбор фрейма для описания события может быть рутинным, неосознаваемым, но может быть и манипулятивным. Важно, что в обоих случаях тем, кто знакомится с уже готовым описанием, эти интерпретативные рамки обычно кажутся естественными, не ставятся под сомнение. И даже если мы не согласны с выводами, вытекающими из конкретной трактовки ситуации, фреймы заставляют нас непроизвольно соглашаться с самой моделью интерпретации, как в случае с манипулятивным вопросом «Перестал(а) ли ты пить коньяк по утрам: да или нет?».

Может быть интересно

«Вы что, лесбиянки?» Эксперты — о том, что делать с уличным насилием против женщин

Так происходит фреймирование и в более сложных случаях — например, при обсуждении в СМИ проблем ядерной энергетики. Как показывали Уильям Гэмсон и Андре Модильяни, когда ее удается представить в качестве безопасного источника электричества, люди спорят о том, сколько атомных электростанций нужно построить и где. Но само строительство АЭС остается вне всяких сомнений.

Бывает, что одно и то же событие фреймируется практически противоположным образом. Казалось бы, в случае с социологическими опросами это затруднительно: какие разночтения могут быть при работе с цифрами? Но даже из набора предложенных цифр можно выбрать разные, сделав именно их информационным поводом. Так, в ноябре 2019 года «Левада-центр» опубликовал опрос об эмигрантских настроениях. Одно издание выпустило заметку «Почти половина российской молодежи хочет уехать из страны», а другое — «Проект „Пора валить“ провален: граждане России хотят жить на Родине». Именно так работает фреймирование.

Между мнением отдельного человека по какой-либо проблеме и тем, что мы узнаем об общественном мнении из медийных сообщений, всегда стоит работа как минимум двух фреймирующих машин: опросной и медийной. Каждая из них сужает (кадрирует) наше пространство восприятия и интерпретации происходящего. Между этими машинами устанавливаются разные отношения: они могут дополнять друг друга, могут конфликтовать и пр.

Но иногда фреймирование, заданное в социологическом опросе (в формулировке вопросов к респондентам, в предлагаемых вариантах ответов), оказывается слишком жестким, не оставляя ни респондентам, ни СМИ пространства для интерпретации или заставляя их по умолчанию согласиться с неоднозначными посылками. Так случилось с недавним опросом «Левада-центра», вызвавшим шквал возмущения в социальных сетях и волну публикаций в СМИ.

Фреймирование в опросе «Левада-центра»

20 апреля 2020 года «Левада-центр» опубликовал опрос о том, как люди считают правильным поступать с теми, «чье поведение отклоняется от общепринятых норм». Вопрос звучал так: «В нашем обществе встречаются люди, чье поведение отклоняется от общепринятых норм. Как, по вашему мнению, следовало бы поступить с…?» Далее следовал набор из 14 категорий, «чье поведение может рассматриваться как преступное и/или девиантное» (цитата из комментария к опросу): 1) бездомные, 2) люди с ВИЧ/СПИД, 3) алкоголики, 4) люди с тяжелыми психическими нарушениями, 5) попрошайки, 6) наркоманы, 7) проститутки, 8) феминистки, 9) геи и лесбиянки, 10) члены религиозных сект, 11) экстремисты/радикалы, 12) террористы, 13) педофилы, 14) убийцы.

Ознакомившись с этим набором категорий, очень напоминающим борхесовскую классификацию, респондент должен был выбрать один из 4 вариантов ответа на вопрос «Как следовало бы поступить с каждой из этих категорий людей?»: 1) ликвидировать, 2) изолировать от общества, 3) оказывать помощь, 4) предоставить их самим себе — либо 5) сказать, что затрудняется с ответом.

Таблица с данными опроса

* В 2020 году некоторые названия позиций из списка были заменены более нейтральными альтернативами, например, «бездомные» вместо «бомжей» и «люди с ВИЧ/СПИД» вместо «больные СПИДом»

Читайте также

Что такое наркофобия

Вернемся к идее игры, предложенной Дэниэлом Кассино в рецензии на книгу Роберта Энтмана. Ровно в тот момент, когда СМИ решают опубликовать статью о результатах этого опроса, они проигрывают: на столе больше нет правильной карты. Как и респондент, отвечая на вопрос, так и СМИ, освещая его результаты, фактически соглашаются со следующими утверждениями:

1) поведение всех перечисленных категорий людей «девиантно и/или преступно» (что приравнивает девиантное поведение к преступному, уравнивает геев и лесбиянок с убийцами, а феминисток с педофилами);
2) все эти категории людей требуют специального обращения с собой;
3) во всех этих случаях допустимо думать о перечисленных вариантах специального обращения, включая ликвидацию и изоляцию.

Чтобы осознать радикальность этих утверждений, попробуйте сочетания перечисленных категорий людей с вариантом ответа «ликвидировать». Надеюсь, вам не понравится. И на случай, если у кого-то из читателей возник вопрос, не является ли фреймирующим мой аргумент про радикальность утверждений, отсылающий к моральным основаниям опроса: да, является. Но почему соцопросы должны быть исключены из области критики морали? Никаких оснований для этого нет.

Разумеется, социологи, работающие в «Левада-центре», — люди просвещенные и далекие от того, чтобы ликвидировать какие-то категории населения. Почему же они тогда задают респондентам подобные вопросы? Вопрос задается с 1989 года в рамках исследовательского проекта «Советский человек». Сначала он был открытым, рассказал BBC директор «Левада-центра» Лев Гудков, и вариант «ликвидировать» предлагали сами респонденты. Часть из них имели в виду физическую ликвидацию, а часть — ликвидацию явления: создать условия, при которых оно станет невозможным.

С тех пор социологи оставили эту формулировку в вопросе «как выражение крайней степени агрессивности и репрессивности сознания», говорит Гудков:

«Нравственные сомнения понятны, но есть определенный контингент, который так думает. И они очень агрессивно настроены, вплоть до уничтожения».

Но сейчас 2020 год. Едва ли значительная доля людей из репрезентативной выборки до сих пор живет в 1989-м.

Вдобавок мы не знаем, какими были устные реакции респондентов на предъявление этого вопроса.

Советской генеалогией злополучного вопроса объясняется отнюдь не всё. Ведь уже в 2020-м набор категорий был расширен: в список «преступных и/или девиантных» социологи добавили педофилов, экстремистов, террористов и феминисток. Логика понятна: если изучаешь «репрессивную реакцию у населения», то почему бы не спросить о тех, кого многие сильно не любят? Но если следовать именно этой логике, аналогичный вопрос можно задать о… (тут читатель может включить фантазию: люди много кого не любят).

Медиафреймы

Медиа, информирующие об этом опросе, неизбежно включают в общий контекст (в силу правил игры, к которой они присоединились) попрошаек и педофилов, феминисток и убийц. Дальше фреймирование информации развивается в соответствии с позицией медиа. Всего за четыре дня, с 19 по 22 апреля, об этом опросе было написано не менее 45 текстов в федеральных и региональных СМИ с охватом аудитории не менее 23 млн человек (по данным «Медиалогии»). При этом большинство медиа избирали одну из трех стратегий:

  1. сфокусироваться на одной или нескольких категориях, упомянутых в опросе, и проблематизировать их. Это может сочетаться как с критикой опроса, так и с принятием его результатов. Чаще всего проблематизировали отношение к «геям и лесбиянкам» и «феминисткам», реже — к «людям с ВИЧ/СПИД» («Афиша Daily»: «Легализация права на ненависть: что не так с опросом „Левада-центра“ про ЛГБТ и феминисток»; «Частный корреспондент»: «„Левада-центр“: 18% россиян считает, что геев и лесбиянок „следовало бы ликвидировать“»; The World News: «„Изолировать надо тех, кто так считает“: реакция на опрос, где предлагается ликвидировать геев, больных ВИЧ и феминисток»);
  2. сфокусироваться на том, какая доля россиян кого хочет «ликвидировать», критикуя моральные основания опроса («БезФормата»: «Россияне рассказали, кого нужно ликвидировать»; Wonderzine: «„Изолировать или ликвидировать“: Почему с соцопросами стоит быть осторожнее»; The Village: «Кого нужно ликвидировать, по мнению россиян»; «Бумага»: «Почти каждый пятый россиянин считает, что геев и лесбиянок „следовало бы ликвидировать“, говорят данные опроса „Левада-центра“»);
  3. сфокусироваться на росте терпимости/толерантности среди россиян или упомянуть его наряду с вариантом «ликвидировать» (АСИ: «„Левада-центр“: общество стало благожелательнее к бездомным и людям с ВИЧ»; «Сноб»: «Опрос: россияне стали лучше относиться к представителям ЛГБТ-сообщества и хуже — к религиозным сектам»; «Дождь»: «Россияне стали лучше относиться к геям. Но при этом каждый пятый выступает за их „ликвидацию“»).

Возмущение этим опросом вызвало ряд публикаций в СМИ. Так, Medialeaks выпустили текст «Россияне соглашаются на ликвидацию геев и феминисток. Но, похоже, винить в этом надо сам опрос „Левада-центра“». Большинство комментаторов были удивлены тем, какие категории людей объединили социологи, и возмущались термином «ликвидировать».

Это своеобразная рекурсия: «обычные россияне» возмущены полученным в ходе опроса «мнением обычных россиян».

Конечно, список фреймирующих ходов и элементов в этом обзоре неполный. Но логика понятна: дальше каждый сам может потренироваться в медиафреймировании и посмотреть, какие кажущиеся нам естественными клише, ярлыки, метафоры, сравнения и генерализации используются при подаче информации. А затем — подумать, чем эти клише заменить. Проблема в том, что ни «критика опроса», ни попытка «нейтральной работы с цифрами», ни фреймирование его результатов как роста толерантности не решают проблем, созданных самой постановкой вопроса: его языком и категоризацией, объединившей геев и убийц.

Может быть интересно

Антисемитизм интеллектуалов: как Вольтер, Вагнер, Достоевский и другие предавались предрассудкам эпохи

Если мы «согласились» на сам опрос, то мы в любом случае проиграли, какую бы стратегию дальше ни выбрали. В тот момент, когда втянулись в эту игру. А что респонденты думают, например, о феминизме, знают ли это слово, считают ли феминизм социально неприемлемым поведением, — этого мы не знаем. В данном опросе их об этом не спрашивали.

А бывает лучше?

Фреймирование — неизбежный шаг в цепочке передачи информации. Когда мы рассказываем другим о происходящем, мы неизбежно «вырезаем» какую-то часть действительности, опускаем часть деталей. Означает ли это, что любой опрос является манипулятивным, идеологически предвзятым и т. д.? Нет. Чтобы в этом убедиться, давайте сравним этот опрос с другими. Но поскольку включение события в ряд ему подобных — тоже фреймирующая стратегия, давайте попробуем выбрать примеры для сравнения по прозрачным критериям.

Посмотрим, как изучают отношение к группам, перечисленным в опросе «Левада-центра», в рамках проекта «Евробарометр» — европейского межстранового опроса, проводимого дважды в год с 1974-го. В алфавитном указателе опроса можно найти рубрики, соответствующие 14 категориям из нашего опроса. К примеру, тема заболеваний ВИЧ/СПИД включена в исследование в контексте преодоления распространения заболевания. Небольшая часть опроса посвящена изменению практик взаимодействия между людьми после того, как они больше узнают о заболевании.

Разумеется, аналогичного левадовскому вопроса о ликвидации / изоляции / помощи / предоставлении самим себе носителей этого заболевания в «Евробарометре» нет. Вопрос стоит иначе: «Заставил ли вас рост и распространение СПИДа… 1) принимать меры предосторожности во время сексуального акта, 2) искать большей стабильности в выборе партнера, 3) избегать определенных компаний или групп людей, 4) заботиться о том, к чему вы прикасаетесь, 5) избегать определенных мест (зон/областей)?»

Тему ВИЧ вполне логично сопоставлять со стремлением избегать ряда контактов. Но, к счастью, в этом опросе интервьюируемым не подсказывали, кого именно им следовало бы избегать, чтобы не заразиться.

Еще можно посмотреть на опросы, исследующие «дискриминацию», «расизм и ксенофобию». Но уже на этом шаге обращает на себя внимание значимое отличие: у нас исследовалось отношение к «девиантным» группам, а в «Евробарометре» — то, насколько респонденты готовы «нормализовать» свои с ними отношения.

Предметом исследования является не желание людей осудить ту или иную группу, а, наоборот, то, насколько она дискриминирована.

В опросе 2019 года выделены следующие критерии, по которым люди могут быть дискриминированы: этническая принадлежность и цвет кожи, пол, сексуальная ориентация, возраст, религиозная принадлежность / верования, ограниченность возможностей (disability). Из категорий нашего опроса с этими категориями сопоставимы только «геи и лесбиянки» и «члены религиозных сект».

Медийная реакция на такой опрос (работа второй фреймирующей машины) идет вслед за предложенными в опросе категориями. Одни СМИ фокусируются на конкретной группе, описывая снижение или рост дискриминации (Euronews, Эстонское национальное радиовещание ERR, EDJNet — The European Data Journalism Network). Другие — говорят о дискриминации и толерантности в странах ЕС в целом (Age Platform Europe).

А в России?

Чтобы у нас случайно не возникло фреймирующего противопоставления «Россия vs Европа», давайте вернемся в российское пространство. Здесь мы можем найти не только случаи с более нейтральным фреймированием, но и такие, которые приводят к позитивным социальным изменениям.

Читайте также

Как отобрать у обидчиков слово-оскорбление и превратить презрение в гордость

В 2015 году сервис «Добро Mail.ru» вместе с ФОМ исследовали установки респондентов по отношению к разным видам благотворительности. Выяснилось, что менее 1% готовы помогать взрослым людям, попавшим в беду. Именно эту удивительную цифру, говорила руководитель социальных проектов Mail.Ru Group Александра Бабкина, удалось превратить в информационный повод, позволивший провести медийную кампанию и значительно увеличить количество пожертвований, поступающих в адрес взрослых людей, нуждающихся в поддержке.

Здесь важна связь между выбранной в ходе опроса фреймирующей категоризацией (взрослые vs старики и дети) и целями опроса — привлечь внимание к неготовности помогать взрослым. Именно представление о взрослых как самостоятельных и дееспособных людях было основной причиной нежелания им помогать. Затем эти цифры стали информационным поводом, и категория «взрослые» была разбита на другие, часть из которых могли восприниматься как уязвимые. Критически важным здесь было создание связи между ярлыком «взрослый» и категориями, которые указывают на необходимость помощи.