Лепра в Средние века: как жили и чем лечились прокаженные

Что мы знаем о лепре

В XXI веке лепру официально относят к «забытым болезням». Термин может ввести в заблуждение: на самом деле о многих заболеваниях этой группы удалось забыть только жителям экономически развитых стран. По оценкам ВОЗ, в профилактике и лечении хотя бы одной из этих болезней нуждаются около 1,7 миллиарда людей ежегодно. В 2019 году по всему миру зарегистрировали более 200 000 новых случаев болезни Хансена. В России диагноз получают единицы — например, в 2020-м врачи выявили шесть случаев заболевания, а всего на учете состоят около двухсот человек.

Об истории лепры в России

Предел скорби: как лепра шла по России и почему ее нельзя называть проказой

Болезнь может поражать кожу, глаза, периферические нервы, слизистую оболочку верхних дыхательных путей. Одна из загадок лепры — ее долгий инкубационный период. В среднем симптомы появляются через три-пять лет после заражения, но в отдельных случаях болезнь «спит» в организме десятки лет. Заразиться лепрой сложно, это возможно только при долгом бытовом контакте с заболевшим. Играет роль и иммунитет: если он ослаблен другими заболеваниями или тяжелыми условиями жизни, риск возрастает.

В наши дни лепра излечима, первый эффективный препарат разработали еще в 1940-х. Сегодня врачи применяют комбинацию нескольких лекарств, с их помощью вовремя выявленную болезнь можно побороть в среднем за пять лет, чаще всего удается справиться за год.

У заболевания есть множество неофициальных названий, но чаще всего используется термин «болезнь Хансена» — в честь ученого, которому удалось обнаружить бактерию-возбудитель заболевания. Активисты призывают использовать это название либо нейтральный термин «лепра». У слов «проказа» и «прокаженные» за столетия появились негативные коннотации, связанные с отвращением и пожизненным изгнанием из общества. Использование этих терминов закрепляет стигму в отношении заболевших, которая сильна и сегодня, в том числе в России. Тем не менее в статье мы будем прибегать к терминам «проказа» и «прокаженные», когда речь пойдет о данных из исторических источников эпохи Средневековья.

Лепра в Средние века

Долгое время считалось, что в Европу болезнь пришла после Первого крестового похода (1096–1099). Это мнение возникло еще в эпоху Просвещения. Ученые не жалели красок, изображая зверства крестоносцев в Святой Земле, а недуг воспринимали как справедливое возмездие за насилие. Впрочем, уже в XIX веке выяснилось, что и до Крестовых походов в европейских странах встречалось немало случаев лепры и даже существовали организованные «дома» для заболевших. Об этом говорят и письменные источники, и данные раскопок.

Тем не менее именно в XII веке в Европе резко выросло число лепрозориев и их обитателей. Например, в начале века во французских документах упоминаются пять учреждений, а в 1130-х годах их уже 18. К концу столетия в одной только Тулузе было восемь «приютов» для больных лепрой. Современные ученые считают, что дело не только и не столько в Крестовых походах. В XI веке в Европе начинают расти города. Совершенствовались сельское хозяйство и ремесла, население росло, и часть людей уходила из деревень и сел в большие укрепленные поселения. Одновременно возникает множество новых торговых связей. В таких условиях заболевания распространяются куда легче, чем в разобщенной Европе раннего Средневековья.

В Средние века лепра считалась неизлечимой — учитывая уровень развития медицины, такой она и была. Тем не менее надежда у заболевших всё же оставалась: вдруг подозрительный недуг окажется каким-либо другим заболеванием?

Средневековая диагностика была куда менее точной, чем современная, поэтому такое время от времени случалось. Невозможность вылечиться со временем стала одним из главных средневековых «диагностических критериев» лепры. Лишь перепробовав все доступные методы, можно было убедиться в том, что недуг действительно не поддается исцелению, а значит, больной обречен на медленное угасание.

О заразности болезни в Средние века знали. Полагали, что недуг передается через дыхание — врачам и священникам, осматривавшим заболевших, рекомендовали закрывать лицо. Прикосновение больного лекари опасным не считали, в отличие от властей некоторых городов: те предписывали людям с подозрением на лепру носить перчатки. Половой путь передачи недуга считали редким, хотя в Новое время такой стереотип действительно появится.

При этом «отталкивающий» облик больных, видимо, беспокоил европейцев сильнее, чем возможность заразиться. Например, в поэме Гартмана фон Ауэ «Бедный Генрих» основное внимание уделено обезображенной внешности прокаженного юноши, а не опасениям окружающих. А в древнерусском рассказе из Киево-Печерского патерика люди стали избегать больного горожанина лишь в тот момент, когда от его тела начало исходить зловоние.

Как выявляли болезнь

«Диагноз» далеко не всегда ставили лекари. Сначала этим занималось духовенство: чаще всего заболевшего осматривал приходской священник. В середине XIII века положение изменилось, в Европе к тому моменту появились профессиональные врачи и хирурги. Первые были относительно высоко образованными, знали медицинскую теорию и занимались не только лечением болезней, но и профилактикой — например, разрабатывали для пациента индивидуальную диету. На вторых ложилось выполнение «грязных» задач, требующих непосредственного оперативного вмешательства в тело больного. Конечно, функции врача и хирурга порой пересекались. Услуги медиков стоили дорого, и на них пытались экономить, особенно если заболевший сам оплачивал осмотр. Поэтому в позднем Средневековье процедуру могли провести работники ближайшего лепрозория, а иногда и его обитатели.

Часто о человеке с подозрительными симптомами властям сообщали соседи. Таким образом некоторые сводили счеты друг с другом, поэтому со временем за ложный донос начали наказывать — правда, далеко не сразу.

Диагностика не всегда проходила приватно: осмотр могли устроить в доме врача, в церкви или даже на городской площади. Человека расспрашивали о симптомах, внимательно осматривали и ощупывали с головы до ног. Так обнаруживали участки кожи, потерявшие чувствительность, — это действительно характерное проявление лепры. Затем у пациента брали образец крови. Считалось, что при проказе в ней появляются мелкие частицы, напоминающие песок.

Лекари не всегда могли с уверенностью сказать, болен человек или нет. Например, в 1327 году во французском Ниме двое медиков из университета Монпелье осматривали шестерых людей с подозрением на лепру. Сразу поставить диагноз удалось только троим, об остальных лекари долго спорили, но так и не пришли к единому мнению. Возможно, поэтому городские власти стали реже приглашать для осмотров образованных врачей: слишком часто они сомневались, вынося вердикт. Работники-практики из лепрозориев, не отягощенные грузом университетских знаний, видимо, справлялись с диагностикой быстрее. Увы, судить о том, кто выявлял болезнь эффективнее, мы вряд ли можем.

Диагностика не ограничивалась медицинским осмотром. Порой процедуру завершал судебный процесс. Он решал дальнейшую судьбу пациента: признают ли его здоровым и отпустят на свободу или окончательно объявят больным. Какие права сохранит за собой заболевший, зависело от региона. Где-то прокаженных лишали всего имущества в пользу здоровых родственников, а где-то они могли полноценно заключать договоры, продавать имущество, составлять и дополнять завещания.

Как пытались облегчить жизнь больных

Средневековая медицина не могла избавить человека от лепры, но по возможности старалась смягчить проявления недуга и уберечь пациента от других болезней. В уставе антверпенского лепрозория XV века было прописано: если постояльцев вдобавок к лепре поразит какая-либо излечимая хворь, работники обязаны вызвать к ним врача. Судя по документам, больным действительно оказывали помощь, хотя иногда квалифицированные врачи пытались переложить работу на практиков-хирургов.

Для облегчения симптомов медицинские трактаты иногда предлагали весьма экзотические средства. Например, богослов и знаток наук о природе Альберт Великий в XIII веке полагал, что на поврежденных участках кожи могут вновь вырасти волосы. Для этого он советовал снадобье из шкуры ежа, сожженной вместе с иглами. А Моисей Маймонид, мыслитель, раввин и врач XII века, считал, что умерить проявления болезни можно средством из высушенного мяса дикобраза. Впрочем, эти лекарства вряд ли были популярны.

Основным практическим средством считался правильный образ жизни. Больным рекомендовали избегать холода и жара, а также пряной, кислой и соленой пищи. Также врачи советовали заболевшим — и мужчинам, и женщинам — воздерживаться от секса (вопреки распространенному тогда народному поверью о том, что он, напротив, помогает и даже исцеляет полностью). Медики с самыми радикальными взглядами рекомендовали кастрацию — решился ли кто-либо сделать это на самом деле, неизвестно.

Все эти ограничения растут из важнейшей для средневековой медицины «теории четырех телесных жидкостей (гуморов)». Согласно ей, здоровье зависит от того, удается ли телу удерживать баланс четырех субстанций: крови, флегмы, желтой и черной желчи. Им приписывали определенные качества — «температуру» (горячую или холодную) и «состояние» (сухое или влажное). Например, кровь считали «влажной» и «горячей». Чтобы сохранить или восстановить равновесие гуморов, средневековые врачи назначали специально подобранный режим, который восполнял недостающие «качества».

Болезни рассматривали как сильное смещение баланса в ту или иную сторону. Еще в Античности появилось представление о том, что проказу вызывает скопление черной или желтой желчи в венах. Обе желчи считались «сухими», поэтому требовался режим, способный удерживать влагу в теле пациента. Врачи полагали, что секс разогревает тело, горячит кровь и «высушивает» имеющуюся влагу — следовательно, и без того «сухим» телам больных он вреден, как и экстремальные температуры или острая еда. Потерянную воду должна была восполнять «влажная» пища, к ней относили в первую очередь мясо, рыбу и яйца.

Многие лепрозории действительно обеспечивали пациентам мясную диету. При «домах» держали кур, свиней и даже коров, разрешалось ловить рыбу в местных реках. О больных не забывали и жители окрестностей. Помощь страдающим считали богоугодным делом, которое повышает шансы на спасение души, поэтому обеспеченные миряне снабжали больницы пищей — пожертвований становилось меньше только в тех случаях, когда голод грозил самим дарителям. Археолог Кристофер Сильвестр изучил останки людей, погребенных на кладбище при лепрозории в британском Чичестере, и выяснил: его пациенты действительно ели мясо значительно чаще, чем небогатые горожане. На это указало состояние зубов покойных.

Известно, что городские бедняки ели много дешевого хлеба, в который с плохо просеянной мукой попадали мелкие осколки каменных мельничных жерновов. Поэтому их зубы заметно изнашивались, а у постояльцев лепрозория таких отметин было куда меньше.

Помимо диеты применялись и меры по «очищению» организма. В соответствии со средневековыми представлениями тела больных время от времени избавляли от «плохой» крови с помощью кровопускания. Но гораздо лучше помогали водные процедуры: омовения и отшелушивание пораженной кожи. Они могли даже на время вернуть телу чувствительность, утраченную из-за болезни.

Где и как жили больные

В XXI веке жизнь в средневековом лепрозории представляется адом на земле: местом, где несчастных больных заключали навсегда, отрезая им все контакты с миром и лишая даже необходимой помощи. Но мы уже убедились, что о состоянии обитателей лепрозориев скорее заботились. Выясняется, что и ограничения для них не всегда были жесткими.

Средневековый европейский лепрозорий не был тюрьмой, где людей запирали на всю жизнь. В уставах многих заведений говорилось, что пациент может отлучаться с территории «дома», при этом его должен был сопровождать другой заболевший — такое же правило действовало в монастырях. Более того, ни в римском праве, ни в каноническом праве католической церкви нет общих норм, которые принципиально запрещали бы прокаженным контакты со здоровыми людьми. Не существовало даже единой нормы о том, можно ли развестись с супругом, заболевшим проказой, — такие разводы то разрешали, то запрещали. Некоторые средневековые правители действительно устанавливали на своей территории правила полной изоляции больных, но так было не везде.

Иногда пациента могли даже выселить из лепрозория. Например, устав «дома» в английском Дадстоне гласил: если постоялец несколько раз нарушил правила проживания, ему придется покинуть учреждение. Человек из богатой семьи в такой ситуации должен был найти уединенное жилье в глуши, а бедняк, скорее всего, отправлялся скитаться по округе, выпрашивая милостыню. Именно такие больные-скитальцы в некоторых регионах Европы обязаны были носить характерный головной убор и иметь при себе трещотку, чтобы предупреждать о своем появлении.

Во многом жизнь общины лепрозория напоминала монашескую. В XII–XIII веках это даже вызывало споры о том, стоит ли приравнивать больных проказой к монахам. С одной стороны, они практиковали те же добродетели: отказывались от личного имущества, подчинялись «старшим» и воздерживались от телесных удовольствий. Как и обитатели монастырей, больные обязаны были молиться за тех, кто помогал их «дому» пожертвованиями, а также за покойных пациентов. Совпадали даже некоторые бытовые правила: например, предписание не выходить за пределы обители в одиночку. Поэтому некоторые богословы включали больных лепрой в иерархию людей, живущих в общинах по установленным церковью правилам, наряду с монахами и членами духовно-рыцарских орденов.

А вот составитель анонимного трактата Summa Pastoralis (около 1250 года), наоборот, подчеркивал, что прокаженные ни в коем случае не монахи: они не держали полноценный пост, пили слишком много вина, а свои обеты давали не добровольно. К тому же, приходя в «дом», они платили определенную сумму или обещали оставить в наследство часть своего имущества. Если бы лепрозорий можно было уподобить монастырю, то это, по словам анонима, было бы симонией — продажей духовного сана, то есть грехом. Исследователи считают, что в этой книге заметен момент поворота общественного мнения о прокаженных от позитивного к негативному. Впрочем, автор был во многом несправедлив к жителям лепрозориев. Без оплаты они не могли бы поселиться в «доме» и остались бы без помощи, менее строгий пост разрешался всем больным, а вино в ту эпоху мог назначить врач.

В большинство лепрозориев принимали и мужчин, и женщин. Они жили в разных помещениях, но вместе присутствовали в церкви, в трапезной и на общих собраниях, где обсуждались важнейшие дела «дома».

«Сестры» могли отстаивать свои права наравне с «братьями». Например, в 1235 году интересы обитателей лепрозория святой Агаты в Вероне представляла женщина-пациентка по имени Бриана. Этот «дом» был небольшим, и его решили объединить с более крупным лепрозорием. Администрация этого заведения рассчитывала не только приютить больных, но и завладеть их имуществом, в том числе сдавать в аренду их мельницу. Бриана заявила, что пациенты «дома» святой Агаты против такого плана. Женщина требовала разобрать мельницу и перенести на территорию нового лепрозория, чтобы больные пользовались ею, как и раньше. А в одном из «домов» Генуи в начале XV века собрание обитателей как-то раз провели не в общем зале, а у постели пациентки Петрины: она была слишком слаба, чтобы идти в зал, но хотела присутствовать.

Как относились к больным

Стереотипы сохранили память о негативном отношении к больным лепрой. Их изгоняли, считали отталкивающими и опасными, подозревали в самых разных преступлениях. Например, в 1321 году по Франции поползли слухи о том, что прокаженные намерены отравить воду в реках, родниках и колодцах, чтобы распространить свой недуг по всей стране. Причиной называли и ненависть больных к здоровым соседям, и желание присвоить чужие земли и власть, и содействие евреев-ростовщиков. Паника в обществе была такой сильной, что многих прокаженных казнили без суда.

Может быть интересно

Семена болезни на Святой земле: чем болели и как лечились крестоносцы

Некоторые исследователи считали, что такое отношение к заболевшим коренилось в ветхозаветных описаниях прокаженных как грешников, справедливо наказанных Богом за проступки.

Переводчики Септуагинты, переложения Ветхого Завета на древнегреческий, отождествили лепру с библейским понятием «цараат» — состоянием кожи, делающим человека ритуально нечистым.

Средневековые источники напрямую связывают лепру с различными греховными деяниями: похотью, блудом, богохульством, впадением в ересь. Другие ученые, наоборот, видят причины в остатках языческого взгляда на мир. Недаром считается, что самые жесткие нормы изоляции прокаженных возникали под влиянием обычаев германских народов, зафиксированных в «варварских правдах». В основе этих законов лежала этическая система, согласно которой максимумом прав должны были обладать самые сильные члены общества, способные принести ему наибольшую пользу. Эта позиция противоречила христианской, призывающей заботиться о немощных, но ее влияние сохранялось в Европе столетиями.

К преследованиям больных могли подтолкнуть и обстоятельства. Например, в начале XIV века во Франции было немало экономических проблем, к тому же по Европе распространялись слухи о возможном вторжении мусульман, связанные с тем, что на рубеже XIII и XIV веков крестоносцы окончательно потеряли все территории в Святой Земле. Так больные лепрой становились козлами отпущения, на которых здоровые сограждане могли выместить недовольство, гнев и страх.

Негативное отношение к больным и связанное с ним насилие действительно существовали и надолго остались в памяти европейцев. Тем не менее у средневекового восприятия лепры была и другая сторона. Отметины, оставленные болезнью, считали знаком избранности, особого благоволения Бога к несчастному. Считалось, что физическое страдание очищает душу от греха, поэтому столь сильная болезнь служит гарантией спасения души после смерти. Посылая человеку мучительный и хорошо заметный со стороны недуг, Господь давал ему возможность прожить праведную жизнь, близкую к монашеской (вспомним о спорах о том, приравнивать ли лепрозории к монастырям). А в житиях святых и проповедях встречается немало сюжетов, где под личиной несчастного прокаженного скрывался сам Христос.

Этот взгляд зародился в первые века христианства, он выражен в сочинениях многих Отцов Церкви. Они же помогали больным и на деле. Став епископами, Иоанн Златоуст и Василий Великий распорядились открыть в своих землях «приюты» для прокаженных. Лепрозорий, созданный Василием, был таким большим, что его называли «новым городом». Ситуация в Малой Азии IV века напоминала волну лепры, накрывшую Европу в XII веке, поэтому многочисленные больные быстро заселили новые «дома».

Многие раннехристианские богословы считали ветхозаветные упоминания проказы иносказанием. Они отделяли библейское понятие «цараат» от реальной лепры, считая первую не столько физическим недугом, сколько символическим обозначением греха.

Согласно Кириллу Александрийскому, описанный в Библии обряд, когда исцелившегося прокаженного обрызгивали кровью жертвенной птицы, был прообразом Христовой жертвы за человечество. Реальную болезнь эти авторы сопоставляли скорее со страданиями библейского Иова. Одним из испытаний, посланных ему Богом, была проказа, обезобразившая тело праведника ужасными струпьями. Со временем в текстах Отцов Церкви возник образ «священной болезни», которой Господь отмечает тех, к кому особенно благоволит. Поэтому долг христианина — преодолеть отвращение и страх перед больными и облегчить им страдания в этой несовершенной жизни, чтобы они стали заступниками перед Богом в жизни будущей. Эта точка зрения была влиятельна наряду с «ветхозаветной» и «варварской» — даже спустя века после разделения христианской церкви на католическую и православную. Возможно, именно она заставляла европейцев не просто изгонять больных, но по возможности заботиться о них.

Люди Средневековья воспринимали лепру двойственно: и как отвратительное, но справедливое наказание, и как знак избранности и благочестия. Но о второй стороне со временем почти забыли — ее вытеснили страшные образы пожизненной изоляции и жестоких расправ над прокаженными.

Новые болезни и мрачное наследие средневековой лепры

Сегодня болезнь Хансена постепенно уходит в прошлое. Современные лекарства работают, число заражений падает во всем мире, многим заболевшим удается избежать инвалидности. Но стигма, окружающая диагноз, оказалась сильнее самой болезни. Заболевшие до сих пор сталкиваются с лепрофобией и недостатком знаний у окружающих, в том числе в поликлиниках и больницах, — например, врачи неспециализированных учреждений иногда отказываются их осматривать.

Негативные ассоциации, сопровождающие лепру, переносятся и на другие заболевания. Так, в 1980-х ВИЧ-инфекцию неоднократно называли «новой проказой». Вместе с этим термином восприятие ВИЧ-инфекции унаследовало и негативное отношение к больным.

Диагноз нередко нагружают совсем не медицинскими ассоциациями, связывая его с неодобряемым поведением, распущенностью, в широком смысле — с грехом. Заболевание, имеющее конкретные причины и поддающееся терапии, начинает восприниматься как наказание свыше, которому невозможно препятствовать, а заболевшие — как грешники.

Некоторые исследователи называют такой взгляд на болезнь «диагностическим медиевализмом», подразумевая и моральную оценку, и «средневековую жестокость» восприятия болезни и людей с диагнозом. Но данные исторических источников показывают, что даже в Средние века отношение к больным не было однозначно негативным. Изучая этот опыт, мы сможем отделить факты от предубеждений прошлого.

Лепра в Средневековье: от «священной болезни» до отметин греха