Раны Средневековья: от споров о припарках до пути к Богу

За антисептику, против авторитетов: средневековая медицина о ранах

Основные принципы обработки ран были известны еще в древности. Нужно остановить кровь и предотвратить заражение, а затем создать подходящие условия для того, чтобы рана могла постепенно зажить. Эти правила работают до сих пор, меняются лишь средства. Средневековые лекари знакомились с этими принципами на практике — ранений было не избежать ни в мирное время, ни на войне, поэтому работать с такими травмами приходилось постоянно.

Те же самые правила зафиксированы и в медицинских сочинениях Средних веков. В том, что касается ран, они порой почти дословно повторяют античные — например, рекомендации знаменитого Гиппократовского корпуса. Гиппократ (или, что вероятнее, его ученики) советовал промывать раны вином. Оно действительно могло обеззараживать, причем не только благодаря алкоголю, но и за счет фенольных соединений. Если у врача было в запасе время, он мог приготовить более сложный состав для обработки ран. В вино или уксус добавляли толченые медные руды, порошок из раковин улиток, разные виды глины. Затем промытую рану закрывали повязкой, иногда под нее накладывали припарку из трав, ароматических смол, жира или масла. Некоторые серьезные раны лечили прижиганием. Здесь средневековые врачи вновь ссылались на авторитет Гиппократа, которому приписывали следующее утверждение:

«Чего не лечат лекарства, излечивает железо (в некоторых вариантах — „нож“); чего не врачует железо, исцеляет огонь; чего не исцеляет огонь, то следует считать неизлечимым».

О деталях лечения ран врачи могли спорить. Несколько столетий длилась дискуссия о том, помогает ли гной заживлению. Идею о том, что выделяющийся гной очищает рану, приписывали великому римскому врачу Галену. Некоторые современные исследователи считают, что это ошибка: Гален, напротив, призывал подсушивать раны. Путаницу внесли его рассуждения о том, что сегодня называют абсцессом — это скопление гноя в тканях, окруженное оболочкой. В таких случаях лекарь советовал убедиться, что абсцесс удалось полностью очистить (современные врачи с ним согласны). Со временем его совет «увидеть гной» стали применять и к обработке ран. Увы, Гален был настолько авторитетной фигурой для средневековых лекарей, что даже ошибочно приписанные ему мнения становились золотым стандартом и оспаривать их решались немногие. Активно и массово возражать начали лишь медики Позднего Средневековья. До этого некоторые врачи даже советовали добавлять в припарки вещества, усиливающие нагноение. Впрочем, в большинстве случаев медики всё же старались промыть рану, не создавая осложнений.

В начале XIV века французский хирург Анри де Мондевиль одним из первых заявил, что гной в ране — скорее осложнение, чем этап правильного заживления. Он основывался и на теоретических знаниях, и на собственном опыте ухода за ранеными солдатами.

Де Мондевиль писал, что последователи Галена неправильно поняли великого врача. Тот говорил о гное в «трудных», долго заживающих ранах, а составители медицинских книг распространили это на любые ранения. Еще один француз, автор знаменитой «Большой хирургии» (Chirurgia Magna, 1360-е) Ги де Шолиак, не возражал де Мондевилю напрямую, но считал, что при некоторых тяжело заживающих ранах нагноения не избежать. Несмотря на критику, идея о пользе гноя оказалась удивительно живучей: в той или иной форме ее время от времени вспоминали вплоть до XIX века.

Многие средневековые методы обработки ран показались бы нам несовершенными, тем не менее иногда они работали. Археологи находят останки с явными признаками заживших травм. Причем заметны в основном следы тяжелых и среднетяжелых повреждений — легкое ранение не оставит следов на костях. Нередко такие следы находят у мужчин, погибших в бою, и можно предположить, что зажившие раны они тоже получили в сражениях. Впрочем, мы не знаем, что именно помогало раненым выжить: меры первой помощи, работа врачей или собственные ресурсы организма.

Кто такой «раненый человек»?

Во многих медицинских рукописях Позднего Средневековья можно встретить изображение, способное изрядно напугать нашего неподготовленного современника. Это мужская фигура, с ног до головы покрытая кровоточащими ранами. В некоторых из них остались орудия, которыми их нанесли: стрелы, копья, мечи и ножи. Живот «раскрыт», мы видим схематично нарисованные внутренние органы. На голову иногда падает увесистый камень. Несмотря на всё это, выражение лица у фигуры спокойное, немного отстраненное.

Фигуру такого типа принято называть «раненым человеком» (wound man). Их стали изображать в западноевропейских книгах в начале XV века. Позже «раненые люди» переместились из рукописных книг в первые печатные издания, их помещали на титульных листах медицинских сочинений.

Эти фигуры — плоды средневековой традиции, в которой изображение тела выступало основой для схематического изложения информации. Скажем, средневековая медицина связывала каждое созвездие зодиака с определенной частью человеческого тела. Овен обычно «отвечал» за голову и глаза, Телец — за шею, и так вплоть до Рыб, управлявших ступнями. Врачи учитывали эти соответствия, составляя индивидуальные рекомендации для пациентов. Легко находить или запоминать все взаимосвязи помогал «зодиакальный человек»: образы созвездий-покровителей окружали его фигуру. Были и анатомические диаграммы, где на теле размещали схематичные изображения внутренних органов. Небольшие подписи на рисунках со временем превратились в убористые фрагменты текста.

«Раненого человека» часто рисовали в конце рукописи, он становился своеобразным оглавлением. В таких случаях подписи вокруг фигуры работали как ссылки на соответствующие разделы книги. Эти разделы рассказывали не только о том, как обрабатывать раны, хотя есть и такие случаи. Схема вмещала гораздо больше — она объединяла самые разные области медицинского знания.

Историк искусства Джек Хартнелл считает, что фигура «раненого человека» не пугала средневекового читателя. Наоборот, этот образ давал надежду. Он показывал, что у множества проблем со здоровьем есть решение и, даже получив страшную рану или столкнувшись с болезнью, человек может выжить. Может быть, именно поэтому образ так полюбился составителям книг о медицине: его продолжали печатать вплоть до конца XVII века.

О нем помнят и сегодня, хотя и с меньшим оптимизмом.

«Раненый человек» — один из пугающих образов романов и сериала о Ганнибале Лектере: психиатр-убийца «воссоздал» эту фигуру в ходе одного из своих преступлений.

С помощью средневекового мотива писатель Томас Харрис подчеркнул зловещее обаяние своего персонажа. Из ряда книжных и экранных маньяков Лектера выделяет в том числе его выдающаяся эрудиция — он отлично разбирается в классической музыке, изобразительном искусстве и старинных изданиях, откуда он и позаимствовал идею «раненого человека». Здесь, как и во многих других случаях, средневековый образ кажется нашему современнику куда более страшным и жестоким, чем он был на самом деле.

«Муж скорбей»: раны Иисуса и стигматы верующих

Принципы обработки ран в те времена мало отличались от современных, а вот средневековое восприятие раны как символа действительно может нас удивить. Сегодня любые физические травмы не предмет для долгих раздумий: главное, соблюдать правила первой помощи и вовремя обратиться к врачу, если нужно. Но в Европе Высокого и Позднего Средневековья всё было иначе.

Тогда излюбленным объектом для молитвенной сосредоточенности стали страдания распятого Христа. Проповедники призывали свою паству размышлять о мучениях Спасителя и пытаться физически прочувствовать эти страдания в собственном теле. Художники нередко подчеркивали пять ран Христа — четыре на руках и ногах, оставленные гвоздями, и еще одна в подреберье, нанесенная копьем. С XII–XIII веков распространяется образ «Мужа скорбей» (Vir Dolorum): Спаситель в терновом венце, с кровоточащими ссадинами, оставшимися после бичевания, и заметной раной в боку. Со временем пять ран даже начали изображать как самостоятельные объекты. Многие из этих иллюстраций мы находим в книгах, предназначенных не для церковной службы, но для личного использования дома. Предполагалось, что верующие будут созерцать эти рисунки, размышляя о Боге и собственном пути к Нему.

Некоторым христианам удавалось не просто вообразить себе Христовы раны, но и ощутить их как собственные. Речь о стигматах — кровоточащих ранах, шрамах или болях, которые возникали у верующих там же, где и у Распятого: на руках, ногах и в боку, а также на спине, подобно следам от плетей, или на лбу, словно от тернового венца. Источником представления о стигматах считают фразу апостола Павла из Послания к галатам:

«Впрочем никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы (stigmata) Господа Иисуса на теле моем» (Гал. 6:17).

Что имел в виду апостол, неясно. Богословы предполагают, что он мог говорить о следах, оставшихся после побивания камнями за веру, или использовать образ язв как метафору. Тем не менее средневековые христиане считали, что речь шла о буквальном подобии между его ранами и мучениями Спасителя.

Первым «стигматиком» был святой Франциск Ассизский. Его сподвижники писали, что за два года до смерти Франциска посетило видение, после которого на его ладонях и ступнях проступили заметные раны, «как если бы в этом месте натянулась, поднялась и прорвалась плоть, а вокруг плоть отступила и впала». Кровь сочилась и из-под его ребра, постоянно пачкая одежду.

Образ стигматов Франциска связан с важнейшим принципом средневекового христианства — «подражанием Христу» (imitatio Christi). Считалось, что святые добровольно принимают на себя мучения, подобные тем, что пережил Спаситель, ради утверждения Его учения. В первые века христианства «подражателями» были мученики, ради своей веры они выносили пытки и спокойно встречали страшную смерть. Культы мучеников во многом сформировали раннее христианство. Когда учение Христа превратилось в официально признанную религию, нужда в новых святых не иссякла, и пришлось искать новые пути «подражания» высоким образцам, теперь уже не только Христу. В это время охотно канонизируют миссионеров, обращавших соседей-язычников в свою веру. Они придерживались принципа «подражания апостолам» (imitatio apostoli). Преподобных — святых, при жизни принявших монашество, — почитали в силу их «подражания ангелам» (imitatio angeli). Считалось, что праведная жизнь в обители позволяет человеку вести практически «ангельский» образ жизни, угодный Богу. Для святых женщин существовал отдельный принцип «подражания Марии» (imitatio Mariae).

При этом не забывали и о «подражании Христу». Франциск Ассизский настаивал: чтобы уподобиться Спасителю и тем самым приблизиться к Нему, верующим нужно перенять черты Его земной жизни, например жить в бедности и проповедовать. Франциск говорил, что физическое переживание этого опыта не менее важно, чем духовное. Его стигматы стали своего рода вершиной телесного «подражания». Современные исследователи спорят о стигматах святого. Некоторые считают, что они были симптомом какой-то из многочисленных болезней Франциска, другие полагают, что святой мог сам нанести себе раны, чтобы полнее пережить опыт физического уподобления Страстям. Так или иначе, последователи Франциска создали один из самых запоминающихся образов христианских святых, и стигматы стали его отличительной чертой. Появление новых «стигматиков» было вопросом времени.

Чем больше распространялись рассказы о «святых ранах», тем меньше становилось уверенности в том, как именно они должны выглядеть. Вариантов было множество. Например, Екатерина Сиенская, позже также признанная святой, утверждала, что ее стигматы невидимы для окружающих, но приносят самой женщине сильнейшую боль. Далеко не все ей верили, но церковь тем не менее не считала Екатерину симулянткой — напротив, ее свидетельства до сих пор рассматривают как важнейший пример мистического опыта. Еще долго не утихали споры о том, как следует изображать Екатерину: с видимыми стигматами или без них.

Вскоре после смерти первого «стигматика» Франциска Ассизского подобные раны перестали быть исключительно атрибутом святых. О «святых ранах» постоянно говорили проповедники, призывающие воинов отправиться в очередной крестовый поход. Например, Гвиберт из Турне в XIII веке писал:

«Да будет Христов крест в вашем сердце, несите Его стигматы на своем теле…»

Проповедник уподоблял стигматам ранения, которые его слушатели получат в боях в далеких землях. Это был один из немногих способов «подражания Христу», доступных светским людям, и такой довод, судя по всему, работал: желающих «принять крест» было достаточно. На этих примерах хорошо видно, как неоднозначно люди Средневековья воспринимали насилие: следы жестоких истязаний сделались атрибутом одного из самых миролюбивых святых, а затем вновь стали инструментом для призыва к войне.

Со времен Средневековья до наших дней обладателями стигматов объявляли себя от 300 до 400 человек. Правда, католическая церковь признала истинными всего около 70 случаев. Чаще всего такие раны появлялись у итальянцев: в разные времена в стране зарегистрировали более 200 примеров, хотя большинству отказали в подлинности. Женщины заявляли о стигматах чаще, чем мужчины, а вот возраст «стигматиков» мог быть самым разным. При этом не все они были католиками, подобное случалось и у протестантов, хотя гораздо реже. Большая часть случаев приходилась на периоды острых социальных кризисов или религиозных конфликтов в сообществе, а сами носители стигматов часто переживали длительный стресс. Эти люди были крайне религиозны и, как правило, много размышляли о Страстях Христовых.

Скептически настроенные врачи нашего времени высказали множество предположений о том, чем могли быть стигматы с точки зрения медицины. Это гематидроз («кровавый пот», возникающий из-за поражения стенок сосудов), викарная менструация, при которой кровоточат слизистые оболочки органов помимо матки, либо редкий синдром Гарднера — Даймонда, когда у пациентов возникают болезненные синяки и кровотечения.

Проявления всех этих состояний усиливаются при мощном стрессе. У невидимых стигматов еще больше возможных причин, потому что их главный критерий — боли.

Среди людей, заявлявших о стигматах, были и симулянты, но большинство, скорее всего, не обманывало, по крайней мере осознанно. Учитывая, что «святые раны» чаще всего появлялись в трудные времена, они становились знаком свыше для глубоко верующего человека и помогали ему пережить испытания. Поэтому можно с уверенностью сказать, что большинство «стигматиков» действительно могли испытывать всё, что описывали, и их горячая вера усиливала необычные физиологические симптомы.

Люди Средневековья не могли избежать ран: они подстерегали и в бою, и в уличной драке, и даже дома. Но как к ним относиться — надеяться на собственные силы организма, пытаться справиться при помощи лекарств или наделить неким новым смыслом, — мог решать только сам человек.