«Всё убили, не на что посмотреть»: интервью с Михаилом Чернышевым, хранителем уникальной галереи-музея «Память»

Павел Коркин: Я часто заходил к Михаилу Чернышеву на вечерние посиделки: у него в галерее-музее собирались разные деятели культуры, диггеры, рокеры и пожилые люди. В один из таких вечеров один полудед, не дав мне сказать ни слова в свое оправдание, эйджировал меня и принялся пить из рюмки водку, не наливая ее мне. В какой-то момент прямо из космоса он достал фразу на тему того, что вообще-то мы, молодежь, могли бы пофотографировать уникальную галерею-музей и сделать про нее (него) материал. Разумеется, он и не думал, что перед ним стоит тайный гуру «Ножа», а его идея попала в благодатную почву и будет немедленно претворена в жизнь, дабы в следующий раз рюмка с водкой не обошла меня стороной. Впрочем, пить я уже бросил.

Михаил Чернышев: На нынешнем месте галерея-музей «Память» находится уже почти шесть лет. Я бы даже назвал ее филиалом всероссийского общества охраны памятников. Раньше мы размещались на Кузнецком мосту, в Гостином дворе. Нынешнее помещение тоже достаточно интересное — это дом купцов Корзинкиных.

Здесь жил писатель Телешов, человек, традиции которого мы практикуем и поддерживаем.

Женившись на богатой наследнице и хозяйке дома, он начал устраивать собрания, на которых бывали Чехов, братья Бунины, Левитан, Сергей Алексеев, Рахманинов, Станиславский, Маяковский, Есенин и так далее. Неудивительно, что с этим местом связано много необычных историй.

Тот же Алексеев учился на актера, а стал режиссером. Почему? Потому что на одной из «творческих сред», которые здесь проходили, он упал с рояля, когда пытался показать, как правильно играть роль, и сломал себе руку. После этого он решил, что быть актером ему не сильно хочется, а хочется быть все-таки режиссером.

Есть знаменитая история, когда голый Маяковский с голым Есениным ехали на трамвае. Это случилось после того, как они проиграли здесь в бильярд, а проигравший должен был проехать на трамвае один маршрут по кругу обнаженным.

Естественно, их сдали в Басманную полицейскую часть.

Крик души

Первая читка пьесы Горького «На дне» в этих стенах была. Причем очень потешно: Телешов в воспоминаниях пишет, что все было культурно, тихо, спокойно, а у самого писателя об этом такая заметка: мне прислали 5 литров самогона, завтра идем к Телешову. То есть место это и богемное, и полубогемное, здесь вполне комфортно сосуществуют предметы советской эпохи с предметами дореволюционного времени. А наша задача — рассказать об истории этих предметов, некоторые из которых современные молодые люди не видели вовсе. Кем-то из классиков в свое время было сказано: «Не зная своего прошлого, невозможно понять настоящее».

Вообще удивительно, что это здание еще осталось: его пытались отобрать, пытались снести когда-то, нас пытаются периодически отсюда выгнать… Как говорится, «архитектура — это застывшая музыка». И в школе нас заставляют изучать, например, Льва Толстого. Это же классик? Писал романы, которые стали лицом русской литературы. Нас заставляют учить стихотворения Пушкина, Есенина, Лермонтова, кого угодно.

Нам говорят: «Ребят, смотрите, а еще есть картины Шишкина, Айвазовского, смотрите, ведь это классика!» Но зачем тогда вы хотите отобрать у людей их дома, которые до сих пор стоят? Сохранился красивый старинный дом: просто отреставрируйте его, сделайте из него что-то, магазин, я не знаю, что угодно, приспособьте под свои нужды.

А вы мне в школе говорите: «На, смотри, стихи Пушкина, стихи Лермонтова, картины Айвазовского, Шишкина», но при этом я выхожу на улицу — и мне не на что посмотреть. Всё убили. Вот такой крик души.

Над подвалом, в котором расположена галерея, стоит усадьба середины XIX века. Она построена в 1840 году на основании более старой постройки. В то время люди нормально относились к старине, пытались ее максимально сохранить и использовать. Потому не стали уничтожать и наш замечательный подвальчик. Им пользовались жители усадьбы для своих целей.

Судя по плану, мы сейчас находимся в основании одной из стрелецких башен Белого города, ее нижнем ярусе. По мнению археологов и архитекторов, которые здесь были, это строение 1560-х годов, времен царя Ивана Васильевича Грозного. Это и по стенам видно, что они не так сложены, вот на сломе видно: несколько слоев кирпича, потом замутовка белым камнем, потом снова несколько слоев кирпича. Дома так не строили.

Здесь неподалеку находится еще один дом, спасением которого мы занимаемся, «дом с атлантами». Раньше это был дом купцов Расторгуевых, которые занимались так называемой колониальной торговлей: продавали чай, всякие специи, сахар. У меня есть пенек, на котором делались обручи для бочек, он как раз из подвалов купцов Расторгуевых. Еще мы оттуда спасли кованные двери. К сожалению, позже их отобрали.

Сейчас этот дом переделывают под жилые апартаменты. Не знаю только, хорошо это или плохо. Ведут они себя точно некрасиво: перекрыли все дворы в округе воротами, значительно расширили территорию за счет близлежащего брошенного дома, хотя у него уникальная архитектура, он является элементом застройки города.

Будет вместо этого огромный жилой квартал. Обидно, что все так получилось, не будет большое доступа в эти дворы. Хотя как раз там снимали сцену фильма «Брат-2», где взрывается машина и герои убегают.

«Ребят, ничего не осталось»

Очень не хочется, чтобы в Москве ломались старые дома. Лет пятнадцать назад меня товарищ из Сербии попросил: «Жена с подругой едут в Москву, обе хорошо говорят на русском. Ты можешь им показать город своего детства?» Я говорю: «Да, хорошо, покажу». Звоню товарищу-ровеснику: «Помнишь какие-то места? Давай девчонок выгуляем?» — «Ну давай». Вечером встретили этих девочек. Тогда еще можно было ночью купить пиво. Взяли пивка, пошли гулять по Москве. Идем, между собой разговариваем, девочки нас прекрасно понимают. «А помнишь, вон там было то-то, то-то»; «Там стояла такая лавочка прикольная, еще три тополя росли рядом, пойдем туда». Приходим, а там парковка. Мы идем в другое место — закрытая территория. Пришли в третье место, нам охранник говорит: «Ребят, ничего не осталось». Сбегали, купили ему пива, чтобы пустил на территорию. Но мы действительно ничего не нашли из того, что помнили с детства. То есть, моего детства в этом городе фактически не осталось.

Как раз в то время Америка перестала бомбить Югославию, но Белград сильно пострадал. Эти девушки, когда мы их проводили, сказали: «Мы не поняли, кого бомбили, вас или нас?» Такая получилась прогулка с двумя коренными москвичами, которые у себя в городе не нашли ни одного места из своего детства. Ни одного. Да, дом, в котором я родился, пока стоит: лишь потому что он большой, элитный по теперешним меркам. Но школы уже нет, тех мест, где я гулял, тоже нет. То, что осталось от бульвара, выглядит настолько безобразно, настолько мерзко… Я же борюсь за то, чтобы все оставалось таким, каким оно было. Не ради собственной ностальгии, а чтобы вы, молодые, увидели, как все было. Вам интересны эти сраные урбанистические скамейки, какие-то стоячие плакаты, фонари?

Я собрал почти все вещи, о которых мечтал в детстве

Я родился в очень старой квартире, в ней жило несколько поколений моих предков. Она была недалеко от галереи, на Чистопрудном бульваре. Я до сих пор прекрасно помню, как все выглядело в той квартире. Но когда родился мой брат, нас переселили в другую квартиру (в то время это считалось нормальным — укрупнение жилплощади и все такое), а огромное количество вещей так и остались в той старой квартире. На новом месте мне очень не хватало многих запавших в душу вещей, которые я помнил с детства. Это могла быть чашка, мог быть молочник. Помню огромные напольные часы, в которых я прятался, играя с мамой в прятки. При переезде их решили не брать с собой, заменили их какой-то ГДРовской херью. Наверное поэтому лет в 13-14 я начал собирать похожие вещи обратно.

Если я находил какие-то старые предметы быта, я их собирал: блюдце, монетку, что угодно, напоминавшее о моем детстве. И наверное именно это я и делаю до сих пор. Я пытаюсь жить в той атмосфере детства, в которой у меня были эти вещи.

До сих пор бывает такое: иду по барахолке и вижу вещь, о которой мечтал, когда мне было 7-8 лет. Я вдруг вижу ручку или карандаш, которые я хотел тогда, но они мне не попались. И я покупаю их, хотя мне уже далеко за 40. Думаю, я собрал почти все вещи, о которых мечтал в детстве. Пускай с опозданием в 40 лет, но я их собрал.

«Это просто африканский меч, им можно кого-нибудь убить»

Но кроме вещей из детства у меня тут есть еще много чего. Например, история этого предмета такая: ехали по дороге купцы, из леса выскочили разбойники. У них что было за пазухой? Кистень. Вот сейчас перед вами самый настоящий кистень XVII века, найденный, ну когда такое еще было можно найти, в лесу. Мы, правда, не совсем правильно сделали для него палку — длиннее, чем она была. Но в целом так он и выглядел. Кистень рабочий, найден в лесу, около проезжей дороги.

Вот еще одна интересная вещь — чеснок. Этот чеснок, к сожалению, более поздний, чем кистень, найден в Беларуси. Его скорее всего сделали партизаны, чтобы прокалывать шины немецких машин. Но в принципе точно такими же русские разбойники прокалывали копыта коням. Чеснок рассыпался по дороге в каком-то количестве. Так что за сотни лет эта вещь совершенно не изменилась. Как ты ее ни кидай, она все равно встает острым концом кверху.

Вот еще одна интересная штучка, потешная. Это африканский нож, начало XX века. Для чего? Исключительно для того, чтобы отрезать голову. Очень удобно.

Это просто африканский меч, тоже конца XIX века. Им можно кого-нибудь убить.

Очень интересная история, например, у этого непальского меча. Для чего тут нужен излом спереди? Для прямого удара в лицо. У них были бамбуковые шлемы с перепонкой в центре, которая защищала переносицу. Центральный элемент перепонку ломает, а те, что с краю, должны попадать в глаза. В наши глаза они не попадут, потому что у нас другое устройство лица.

Это индонезийский меч, он тоже настоящий, тоже XIX века. В чем его прелесть? В том, что у него из ручки торчит клок волос. Обладатель такого меча мог поместить сюда только волосы своего врага. Так что у нас есть волосы какого-то индонезийского врага.

Самым интересным предметом в нашей коллекции я считаю вот эту 150-килограммовую немецкую авиационную бомбу. Она найдена в Москве. И она взорвалась бы, если бы сработал таймер. Очень хорошо сохранилась. Эту бомбу нашли в 1990-е годы, когда ломали один из домов около Дербеневской набережной, на чердаке. Саперы ее разминировали и передали в небольшой районный музей.

Когда его закрывали, бабушка оттуда одна позвонила, говорит: «А ты не хочешь у меня ракету забрать?» Я туда поехал, но, честно говоря, думал, что я заберу там ракету, которую пионеры строили в честь полета первого спутника и первого космонавта. Не думал, что это будет бомба.

Выходит, люди с войны до 1992-го года жили в доме, где лежала такая вот фигня. Она легко могла разнести весь дом.

Вот разные интересные экземпляры, которые иногда попадаются во время раскопок. Например, так называемый бородовой знак. Здесь нарисованы усы и борода, написано «деньги взяты». Год стоит в русском исчислении буквами — 1700. То есть его сделали, когда царь Петр приказал рубить бороды. А такие жетоны были у тех, кто заплатил налог и мог носить бороду. Если нет такого жетончика, то тебе насильно бороду бреют.

Вот еще одна потешная штучка — так называемое кольцо для бедных. Оно безразмерное, так как с разъемом, можно на любой палец натянуть. Такие кольца делали посеребренные или позолоченные, стекляшечку ставили яркую. Ведь раньше, если тебе нужно было кольцо, приходилось у ювелира заказывать его по размеру. Такое могли себе позволить далеко не все.

Еще есть очень интересные два кольца, их нашли в одном месте, на расстоянии 10 метров друг от друга. Одно из них с варяжскими рунами, другое — со славянскими рунами.

Это боевые кольца, которые носили как обереги. Руны на варяжском нам перевели: это защита, воинская доблесть, отвага и добродетель. Славянское кольцо, скорее всего, означает то же самое.

Еще есть интересное кольцо со схематическим изображением олененка. Олень — это символ славянской богини Берегини. Все эти кольца домонгольского периода, IX–XII веков.

Вот еще интересное кольцо с профилем Сталина. Это с Колымы. Есть какое-то количество так называемых «колымских» вещей, оно сделано из тракторной гайки из такого металла, который на морозе не замерзает, не прилипает. Профиль Сталина, обмедненное. Вот такая вот лагерная символика.

Вот так называемый паломнический крест. Очень интересная вещь, они редко доходят до наших дней. Потому что и в то время все хотели посмотреть, как он устроен, и, соответственно, ломали. Если в него посмотреть на свету, там видно или икону, или местный монастырь, в который люди совершали паломничество. Такая игрушка для людей того времени. И всем было интересно понять его устройство. А там стоит просто стеклянный шарик, за которым сделана малюсенькая гравюрка.

Или вот история из Смоленской области: там шли активные боевые действия во время войны, а теперь там очень много копателей, которые периодически заебывают местное население.

И один мужик придумал интересную вещь. Он где-то нашел немецкую кокарду, «Мертвую голову», которую в дивизии SS-Totenkopf носили, и из алюминия нафигачил огромное количество таких голов. А потом просто раскидывал их по всему лесу — народ их тупо собирал, радовался, практически обрушили рынок продаж «Мертвых голов», такое их количество было. Мужик кокарды разбрасывал, они зиму под снегом отлежали, а весной копари приезжают и находят их радостно в лесу. Парадокс в том, что эта дивизия СС там вообще не воевала. Вот и у меня такая голова есть тоже. Она достаточно смешная.

«Дети, что вам больше всего запомнилось в Москве?» «Дядя Миша!»

Меня часто спрашивают: «Что для тебя значит эта галерея? Почему она тебе так важна?» Расскажу про два случая, чтобы стало понятно — почему. Приходит бабушка, она живет неподалеку, и говорит: «Ой, тут все напоминает мои детство, юность, можно я похожу?» Я говорю: «Ходи, ну че». Прошла, и ее нет и нет, нет и нет, я начинаю волноваться. Туда ушла, в дальние комнаты. Думаю: там ступеньки есть, бабушка старенькая, может быть она, ну… Пошел искать, смотрю, она сидит и плачет.

Я говорю: «Ты что плачешь?» Отвечает: «Ты знаешь, год назад у меня умер муж, мы с ним прожили 50 с чем-то лет. И у тебя тут я увидела коробку из-под конфет, которые он мне подарил в 1950-е годы на первом свидании. Понимаешь, никогда больше не видела эти конфеты, они „Москва“ назывались».

Для меня это просто… Она сидит и плачет: «Представляешь, 50 лет прожила с человеком, 50 лет не видела этой коробки с этим рисунком, и вот он умер год назад, я прихожу к тебе и нахожу эти конфеты, эту коробку».

Другой случай. Привозит ко мне местная администрация детей из Читы. В первый день их на Красную площадь водили, в зоопарк, посмотреть на слона, все такое, а во второй — решили почему-то ко мне послать. Было человек пять, дети из интернатов, победители олимпиад или вроде того. В общем, одаренные дети, которых премировали поездкой в Москву. И вот я им делаю экскурсию по району, потом привожу сюда, по предметке начинаю: показываю разные предметы и рассказываю их историю. Естественно, дети сразу начинают с оружием баловаться.

И сидит девочка, лет 12, по-моему; у нее сильно были обожжены руки, просто реально видно жилы. Я спросил человека, который детей привел: «Что случилось? Почему так?» «А, — говорит, — их с интерната иногда на волю выпускают. Был пожар в соседнем доме, эта девочка четырех человек оттуда вытащила».

Администрация Читинской области ее премировала, сука, телефоном. Даже не айфоном, какой-то сранью, дешевым смартфоном премировало. И при мне ей мама звонила и говорила: «Слышь, тварь, продай там свой телефон в Москве, там дороже, наверное, стоит, мне тут бухать не на что».

Остальные дети просто играются, бегают с пулеметами, я им и каски дал. А эта девочка подходит к одному чемодану, открывает его: «Ах!» У меня в этом чемодане дешевая бижутерия хранится, собранная на заброшках, принесенная чуть ли не бомжами, из этой серии. Девочка спрашивает у того, кто их привез: «А можно? А сколько это стоит?» Он подходит ко мне, говорит: «Сколько денег надо?» Отвечаю: «Ты что, дебил? На пакет, на тебе второй чемодан, девочка, забирай все, что ты хочешь, просто собери и унеси это отсюда, пожалуйста». Она что-то отобрала, так, скромно очень.

Самый прикол был в чем? Когда их привезли в Читу обратно, у них спрашивает местное телевидение: «Дети, что вам больше всего запомнилось в Москве?» Все эти пять человек хором: «Дядя Миша!» Наверное, ради таких случаев я тут и существую.