Сыр, черви и тяжкий крест Доменико Сканделлы. Как один итальянский мельник попытался независимо мыслить в эпоху инквизиции

Перед тем как выкопать из пепла бедный труп фриульского мельника, стоит разобраться, откуда у ученых второй половины XX века вообще возник интерес к локальным сюжетам. То тут, то там, будто сами собой, стали появляться работы, в которых внимание историков целиком захватывала какая-нибудь деревня, местный сумасшедший или судьба конкретной семьи. А ведь долгие годы до этого премудрые мужи только и делали, что писали истории наций, государств и биографии правителей. Откуда пошел новый тренд и при чем тут Меноккио?

«Что, по-вашему, Бог? Бог — это малое дуновение и все то, что люди воображают»

Не будем уходить в дебри академических противостояний теории и метода, что пришлись на середину XX столетия. Все эти перипетии, связанные с историей приснопамятной школы «Анналов», ко второй половине прошлого века уже начали отходить в сторону. Всё, что нас интересует, — это один конкретный год — 1975, когда один ушлый француз по имени Эммануэль Ле Руа Ладюри написал книгу про житье-бытье одной маленькой окситанской еретической деревни под названием Монтайю. Этим своим деянием он мало того, что перетащил пальму первенства в открытии нового направления — микроистории — во Францию, так еще и обозначил мейнстрим десятилетия. Новый тренд — работа с биографиями малых сообществ. Теперь любая работа, созданная в схожем ключе, неизбежно сравнивалась с исследованием Ладюри. Не стала исключением и вышедшая спустя год «Картина жизни одного мельника» за авторством Карло Гинзбурга — итальянского историка еврейского происхождения с корнями в Одессе.

В историографии Италии есть всего пять имен, которые надо запомнить студенту-историку, чтобы получить свое отлично на очередном экзамене:

• Лоренцо Валла — ученый эпохи Возрождения, «придумавший» спиральное развитие исторического процесса;
• Джамбаттиста Вико — творец эпохи Просвещения, ставший основоположником философии истории;
• Карло Гинзбург и Джованни Леви, занявшиеся микроисторией в разных аспектах ее применения — социальном, культурном и экономическом;
• Умберто Эко, которого прописывают всем первокурсникам в качестве прививки от унылости.

Сама по себе микроистория, если упростить это понятие, предполагает уменьшение масштаба наблюдения за изучаемым объектом. Вместо истории страны — история деревни, вместо мыслей миллионов — мысли одного.

Делается это не просто так, а потому, что на примере малого часто можно обнаружить гораздо больше ценного и конкретного, нежели тыкаясь в разнородные масштабные идеи и проекты. Идеальная микроистория стремится вывести свои точечные исследования обратно, к масштабу и общим выводам. Но в реальности у нее обычно так не получается, и каждый новый сюжет оказывается казусом — уникальным по своей сути событием или явлением, которое нельзя округлить. В этом кроется проклятие микроистории и ее дар. Проклятье — невозможность выйти к крупным обобщениям, дар — созидание уникальных и наистраннейших сюжетов, которые скрывает мировая история.

Как и в случае с деревней Монтайю, о жизни и воззрениях Доменико Сканделлы нам известно благодаря расспросным речам инквизиции. Обычно она появлялась так быстро, как только можно. Однако фриульскому мельнику везло — он оставался вне сферы ее интересов, довольствуясь ролью эдакого местного «умника». Бесить соседей — да. Отправиться на костер по первому подозрению — не в этот раз. В отличие от работы Ладюри, Гинзбург не ставил себе целью объять необъятное. Да и полноценных протоколов преследования еретиков во Фриули у него не было. Однако общий мотив вычленения индивидуальности из кучи посредственности остался. Таков путь микроисторика.

«Зря вы думаете, что Иисус Христос родился от Девы Марии. Такого быть не может, что она его родила и осталась непорочной: тут не обошлось без какого-нибудь доброго молодца»

Доменико Сканделла родился в 1532 году и полностью выгорел уже к 1599 году. Два инквизиционных процесса сопровождались сначала тюрьмой, а потом и казнью. Родился Сканделла во фриульском селении Монтереале. Здесь же и жил всё время, кроме двух лет (1564–1565) изгнания, к которому его приговорили за участие в потасовке, — их он тоже провел неподалеку. Был женат и имел семерых детей. Еще четверо умерли. Сам Меноккио описывал свой род занятий как «плотницкое, столярное, выкладывать стены и всякое другое мастерство». Но по основному роду деятельности он был и оставался мельником и одевался подобающе — носил белую шерстяную рубашку, накидку и колпак.

После возвращения домой в 1565 году Меноккио взял в аренду два земельных участка и две мельницы. Сам Сканделла, конечно, прибеднялся, говоря о своем достатке. Но средства у него были. Иначе откуда бы взялись деньги на аренду сначала двух, а после и четырех мельниц. Да и после казни мельника его дети отнюдь не бедствовали, во всяком случае его дочь Джованна (о других сведений нет).

В 1581 году, будучи уже уважаемым человеком в родных краях, Сканделла занял должность подесты — главы местной администрации с судебными функциями — в четырех соседних с Монтереале селах. Он был неплохо образован, мог читать, считать и писать, а также спорить с ученым клиром. Терпимостью и способностью слушать собеседника Сканделла, однако, не отличался — он стремился лишь говорить сам, спорить и побеждать в этих спорах.

Позже на допросах он гордо заявлял инквизиторам, что до всех своих воззрений дошел сам, своим умом, не получая никаких божественных откровений. Собственно, за смелые речи о Боге и вере Меноккио и угодил на дыбу. 28 сентября 1583 года на Меноккио поступил очередной донос в святую инквизицию. Ему вменялись в вину «безбожные и еретические» речи об Иисусе Христе. И речь шла не о единичном случае. Меноккио свое мнение обосновывал и стремился распространять, что и довело до беды.

После непродолжительного тыканья палкой мельника отпустили, и тот даже попытался вести себя прилично. Никаких серьезных разборов полетов, связанных с его ересью, в 1583 году не случилось. Всё напоминало скорее профилактическую беседу, где ему погрозили пальцем, наказали вести себя смирно, ходить к мессе и не привлекать лишнего внимания. И тот пытался. Правда, не очень долго. Уже в феврале 1584 года францисканский монах Феличе да Монтефалько распорядился взять еретика под стражу и в оковах препроводить в тюрьму инквизиции в Конкордии. Там и состоялся первый настоящий допрос вольнодумца, где тот начал планомерно закапывать сам себя.

«Попы все под себя подмяли, все себе захватили, чтобы сладко есть и мягко спать»

От посредственной хронологии переходим к думам самого Меноккио и тому, за что он в итоге получил по шапке. Тут нужно винить лишь две вещи, сделавшие его еретиком, — книгопечатание и Реформацию. Его соседи по деревни книг не читали, а потому речи мельника их смущали. Не выводили из себя, не приводили в бешенство. А именно что смущали. Многие свидетели на процессе отвечали инквизитору: мол, да, говорил Сканделла всякие гадости, — но я ему на то указывал и говорил: мол, прекрати говорить гадости. Он не прекращал, ну а я что поделаю. Доносительства среди друзей Меноккио не было, а потому тот почти всю жизнь мог спокойно нести любую пургу, не чувствуя особых проблем. Разве что священник какой донесет — а он и донес, кстати. И донес, кстати, из личной неприязни: они с Меноккио долго до этого ругались. Так что дело вовсе не в рьяной религиозной борьбе отдельного церковника за чистоту веры. Просто мельник не нравился ему как человек.

Самая главная претензия к Меноккио была даже не в том, что он ходит такой по деревне весь себе на уме. А в том, что он считал себя умнее прочих, а потому занимался, по сути, проповедью своего мировоззрения, попирая авторитет священника. Товарищам он часто говорил: «Хотите, я покажу вам путь истины?» А после начинал задвигать про то, что сущее есть хаос, а Бог родился одновременно с ангелами.

Цельной философии у Меноккио не то чтобы не было, просто она менялась во время допросов каждый день. То ли мельник старался как-то сгладить свою еретичность, то ли просто не мог удержаться на одном месте и усиленно думал дальше.

Например, споря с церковниками о природе Христа, Сканделла говорит, что распятый Иисус был «то же самое, что и человек», ведь все мы — Божьи дети. Просто так совпало, что Христос был более важным, так как родился от Иосифа и Девы Марии, а так-то он на одном уровне со всеми другими. Римский же папа тоже важный человек, но при этом такой же, как и мы. Вот и Христос такой же. Улавливаете?

Когда мельника перевели в конце апреля 1584 года в другую тюрьму, у него появилась возможность разгуляться на полную. Прежде всего он начал с критики латыни. Ну, потому что вести службу на латыни — это принижение и обман бедняков, которые латыни не знают. И вообще все ограничения, что накладывает церковь в плане почитания мира, — это фигня. Господь Бог даровал всем народам часть Святого Духа. А потому спастись могут все — и турки, и еретики, и иудеи, — он любит всех. На логичный вопрос инквизитора о разумности таких воззрений Меноккио отвечал: «Каждый думает, что только его вера хороша, но какая правильная, узнать нельзя». Это он вычитал из «Декамерона», кстати.

«Исповедоваться у попов и монахов — все равно что у дерева»

Причем от такой широкой толерантности Меноккио бросает в откровенную ересь, где он начинает отрицать основные таинства вроде крещения и миропомазания, называя их «барышничеством». Зачем крестить ребенка за деньги у священника, если Господь крестит всех при рождении? Зачем платить за венчание двух сердец, если достаточно простого слова, данного перед лицом Бога? И так по накатанной.

Мысли, понятное дело, крамольные. Но откуда они вообще взялись? Просто так рядовой житель Монтереале, будь он хоть пастор, хоть пастух, взять и надумать себе таких сложных сюжетов не мог. А у Меноккио получилось. Тут, к сожалению, никакой конкретики. О ранних годах Доменико Сканделлы нам ничего неизвестно. Однако логика поведения сельских еретиков подсказывает, что кто-то Меноккио научил думать, так как учиться в родной коммуне проблематично. Плюс не забываем об интересе мельника к книгам, которые он активно скупал на деревенских ярмарках и получал в качестве подарков. Не каждый владеющий книгами будет их читать. Однако Меноккио очень это любил.

Из допросов инквизиции мы знаем, что список книг у мельника был солидным. В него, помимо не атрибутированных историками работ, входили:

• Библия обычная;
• Библия необычная, то есть «Цветы Библии» — что-то вроде религиозного сборника с кучей произведений;
• «Розарий Богоматери» (Альберто да Кастелло) — молитвенник с молитвами Богоматери;
• «Золотая легенда» (Иаков Ворагинский) — собрание христианских легенд и занимательных житий;
• «Путешествия сэра Джона Мандевиля» — компилятивное произведение XIV века о выдуманном путешествии английского рыцаря по миру;
• «Сон Каравии» (Алессандро Каравия) — книга начала XVI века о путешествии венецианского шута в ад с обличением католической церкви;
• «Декамерон» (Джованни Боккаччо) — ренессансная утопия с подозрительным обилием эротики и без цензуры;
• «История Страшного суда» — анонимная поэма с понятным сюжетом;
• «Месяцеслов» (Марино Камилло де Леонардис);
• «Прибавления к всемирной хронике» (Якопо Филиппо Форести) — добротная христианская хроника с примесью Ренессанса;
• Коран — по сути своей, неизвестная книга, которую определил как Коран один из свидетелей.

Неплохой набор для еретика. Однако Карло Гинзбург в своих изысканиях рассматривает измышления Меноккио не как производную от этих книг, но как автономную концепцию, которую Сканделла потом натягивает на доступные ему примеры из трактатов. Причем сам набор книг сложно назвать редким — вполне распространенная для того времени библиотека человека, который любит читать. Не считая Корана, конечно. Но даже если представить, что Меноккио не вычитал свою философию из книг, а использовал их как базу аргументов, — это всё равно очень круто.

Маленький человек со своим собственным «я», которое не родилось из повторения заученных литературных тропов, но стало более цельным благодаря им.

Тем более что Меноккио в своих допросных речах постоянно путался, а потому пересечения с книгами получались искаженными в пользу оригинального толкования мельником прочитанных им тем.

Тут, правда, есть некоторая закавыка, поскольку уважаемый ученый Гинзбург очень хотел найти у Меноккио корни народной итальянской культуры и устной традиции. Чтобы всё было по классике, где «быстрые разумом Невтоны» сами собой рождаются на итальянской земле и изобретают новые версии религии. Однако это не так.

Все основания «крестьянской», или же «народной», религии теряются, поскольку свидетельства о подобных Сканделле умниках до нас не дошли. Поэтому куда более достоверной кажется версия о том, что Меноккио по молодости успел пообщаться в городе с компанией протореформаторов, начитался всяких книг, а после отрефлексировал всё на себя.

И даже так его идеи не были настолько уж чуждыми деревенским жителям, иначе бы его прогнали из родной коммуны далеко и надолго.

«Я никогда не имел дела ни с каким еретиком, но я не без смысла в голове, и я хотел разузнать великое и неизвестное»

Опыт пристального чтения книг привел к тому, что Меноккио провел ревизию практически всех оснований христианской веры. Он считал, что люди испортили Священное Писание, данное им Богом, — превратили его в здоровенный Талмуд. Ревизия Писания и Евангелий сочеталась в Сканделле с иконоборчеством. Он не считал необходимым почитать мощи святых. Куда ведь лучше молиться Богу. Причем брались эти измышления у мельника не просто так. Он аргументировал свою позицию, обращаясь к тому же самому Писанию, выискивая там примеры, подходящие к его позиции. Не всегда это делалось грамотно и аккуратно. Например, неправильно прочитав отрывок из «Легендария всех святых» Иакова Ворагинского об исцелении от тела Богоматери, Меноккио приходит к мысли, что императрица Священной Римской империи главнее Девы Марии в реальном мире, а та, в свою очередь, главнее всех на том свете.

Твердость мельника во взглядах и установках также представляется довольно странной. Что давало ему силу день за днем доказывать свою правоту? Почему вообще он продолжал говорить еретические вещи, несмотря на мнение окружающих? Самый простой ответ, подходящий эпохе, — дьявол. Меноккио тоже так решил, поэтому первое время объяснял все свои отступления от веры именно так. Потом, правда, душа поэта не выдержала, и он начал отвечать, что «до этих мыслей дошел своим умом». Судя по всему, у мельника взыграла гордость за собственное «я». Еще одно указание на необычность Меноккио, его индивидуальность и осознанность.

Последняя, кстати, действительно имеет смысл. Поскольку, если открыть одну из книг из библиотеки мельника — «Путешествия сэра Джона Мандевиля», — в ней можно найти описание верований сирийских яковитов, якобы отвергавших таинство исповеди в пользу самонаказания за грехи. И идеи, которые транслировал Меноккио, оказываются очень к ним близки. Ведь по-хорошему ходить на исповедь к церковникам бесполезно — они все думают лишь о собственной прибыли. И в идеале человек должен сам осознавать свои прегрешения, сам назначать себе кару и сам же совершать наказание. Очень идеалистичная картина, в которой церковникам остается лишь функция подсказчиков и советчиков для тех, кто не очень разбирается в себе. Такие психотерапевты от Бога.

То же самое и с исламом. В тех же «Путешествиях» имеется краткое описание магометанства, с которым Меноккио увидел несколько пересечений. Как минимум в области признания Иисуса Христа, которого мусульмане считают лишь пророком. Как и наш с вами герой. Всё по той же логике. Если это был Господь — он бы не дал себя схватить. Если же его распяли — значит, это был всего лишь пророк.

Идеи Меноккио поначалу и правда приняли за сумасшествие. Его специально спрашивали: не помешанный ли он, говорит ли он это всерьез? Тот отвечал: да, всерьез, нет, не помешанный.

Его постоянное оперирование «сыром и червями» наверняка казалось инквизиторам каким-то бредом, ведь мельник не всегда был последователен. Однако в космологии Меноккио оно имело смысл и было куда более понятным.

«Я говорил, что мыслю и думаю так: сначала все было хаосом, и земля, и воздух, и вода, и огонь — все вперемешку. И все это сбилось в один комок, как сыр в молоке, и в нем возникли черви, и эти черви были ангелы. И по воле святейшего владыки так возникли Бог и ангелы»

Это не значит, что все идеи Меноккио были идеальными по своей структуре. Викарий-дознаватель регулярно подлавливал его на противоречиях, указывая на то, что он не может сложить два и два. Так, например, в один из дней Сканделла заявил, что души людей возвращаются к Богу и становятся бессмертными. Однако к тому времени он уже успел проесть плешь судьям о том, что Бог — это земля, вода, огонь и воздух, то есть слияние элементов, воплощенное в мире. Как же тогда душам обретать бессмертие, если Бог не воплощен в чем-то? Ответ убил. Меноккио не смог разобраться в своих же убеждениях — и просто слился.

Что реально выделяет Доменико Сканделлу из ряда его же соседей — это то, что он смог не только хорошо подумать, но еще и рассказать всё надуманное. У него в голове есть понимание того, как работает мир. Просто ему абстрактного мышления Бог насыпал побольше. Это позволяло ему как раз докапываться до каких-то деталей, которые обычного чтеца вряд ли бы заинтересовали. А вот что там в чудесах у святого Христофора не сходится с христианским идеалом? А почему так?

И именно этот интерес к казусам у Сканделлы накладывается на социальные воззрения нелюбви к церкви. Это, кстати, особой странностью не назовешь. Сельская ненависть к представителям церкви была одинакова во все времена. Священники лезут в наши дела, епископ запускает руку к нам в карман. Меноккио тут не изобретал велосипед, просто в его регионе ситуация была такая же, как и везде. В реалиях второй половины XVI века всё было даже хуже, чем в катарской Окситании. Чума, отъезд народа из Венеции и, самое главное, паршивые налоговые условия для простого народа, которому церковь сдавала землю в аренду.

Важно тут то, что недовольство Меноккио из абстрактной строчки в учебнике про «недовольство народных масс» воплотилось в связную мысль: даешь нестяжание, долой роскошества, почитаем аскезу, но также и кое-какие таинства, потому что они хорошие.

Это не католичество, не лютеранство и не анабаптизм. Хотя влияние последнего всё же историки находят. И инквизиторы этот анабаптистский след тоже у Меноккио нашли. В лице некого Николы Мелькиори — художника, с которым Сканделла, вероятно, общался в начале 1580-х годов. Этот художник уже успел прослыть в определенных кругах еретиком и иконоборцем, а Меноккио брал у него несколько раз книги почитать. Вот и сложилась картинка.

Когда Меноккио оказался в тюрьме, его сын Заннуто приложил немало стараний, чтобы облегчить положение отца. Он получил поддержку у одного стряпчего, чтобы заняться делом, лично встречался с инквизитором и даже добился от коммуны Монтереале ходатайства об освобождении Меноккио. В итоге помощь пришла откуда не ждали — из самой Венеции, правление которой потребовало от инквизиторов блюсти общий порядок и вести процесс при участии представителя республики. Процесс на время прекратили, а после вызвали Меноккио в городок Портогруаро, где тот… подтвердил все свои показания, которые дал инквизиторам на очной ставке. Это ему не очень помогло. Процесс продолжился, и с каждым разом Сканделла всё больше и больше закапывал себя.

Допросы закончились 12 мая. Меноккио отправили обратно в тюрьму, где он провел еще несколько дней. 17 мая он отказался от предложенного ему адвоката и передал судьям длинное письмо, в котором просил прощения за свои ложные мнения. Всё время, пока шли допросы — три месяца вообще-то, — он писать такое письмо не хотел, пусть даже его сын очень об этом просил.

«Он всякому, с кем заговорит, — сообщал Джулиано Стефанут, — ввернет что-нибудь о Боге и всегда прибавит какую-нибудь нечестивость, и никого не слушает, а все спорит и кричит»

В тот день, когда Меноккио послал судьям свое письмо, они собрались для вынесения приговора. По ходу процесса их отношение к делу постепенно менялось. Сначала они пытались указать Меноккио на его противоречия, затем — направить на верный путь. Наконец, убедившись в его непреклонности, отказались от каких-либо увещеваний и ограничились наводящими вопросами с тем, чтобы составить себе полную картину его заблуждений. Иных вариантов, кроме как признать Сканделлу неисправимым еретиком, не было. Но даже так до костра было далеко.

Цель инквизиции, вопреки расхожему мнению, была вовсе не в сожжении и изничтожении всех еретиков, что попадаются под руку. Основной мотив деятельности всех ее работников — возвращение заблудших в лоно матери-церкви. Поэтому Меноккио, несмотря на свои заблуждения, не был казнен или отправлен в тюрьму. Его приговорили к публичному отречению от всех его ересей, различным духовным наказаниям, вечному ношению в знак покаяния накидки с вышитым крестом. Собирались еще назначить пожизненное заключение на обеспечении семьи, но этот момент вскоре отменили.

В конечном счете измученный телесно и духовно Сканделла к 1587 году вернулся домой в Монтереале. И вроде как успокоился. К 1590 году его назначили на должность церковного старосты при помощи его друга — приходского священника. Меноккио продолжал оставаться авторитетной фигурой в коммуне и за ее пределами, регулярно ходил на исповедь и причастие и в общем-то особенно не чудил, пусть и нарушал инквизиционный запрет покидать деревню. Спустя некоторое время, однако, его положение осложнилось: умер сын — тот самый Заннуто, — помогавший ему материально. Другие дети помогать отказались. Меноккио стал искать другого заработка: преподавал в школе, играл на гитаре на деревенских праздниках. Теперь его особенно тяготил запрет покидать Монтереале и обязанность всюду появляться в накидке с крестом. Поэтому он периодически выбирался в соседние села и города, да и накидку перестал носить, тем более что за этим особо не следили.

Однако в 1599 году начали поступать всё новые и новые доносы. Сначала своенравный мельник рассказывал крещеному еврею о том, что Евангелие было написано монахами и попами попросту от безделья. Не такая уж еретическая мысль на первый взгляд, ведь Евангелий известно много. Просто не все они признаются церковью. Логика Меноккио была такова: если одно Евангелие написал человек, то почему и все другие не могли также написать какие-то случайные ребята.

Позже дошло до того, что еретические речи Сканделлы о греховности Девы Марии начал пересказывать трактирщик из соседней деревни. Речи мельника стали выходить за пределы его родной коммуны. А потому в конце июня 1599 года Меноккио был арестован и помещен в тюрьму города Авиано.

Через некоторое время его перевели в Портогруаро, а 12 июля он предстал перед инквизитором Джероламо Астео и целым судом в присутствии епископа и венецианского подесты.

«У каждого свое ремесло — кто пашет, кто сеет, а кто Бога хулит»

На этот раз тон речей Меноккио несколько поменялся. Он предстает не таким горделивым, постоянно «путается» в показаниях, «забывает», с кем общался, и «не знает» сути своих же заблуждений. В допросных речах второго процесса мы видим уставшего человека, который хочет примирения и чтобы его оставили в покое. Дети его оставили, в деревне ходит всё больше толков и пересудов. Однако прямо соврать о том, что не испытывает сомнений в вере, он не смог. «Фантазии» окутывают его разум, принуждают думать о том, как устроен мир. Они наводят его на мысли о Боге, о Христе, об устройстве мира, о церкви, священных книгах и всём его окружении. И ничего поделать он с этим не может.

2 августа суд инквизиции собрался для вынесения приговора. Меноккио был единодушно объявлен повторно впавшим в ересь. Суд завершился, но Меноккио тем не менее решили подвергнуть пытке, чтобы узнать имена сообщников. Но мельник не признался — ему было не в чем признаваться на дыбе. Он назвал лишь имя одного из местных знатных дворян, разборки с которым инквизиции были не по карману. Пока мельник сидел в тюрьме, между инквизиторами и Римом шла оживленная переписка.

Трибунал будто бы расхотел казнить Меноккио, но за делом следили очень внимательно. В Риме в это же время шел процесс над Джордано Бруно, а потому послабления в делах веры не одобрили из «центра».

Наконец, после изрядной задержки, поздней осенью 1599 года фриульский мельник Доменико Сканделла по прозвищу Меноккио был сожжен на костре как еретик. Допросные речи отправились в архив инквизиции, а мысли вольнодумца из Монтереале умерли вместе с хозяином.

---

Что почитать

1. Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. / пер. с итал. М. Л. Андреева, М. Н. Архангельской. М., 2000.
   Та самая работа Карло Гинзбурга, где раскрывается история Меноккио во всех ее подробностях. В отличие от других работ по микроистории, судьба Доменико Сканделлы и его воззрения кажутся чуть более запутанными. Очень много сюжетов связано с религиозной подоплекой мира, в котором жил Меноккио, очень много «еретических умствований» требуют подробного и не всегда понятного пояснения. Но основной посыл ясен.
2. Художественный фильм Menocchio the Heretic (2018).
   Не почитать, но посмотреть совместный итало-румынский фильм режиссера Альберто Фасуло о жизни Меноккио и его судьбе до и во время первого процесса 1584–1587 годов. С рядом сюжетных отклонений, но пусть так.