Хрустальный сосуд и его обитатели: взгляд на Беларусь вернувшегося эмигранта
После семи лет за кордоном два месяца дома могут подарить вам мешок наблюдений. Словно за грибами сходил — разве что грибы у всех разные, но тут уж кто каких ищет. Я в Минске уже два месяца, вот вам мой рюкзак.
Люди не церемонятся друг с другом. Особенно это касается сограждан более низкого социального положения, пожилых или нездоровых. На таких фыркают в транспорте, шипят в магазинах и учреждениях. Ясное дело, сами-то мы застрахованы от старости, а Альцгеймера вертели, где хотели. Это какая-то странная вера в собственное благополучие, неуязвимость, твердость ума и вечную молодость. Похоже, обе стороны считают такое положение совершенно нормальным — одни шпыняют, другие терпят.
Оказывается, белорусские военные никак не изменились с советских времен, по крайней мере, внешне. На них прежняя уродливая форма с мундирами-тужурками, собранными на талии резинкой. В руках — папочки с документами, не хватает только портфелей системы «дипломат» для завершения дежавю. Как будто мне снова семнадцать и все вокруг ходят по магазинам с купонами на сливочное масло.
Люди странно относятся к своему времени: они готовы на каждом шагу тратить его в идиотских очередях, которые безропотно терпят, однако за рулем или в метро вдруг спешат жить и стремятся обставить друг друга. Будто пытаются наверстать упущенное раньше. Здесь нет никакой логики и это нервирует всех без исключения. Вообще, Беларусь очень суетится.
В минском метро теперь проверяют ручной багаж на терроризм.
С момента моего приезда жизнь минской подземной ментуры несколько оживилась: человек в армейской куртке и с бородой просто не может не быть террористом, верно? Тем более, именно такими их изображали испокон веков в кинофильмах вроде «Рэмбо».
В удачные дни меня успевают прошмонать три-четыре раза, при каждом входе на станцию. Пухлый пасторальный ментик сидит в вольере, где установлен сканер с лентой. Вежливо спрашивает, не вживлен ли мне кардиостимулятор (какая забота) и прогоняет через рамку. Таких деликатных ментов я и не припомню, видимо, их тут особенно дрючат. Некоторые определенно ощущают неловкость за шмон — чуть виноватая улыбочка, натянутая шутка, должная сгладить недоразумение. Мол, мы люди подневольные. Все здесь люди подневольные, любезный, расслабься. Вся страна.
Во многих минских кафе работают подростки, почти дети. Некоторые подвозят продукты по мере необходимости в течение рабочего дня — этакая служба доставки без отрыва от производства, из рюкзачков выгружают. Или, например, кладут личные вещи прямо у клиентских столиков, что совершенно невозможно в Штатах. Там все куда более формально и личная жизнь персонала никогда не пересекается с тем, что происходит на торговых площадях.
Минчане стараются выглядеть занятыми и деловыми. Не потому ли, что в реальности заняты мало — иначе к чему эти демонстрации деловой активности?
У людей так много мобильных телефонов и они их без конца дрочат. Простой факт того, что телефон мешает работнику сосредоточиться собственно на своих обязанностях, никак не учтен работодателем. «Ты звони папе на мобильный, ему нравится, когда кто-то его набирает», — простодушно говорят мне домашние. Ситуация, немыслимая в Америке. Да, там покупают больше всего гаджетов (слово-то поганое какое), но категории «работа» и «личная жизнь» никогда не смешиваются. Человек, разговаривающий по мобильнику во время интеракций с другими или даже попросту в общественных местах, считается плохо воспитанным.
Такое ощущение, что люди кругом заняты решением материальных вопросов, а я как-то отвык от постоянной борьбы окружающих за каждую копеечку. Думаю, это оттого, что деньги для нас — ресурс конечный и вся новейшая история государства это доказывает.
Если существует что-то стабильное в жизни белорусского общества, так это денежные затруднения. «Пока что деньги есть, но рано или поздно подойдут к концу», — в этом мы уверены если не абсолютно, то подсознательно наверняка.
Дачники по-прежнему убиваются на приусадебных участках, откуда тянут домой тонны овощей и фруктов, чтобы переработать, засыпая килограммами соли и сахара. Что меня больше всего поражает, так это то, что съесть такое количество заготовленных продуктов невозможно физически, не говоря о том, что пользы организму от солений и варений нет, а вот вреда — предостаточно. Тем не менее, прекратить или заготавливать меньше граждане не могут. Как собака, которая будет есть до обморока, потому что у нее нет датчика насыщения.
Духота! Торговая палатка, отделение «Белпочты», точка продаж мобильной связи — люди сидят по каморкам, не снабженным даже минимальной вентиляцией, и говорят «зачем? скоро же топить придется!» Грядущая борьба за тепло — вот задача номер один, а кислород не вызывает ни у кого интереса. Очень скоро, отвечают мне, буквально на днях, начнутся страшные ХОЛОДА! Каждый день отравлен ожиданием этих холодов.
Старшее поколение продолжает жить в прежней матрице — впрочем, откуда взяться новой? Я совершенно отвык от председателей того и сего, первых и вторых замов, главных инженеров по озеленению, санстанций и пожарных инспекций с магическими полномочиями. Какие-то согласования-разрешения, овощные базы, ходатáйства, землеотведение, подключение коммуникаций и прокладка заборов. Бля.
Самое страшная участь для белоруса — это лохануться. Он готов на что угодно, лишь бы избежать лоховского креста.
Лозунг «Будь хитрым» горит огненными буквами в душе у каждого и вот это, без дураков, настоящий национальный девиз. Никакая «Жыве Беларусь» даже рядом не стояла с этим нержавеющим мотто.
В Минске грязно. Это заметно по тому, как у меня под ногтями образуются траурная кайма, словно я копал покойников голыми руками. Про обувь я вообще молчу, в дождь под ногами грязюка. Словно она с дождем выпадает.
Минчане агрессивно относятся к тем, кто отличается от них, даже если дело касается одежды. После Питера и Москвы это стало совершенно очевидным. Если питерцы смотрят с любопытством, но тут же теряют интерес, а москвичам вообще все похую, то минчане транслируют желание затащить тебя обратно, в свой тихий омут. Мне кажется, люди чувствуют себя ответственными за то, как ты нелепо (с их точки зрения) выглядишь. Словно лично отвечают за внешний вид окружающих. Острая необходимость находиться в комфортном положении незаметных, т.н. «нормальных», не дает им покоя.
Некоторые агрессивны, другие отводят глаза, но то, как они это делают, не дает усомниться в послании: «имей власть, мы бы заставили тебя быть такими же, как мы».
Как мне представляется, причина такой реакции — строгий запрет на выражение эмоций, сложившийся еще в советские времена, если не раньше. Стоит подумать, какой интенсивности отрицательная селекция проводилась на территории Беларуси несколько веков, и многое станет понятным. «Сиди тихо и выживешь» — вот девиз многих поколений белорусов, передаваемый далее. Что, как не выражение эмоций, способно привлечь внимание? Человек, одетый неправильно, или слишком эмоциональный, демаскирует окружающих. Его надо привести к общей норме, если понадобится — силой.
Из-за этого люди машинально складывают лица в скептические или презрительные гримаски, когда не знают, как реагировать на внутренний дискомфорт, когда они смущены, испуганы или наоборот, заинтересованы. Это происходит совершенно неосознанно и уже зафиксировано на уровне инстинкта.
Минск — город ксено- и гомофобский, и наверняка латентно антисемитский. Смею утверждать, что Минску просто не представилось пока возможности узнать о себе такие милые подробности. Но никто не знает будущего. Случись что, в кого разрядится фрустрация, накопленная белорусами за последние двадцать с лишним лет «чистых тротуаров и регулярных пенсий»?
Минск полным-полон бабушек, нагруженных внуками. Это то, чего вы никогда не увидите в Америке: чопорных, одинаково одетых женщин с карапузами на прицепе.
На этих сдержанных леди будто бы написано слово «нельзя» и повадки у них соответствующие. Детей ведут на бесконечные заклания: не бассейн, так какой-нибудь центр развития гипофиза, итальянское таэквондо или рисование ногами. Видимо, считается, что детям, как и военнослужащим, свободное время вредит. Тех и других надо развивать, да так, чтобы пар из ушей валил.
В Штатах в подобных случаях можно быть уверенным, что родители где-то недалеко — отошли купить кофе, не более. У американских бабуль своя жизнь, они не для того годами вкалывали, чтобы тратить драгоценную старость на следующую генерацию сопливых, пусть те хоть сто раз внуки.
А привычка пить под тосты? Выпивке непременно надо придумать оправдание, повод. Почему бы не пить просто так, из любви к процессу? Взять на себя ответственность? Это всего лишь честно, и куда проще, чем двадцать раз мучительно сочинять, за какую такую любовь мы поднимаем чарку. Но нет, где там. Вдруг количество любви в мире резко сократится, когда мы перестанем чокаться?
Количество штатных бездельников, околачивающихся в торговых точках, не поддается объяснению. Куда их надо будет девать по окончании периода безвременья — неясно. Для работников минторга придется придумывать реабилитационные программы. Или какие-то острова удовольствий, как в «Незнайке на Луне» — все равно они больше ни на что не годны, после стольких лет бессмыслицы.
Наконец, о внегеографической боли.
В каком городе ни окажись, везде расплодились недособаки: той-терьеры, чихуахуа и прочие вариации морских свинок. Одутловатые люди в тренировочных штанах таскают их по улицам на невидимых лесках — непонятно зачем, ведь те вполне могут ходить в лоток.
Как тут говорят, «на пеленочку». Функция этих тварей для меня неясна, а наблюдать дрожащих от экзистенциальной жути существ противно. В чем причина моды? В том, что собаки с крупной черепной коробкой многовато соображают? Становятся конкурентами? У нормальной собаки есть свои эмоции, желания и необходимость в иерархии. С ней можно общаться, дружить, даже конфликтовать иногда. Йоркширского же терьера хочется накормить и сбросить с балкона — хоть умрет счастливым.
И только белорусский климат ничуть не изменился. Такая же взвесь депрессии в воздухе, как и в Питере, разве что Достоевского ждем-ждем — а он никак не родится.