«Всё лучше, чем небо коптить». Как происходит торговля людьми в России
По данным Global Slavery Index, 1,899 млн человек в России находятся в рабстве. О том, как люди попадают в неволю и можно ли изменить ситуацию к лучшему, Ирина Эфрос поговорила с Алексеем Никитиным, экспертом движения «Альтернатива», которое борется с торговлей людьми, и Андреем Федоровским, спасшимся из трудового рабства.
Сделать шаг к свободе
Алексей Никитин пришел в «Альтернативу» в год ее основания, двенадцать лет назад. С тех пор активисты движения спасли 1500 человек и еще 2400 помогли вернуться домой. Каждую неделю в «Альтернативу» приходит около трех-четырех заявок с просьбой о помощи. Отправить заявку может сам пострадавший, его родственники или люди, оказавшиеся свидетелями этой ситуации. Главное для «Альтернативы» — желание самого человека выбраться из рабства. В 5% случаев заявка не оправдывается: человек пропадает или отказывается уйти вместе с активистами. «Некоторые люди обижаются на нас из-за того, что мы не бегаем проверять работные дома по каждому запросу вроде: „Я тут на днях видел попрошайку. Проверьте, не находится ли он в трудовом рабстве“. Но мы существуем на частные пожертвования и экономим каждую копейку. А работа по таким заявкам на 99% неэффективна, — объясняет Никитин. — Если я просто приду в работный дом или приеду на ферму и скажу: „Я волонтер. Поехали со мной“, человек может испугаться, не довериться мне. Ведь вербовщики тоже часто представляются волонтерами». Хоть и нечасто, но случаются и неудачные попытки спасения людей. Бывает и так, что пострадавшие сами пробалтываются о том, что планируют побег, другим работягам или надсмотрщику, а те «сдают» их хозяевам. Поэтому эксперт рекомендует никому не доверять и ничего никому не рассказывать. При организации побега «Альтернатива» обходится собственными силами, но если нужно заходить на частную территорию, обращается в правоохранительные органы. Передвижения активистов не ограничиваются только территорией России: при необходимости они могут выехать и в другие страны или найти там местных волонтеров.
По словам Алексея, в России существует сексуальное, нищенское (попрошайки. — Прим. ред.) и трудовое рабство. Последнее — самое масштабное.
В трудовое рабство чаще всего попадают мужчины средних лет, которые по разным жизненным обстоятельствам не в состоянии устроиться на нормальную работу: из-за тюремного прошлого, вредных привычек или особенностей здоровья.
Немного терминов
«Торговля людьми», «контрабанда людей», «современное рабство», «траффикинг» — все эти понятия характеризуют вид преступления, признаком которого является эксплуатация людей с целью получения прибыли: принуждение взрослых и детей к труду или оказанию сексуальных услуг.
Вербовщик
В задачу вербовщика входит склонение человека к добровольному выезду за границу или в другой регион, обеспечение выезда с оригинальными или поддельными документами, а в некоторых случаях — его непосредственная передача в руки покупателя или посредника.
Принципы современного рабства и «красные флажки»
Современное рабство основано на циничной идее, что можно использовать бесплатную рабочую силу на непрестижных работах. Вовлекать стараются более молодых и здоровых мужчин. Людей с сильной алкогольной или наркотической зависимостью не берут: толку от них на работе практически нет. Вопреки мифу о том, что людей в рабство воруют чуть ли не с улицы, вербовщикам важно получить формальное согласие на первоначальном этапе. Позже это будет служить оправданием при общении с правоохранительными органами и представителями организаций по борьбе с торговлей людьми.
Хозяева чаще всего не считают, что занимаются организацией трудового рабства. И хотя это нелегальная деятельность и налоги с нее не платятся, положительный экономический эффект от нее всё же есть. «По мнению многих из них, лучше эти люди будут работать на них, чем болтаться по улицам и „коптить небо“, — делится Никитин. — Текучка там большая: мы освобождаем сотни, а самостоятельно из рабства бегут тысячи. Проще убежать из рабочих домов, но мы знаем истории, когда люди три дня шли по степи из отдаленных ферм». Есть еще вербовщики — те, кто расклеивают объявления о работе на столбах, находят людей на вокзалах и привозят их на место. Если раб заболел и перестал приносить экономическую выгоду, его просто подбрасывают в больницу. Если человек умер, его тело привозят к полицейскому участку и говорят, что нашли на улице бездомного. Неопознанное тело хоронят в одиночной могиле на одном из городских погостов.
По словам Никитина, если захотеть, можно всё это раскрутить и «подбить» под криминал по статье 127.1 УК РФ («Торговля людьми». — Прим. ред.), но в реальности до суда доходят всего около двенадцати дел в год.
Вербовщики — неплохие психологи и умеют сделать «предложение, от которого сложно отказаться». Но есть так называемые «красные флажки», на которые стоит обратить внимание.
«Человек всегда должен руководствоваться здравым смыслом и понимать, что большую зарплату за неквалифицированную работу ему никто не даст, — говорит Никитин. — У нас был случай, когда доярке из глухой деревни с зарплатой в 10 тысяч пообещали за такую же работу в три раза больше. То же самое с работными домами: зарплата там составляет 500, максимум 1000 рублей в день. А обещания „золотых гор“ чаще всего заканчиваются трудовым рабством».
Также вербовщики торопят человека с принятием решения, объясняя это ограниченным количеством вакансий, или предлагают работу вахтовым методом в месте, которое сложно найти даже на карте. У мигрантов обычно забирают паспорта, якобы чтобы продлить рабочую визу, хотя по закону они могут это сделать самостоятельно. Кстати, нелегальных мигрантов, оказавшихся в рабстве, мало: за отсутствие у работника миграционной карты хозяев серьезно штрафуют.
Не трудовое рабство, а рабочий конфликт
Причин, по которым полиция не всегда реагирует на эту проблему, несколько. Это и нехватка сотрудников, и неуверенность правоохранительных органов в том, что происходящее — трудовое рабство, а не рабочий конфликт. Возможно, работник просто хочет получать больше денег или недоволен количеством взваленных на него обязанностей, вот и взъелся на хозяина. По сути, на руках у полицейских — противоречащие друг другу показания двух людей. Если маньяк изнасиловал или похитил девушку — это незаконное удержание, и как его расследовать — очевидно. В случае, когда человек добровольно согласился на работу и регулярно на нее ходит, возникает много вопросов: почему он не убегает? почему не обращается в полицию? Но на такой риск пойдет далеко не каждый, у многих уже подавлена воля. Та же модель поведения характерна и для сексуализированного рабства.
«Для полицейских проститутка, которая сама ездит по клиентам или садится в самолет и улетает в другую страну, — свободный человек. Формально ее никто не заставляет и не удерживает. А то, что ей не платят или ее избивают, — это уже внутренний конфликт, вмешиваться в который не имеет смысла, — поясняет Никитин. — Кстати, именно поэтому владельцам борделей удобно отправлять девушек к клиентам на дом. Так скрывается информация о местонахождении борделя, о том, кто еще там работает и где хранятся документы девушек».
Несильно помогают и рейды по рабочим домам, нелегальным фермам и заводам. Происходит это так: всех работников выстраивают в линейку и опрашивают их при хозяине. А потом предлагают поехать в полицию и написать заявление. Реакция у пострадавших, как правило, одна: взгляд в пол и ответ, что они здесь по собственной воле. Никитин уверен, что толку от таких рейдов ноль. «Необходимо каждого опрашивать индивидуально, — говорит он. — Проблема еще и в том, что пока полиция, к сожалению, не может оказать весь спектр необходимой помощи. Ну вот подаст человек заявление и будет долго ждать решения суда. А где? И на какие средства? Прежде всего нужно обеспечить пострадавшему шелтер и выделить деньги на самое необходимое».
Потерянный человек — идеальная жертва
Андрей Федоровский (имя героя изменено по его просьбе. — Прим. ред.) работал в одном из анапских кафе шеф-поваром. Но 12 июля уволился и собрался подавать документы на СВО в Краснодаре. Там на вокзале он «пропустил по стаканчику» в незнакомой компании, после чего обнаружил, что у него украли рюкзак с вещами. При Андрее остались только документы и банковская карта, на которой практически не было денег. «Честно говоря, я растерялся, — рассказывает Андрей. — Сижу в чужом городе, смеркается, телефонов ничьих наизусть не знаю. Мы же уже привыкли, что у нас всё в мобилах». Тогда к нему и подошли двое мужчин, предложили помощь. Что было потом, Андрей помнит смутно. Проснулся он уже в машине с недопитой бутылкой пива в руках. А мужчины ему говорят: «Вот ты молодец, что согласился у нас „на кабачках“ поработать!» Всю дорогу Андрея расспрашивали про родственников. Он отвечал, что с женой давно в разводе, а с братом, который живет в Питере, он не общается. Так что у него «ни детей, ни плетей». Андрей рассказал это намеренно, так как понял, что уже «попал» и теперь надо показать себя простачком, чтобы была возможность сбежать. Его собеседников эта информация очень порадовала.
«В трудовое рабство может попасть практически любой человек. Кто-то отстал от поезда, другой потерял документы или в один день лишился единственного заработка. Но идеальные „кандидаты“ — люди из групп риска, — комментирует Никитин. — Например, выпускники детских домов, бывшие заключенные, люди, находящиеся за чертой бедности, и те, кто приехали в большой город на заработки и у кого там нет поддержки родных и друзей. Грамотный вербовщик узнает о потенциальном рабе как можно больше».
Через три часа приехали на ферму, где их встретили еще двое мужчин в наколках и крупная женщина. Андрея поселили в маленькую комнатку, а в шесть утра следующего дня он «вышел на работу». В его задачи входило засеивать кабачками поле в три гектара и собирать фасоль. «Обстановка в комнате была, мягко говоря, убогая. Даже постельное белье не выдали. А кровать такая, будто на ней уже несколько человек умерло, — вспоминает Андрей. — Туалет — на заднем дворе. Душ — бочка с нагревшейся на солнце водой. Питание одноразовое: суп и мясо или картошка с сосиской. Еще чай давали и горсть сигарет в день». Зарплату хозяева фермы не платили, только кормили обещаниями: «Поработай до конца сезона, мы заплатим, и сможешь уехать».
Вместе с Андреем на этой ферме в трудовом рабстве находилось еще два человека. По его словам, у обоих были «нелады с законом». На вопрос, пробовал ли он сбежать, Андрей ответил: «А куда?» Какое-то время он даже не знал, где находится. Колючей проволоки не было, комната на ночь не закрывалась. За отказ от работы или попытку к бегству никого не били. Просто лишали всех еды и спирта — каждый вечер хозяйка наливала работягам по двести грамм. Себя Андрей алкоголиком не считает, скорее «пьяницей одного дня». Но другие мужчины без спирта уже не могли, так что он боялся их агрессии даже больше, чем гнева хозяев.
По словам Никитина, люди, использующие рабский труд, стали вести себя умнее и «мягче», чем в нулевых. Например, они не избивают попытавшихся бежать рабов прилюдно и даже не отбирают у них мобильные телефоны. В первом случае могут осудить по статье 112 УК РФ («Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью». — Прим. ред.), во втором — по статье 158 УК РФ за хищение чужого имущества. При необходимости рабам покупают простые кнопочные телефоны без выхода в интернет или блокируют возможность исходящих вызовов. Основная задача хозяина — сделать так, чтобы человек постоянно оставался у него «в долгу». В расходы включают дорогу до фермы или завода, дешевую еду и «аренду» койко-места. Так, одному спасенному из рабства «Альтернативой» человеку начислили зарплату 13 тысяч рублей за четыре месяца. Мигрантам говорят, что зарплату напрямую переводят их родственникам в другой стране, поэтому лично у них нет никаких средств для ухода из рабства и дальнейшей жизни. Кроме того, на людей постоянно воздействуют психологически: угрожают нанесением вреда их семьям, а одиноким ежедневно внушают, что они никому не нужны и идти им некуда.
В бразильском фильме «Пуреза», основанном на реальных событиях, женщина из маленького городка три года разыскивает своего сына по нелегальным фермам, устраиваясь туда на работу поварихой. В результате она не только находит сына, но и становится рупором борьбы против трудового рабства в Бразилии.
К счастью, рабство Андрея продлилось чуть больше недели: «Даже для меня, здорового молодого мужика, это очень тяжелый труд. На девятый день я выпросил телефон у одного из ребят (ему дали ненадолго поиграть „в игрушки“) и сразу же нашел контакты „Альтернативы“». Организацию он знал еще по своей работе на кирпичном заводе в Дагестане. Тогда он помог бежать нескольким людям, оказавшимся в трудовом рабстве на нелегальных заводах. Но и представить не мог, что через несколько лет сам станет жертвой вербовщиков. Дальнейшие события развивались очень быстро. Андрей отправил в ватсап Алексею Никитину свою геолокацию: село Садовое, Адыгея. Алексей хорошо знал это место: недавно он там же при помощи волонтеров пытался вызволить человека из рабства. Но местный полицейский сказал им, что мужчина уже ушел сам. «Я думаю, это ложь, — делится подозрениями Андрей. — Позже, когда меня забрали, я узнал, что в этом селе в основном живут курды и на них подобным образом трудятся около 500 человек. То есть большинство семей держат таких рабов. Тех, кто пытается бежать, местное население ловит и отправляет на другие фермы». В назначенное время Андрей перемахнул через ограду и вместе с волонтером добежал до здания местной администрации. Там под камерами они дождались полицейского и вернулись на ферму за вещами Андрея. Хозяйка, назвав Андрея сумасшедшим, свою вину не признала. Даже распахнула дверь холодильника, продемонстрировала: продуктов навалом, для работников созданы все условия. Двое других мужчин были уже «на подпое» и, вяло сообщив: «Да наармально всё…», уходить отказались. Андрей решил заявление не подавать. Сейчас он живет в работном доме в Москве и на жизнь на жалуется. Считает, что 80% вины — на нем: нужно быть более осмотрительным и не пить в незнакомых компаниях. «Пока человек сам строит свою жизнь, всегда есть надежда изменить ее к лучшему. А в рабстве он очень быстро привыкает к безысходности. Опускается. Отработал, выпил дешевой водки, лег спать. А завтра всё по новой. И так может пройти много лет», — говорит он.
Профильный закон и порядок
За последние годы ситуация с трудовым рабством несколько улучшилась. О проблеме активно заговорили в СМИ после закрытия в Москве нигерийских борделей. Стало меньше беспредела: те, кто используют рабский труд, наконец поняли, что за избиение людей и приковывание к батарее могут оказаться на скамье подсудимых. Я спрашиваю, почему «Альтернатива» спасает из рабства людей, но не занимается проблемой ликвидации нелегальных работных домов. «Невозможно убить то, что уже мертво, — философски замечает Никитин. — Работный дом — это снятое на время помещение, а его хозяин — не ИП или ООО, а просто физическое лицо. Ну закроем мы один такой дом, другой. Через пару недель появится новый». Чтобы произошли серьезные позитивные изменения, необходим профильный закон о борьбе с торговлей людьми и о защите жертв этого преступления.