Состояние максимальной чуткости. Как гормоны меняют мозг будущей матери

В издательстве «Манн, Иванов и Фербер» вышла книга «Родительская интуиция. Нейронаука о том, как нас меняет родительство» журналистки и мамы двоих детей Челси Конабой. Опираясь на новейшие нейробиологические исследования и многочисленные интервью с родителями, автор рассказывает о том, как рождение ребенка влияет на женщину эмоционально, психологически и физиологически. Публикуем фрагмент из главы, посвященной тому, как гормоны перестраивают мозг родителей.

Вскоре после того, как мой муж Юн получил права на управление дроном, он отправился испытать его на Скарборо Марш — болотистый лиман в штате Мэн. Все лето напролет здесь собираются группы туристов, которые гребут в своих разноцветных байдарках по узким протокам в соленых водах болота, распростершегося более чем на три тысячи акров. Время от времени мы с семьей гуляем здесь по специально оборудованной вдоль старой железной дороги тропе, которая прямой линией пересекает местность, состоящую сплошь из плавных изгибов. Еще чаще мы катаемся тут на машине, наблюдая, как свежую весеннюю зелень неизменно сменяют белые и серые оттенки зимы — эти извечные приметы времени. Подобные пейзажи типичны для здешних мест. И все же видеоряд, который удалось в тот день заснять Юну, показал нам Скарборо Марш с новой стороны.

Глядя сверху, я заметила, что большие участки, заросшие травой, неодинаковы и не цельны, а разнородны. Зеленые стебли собираются в завитки и ложатся друг на друга, окружая небольшие бассейны с водой и обводя изгибы протоков. Цветовые пятна подсказывают, где располагаются травянистые бугорки, а где канавы, в которых вода испарилась, а соль кристаллизовалась на солнце. Вода становится небом, отражение пышных белых облаков видно сквозь длинные узкие дорожки между зарослями тростника. С такой точки обзора верх превращается в низ. Пространство и время кажутся неразличимыми. Большое состоит из множества мельчайших деталей.

Вот о чем я думала, пока стояла за дверью кабинета МРТ в Йельской школе медицины в феврале 2020-го, пока лаборант получал изображения мозга молодой женщины, матери, лежащей внутри аппарата. Мощный магнит притягивал и определенным образом выстраивал протоны водорода в мозге этой женщины, а затем отпускал их, производя радиосигналы, которые машина переводила в черно-белые картинки, двигавшиеся в виде последовательности изображений мозга во множестве сечений. Изгибы белого и серого вещества на стоп-кадрах напомнили мне ландшафт болота. На первый взгляд эти внутренние структуры мозга казались бесформенными, как и обширные участки травы, но, если взглянуть на них с нужной стороны, увидишь невероятно сложные взаимосвязи. Это сравнение небезупречно. И все же в нем есть смысл.

Лиман всегда находится в движении. Вода непрестанно перемещает соль и осадок, снося почву с берегов в одном месте и намывая ее в другом. Когда начинается буря, происходят большие перемены. Свежая вода поступает с верховьев. Либо штормовой прилив гонит океанические волны дальше на сушу, где они могут буквально наслоить участки болота друг на друга или смести края утесов. Приток воды с любой стороны способен изменить содержание соли на всем участке, вынуждая одни растения погибать, едва кончится шторм, а другим позволяя показать себя во всей красе и пышности. Мощный шторм — это своего рода встряска для экосистемы, отмечающая начало новой эпохи, когда питательные вещества перераспределяются, а вода формирует новые протоки. За сохранение соленых болот борются климатологи — а все чаще и живущие рядом обыватели — из-за способности этих болот поглощать паводковые воды. Ландшафту присуща адаптивность, которая выражается в его способности к разрушению и к созиданию.

Мозг ведет себя похожим образом. У каждого человека он постоянно меняется, приспосабливаясь к обстоятельствам жизни, определяя поведение и реакции на последствия этого поведения.

Мозг долго считали «необновляющимся органом», в котором все более или менее фиксируется при достижении человеком совершеннолетия, после чего клетки только отмирают, в отличие от клеток кожи или крови, которые постоянно возобновляются. Сегодня ученые знают, что процессы в мозге проходят иначе, что в течение всей жизни мозг сохраняет свою удивительную способность меняться и подстраиваться, даже чтобы создать нечто, чего не было раньше, или восполнить какую-то потерю.

Наша сознательная и подсознательная жизнь строится на сигналах, которые проходят по физическим структурам мозга, от нейрона к нейрону, между порядка восемьюдесятью шестью миллиардами нейронов, которые постоянно сообщаются. Каждый из них меняет свою форму и функцию, количество соединений с другими нейронами, силу или характер этих соединений, а также пути, по которым передает информацию. На одном конце нейрона находятся разветвленные дендриты. Они принимают сигналы от других нейронов и передают их дальше по цилиндрическому аксону к окончаниям, называемым терминалями аксона, — еще одному скоплению ветвящихся отростков, которые производят необходимые химические вещества, чтобы передавать сообщения другим нейронам через участки между ними, называемые синапсами.

Каждая часть этого процесса подвержена изменениям. Аксоны покрыты жировым веществом, миелином, или миелиновой оболочкой. Это вещество ускоряет передачу и может быть утеряно и восстановлено. Дендриты способны сокращаться и исчезать либо становиться сильнее и разветвленнее. Формируются новые синапсы. Другие синапсы исчезают. А постоянно меняющиеся нейрохимические вещества, которые передают сигналы через синапсы — или препятствуют передаче, — влияют на силу и функцию этих синапсов как мгновенно, так и с течением времени. В некоторых отделах мозга взрослого человека появляются совершенно новые нейроны, что до относительно недавнего времени считалось невозможным (хотя все еще остается много вопросов о масштабах и значении нейрогенеза у человека).

Кроме того, известно, что изменениям подвержена вся организация мозга в целом. Нейронная активность сосредоточена вокруг жизненно важных центров мозга для максимально эффективной передачи сообщений. Но в то же время она рассеяна в том смысле, что повторяющиеся движения или ощущения каждый раз могут задействовать разный набор нейронов. Нейробиолог Лиза Фелдман Барретт сравнивает сложную работу мозга с авиапутешествиями, где определенные аэропорты служат в качестве узловых, в то время как другие в первую очередь руководят местным трафиком, дабы оптимизировать ресурсы и функции. И есть множество путей, чтобы добраться, скажем, из Бостона в Каир.

Структура мозга, начиная с общей архитектуры и заканчивая размером и свойствами каждого нейрона, формируется опытом человека.

Мозг пластичен. Он анатомически гибок.

Он меняется, например, во время обучения или когда человек направляется в новое место или берется за новое занятие. Однако перестройка мозга случается и на подсознательном уровне, под воздействием внешних раздражителей и перемен гормонального фона. Под воздействием течения жизни как такового. «Электропроводка» мозга напоминает корневую систему трав в соленом болоте и экологические системы, которые поддерживают эту жизнь и являются частью сложного, непрестанно меняющегося комплекса, что по природе своей адаптивен.

Исследователи описали беременность и роды как своеобразный шторм для мозга. Гормональный всплеск, особенно за несколько недель и дней до родов, чрезвычаен. Уровень прогестерона может подняться до пятнадцати раз относительно показателей во время пика менструального цикла и круто упасть в начале родовой деятельности. Подъем уровня отдельных эстрогенов впечатляет еще сильнее: ближе к концу беременности эстрадиол способен вырасти в три сотни раз. Развитие совершенно нового органа, плаценты, требует участия гормонов, с которыми организм никогда не имел дела. Количество окситоцина увеличивается перед родами вместе с ростом пролактина и остается высоким после родов. Рисунок гормональных колебаний схож практически у всех млекопитающих, хотя время подъемов и спадов может различаться.

Предродовая подготовка обычно направлена на разъяснение того, как гормоны влияют на течение беременности и механику родов. Мы можем узнать, что эстроген способствует росту матки и общему улучшению кровоснабжения, что необходимо для поддержки меняющегося организма матери и питания организма ребенка. Мы можем воспринимать прогестерон как гормон, который утолщает слизистую оболочку матки, способствует росту тканей молочных желез и, вкупе с релаксином, смягчает связки, чтобы помочь телу растягиваться, дабы в итоге протолкнуть крупный плод через узкий родовой канал. Мы воспринимаем пролактин как гормон, вырабатывающий молоко. И, вероятно, нам приходилось читать про роль окситоцина в сокращении матки, выделении молока и ощущении близости с новорожденным.

Читайте также

«Я никому не нужна, кроме тебя». Как выстроить здоровые отношения с мамой

Определенно, это гораздо больше, чем моя мама знала о работе своего тела, когда у нее стали появляться дети в начале 1970-х. Однако эти происходящие преимущественно ниже шеи и относящиеся непосредственно к беременности перемены только часть общей картины. Мощные гормональные колебания, которые сопровождают появление ребенка и являются наиболее серьезными из всех, что человеку приходится испытывать за свою жизнь, происходят еще и в мозге. Они действуют как нейромедиаторы: регулируют производство других нейрохимических веществ, которые влияют на способы соединения нейронов и запускают целый каскад эффектов, которые со временем распространяются все шире и длятся долгое время. Этот гормональный шторм подобен атмосферному фронту, который проходит, оставляя за собой все еще меняющийся пейзаж. В строго метафорическом смысле гормоны смягчают мозг, чтобы он смог переплавиться в нечто новое. В буквальном смысле они делают мозг пластичнее и отзывчивее по отношению к окружающему миру, который теперь включает еще и ребенка.

Эксперименты с лабораторными грызунами ясно показывают, как гормональный всплеск во время беременности и родов влияет на мозг. Эстроген и прогестерон действуют, согласуясь друг с другом, а также с окситоцином и пролактином, — ни один гормон не способен сделать всю работу в одиночку, — чтобы настроить чувствительность крысы-матери к сигналам ее детенышей. Так возникает то, что Элисон Флеминг и ее коллеги Джозеф Лонштейн и Фредерик Леви называют «состоянием максимальной чуткости». Эта чуткость формируется еще до рождения потомства, в то время как прежнее стремление избегать детенышей крыс заменяется на симпатию к ним. Если выражаться по-детски, можно сказать, что гормоны включают в мозге режим «ушки на макушке», настраивая восприятие крысы-матери на определенные сигналы от ее детенышей и побуждая ее отвечать на них, меняя свое поведение.