«Я видел слезы людей, они пахли солью». Интервью с Александром Нектовым, лидером постпанк-группы «Мать Тереза»

— Расскажи, пожалуйста, о юности, проведенной в Мичуринске.

— Юность хорошая везде и всегда, за исключением, может быть, рабства или болезни сильной. Серьезно я болел в детстве, но к подростковому возрасту окреп. Рубился в футбол, дергал девчонок за косички, со старшими пацанами пробовал на «Ионике» зажигать на танцах. Делали такие дворовые миксы групп: «Круиз», «Динамик», «Альянс», армейских песен всяких. Старшие при удачном исходе дела наливали винца, девушки начинали напоминать всяких красоток с наклеек (были такие, их на холодильники или гитары клеили). Неплохо учился в школе, особенно по химии.

— А что Мичуринск представляет собой сейчас? Часто бываешь там?

— Провинциальный город с населением около 80 тысяч человек. Представляет собой курорт для всех, кто по каким-то причинам не нашел себя в жизни. Я живу там, у меня престарелая больная мать и супруга. Выезжаю по мере надобности и возможности. Для наглядности — вот моя родная школа, в которой прошли беззаботные десять лет моей учебы. Принадлежит к числу родовых усадеб князей Голицыных, бывшая иконописная мастерская, всё сходится.

— Откуда такой надрыв и безысходность в творчестве — атмосфера 1980-х повлияла? Является ли музыка для тебя отдыхом, уходом от раскаленной жизни?

— Фрейдистские заморочки были, но кому оно, зачем. Атмосфера скорее повлияла другая, слома 1980-х на 1990-е. В 1990-х, когда я попробовал играть рок (вернее, поскольку я тогда уже считал себя панком, панк-рок или говнопанк, уж не знаю как правильнее), музыка представлялась мне антитезой жизни и окружающей действительности, она содержала в себе элементы отдыха от того и от другого.

— В свое время от тебя была подхвачена мной группа The Durutti Column, которую я заслушиваю в плеере и по сей день. Можешь подсказать читателям еще каких-нибудь редких устриц, которые не плавают на поверхности?

— Если нравятся заморачивающие мозг коллективы, то Eyeless in Gaza и поздний Talk Talk подойдут. Полегче Iron Curtain, например. Еще Loop рекомендую, для любителей шумящего саунда.

— А если по нашим тропкам пройтись? Я вот сейчас узнал о проекте «Неоретро» и наслаждаюсь чтением их стихов под их дискографию, скачанную с пиратского трекера. Мало кто слышал «Затерянный мир», но многие танцевали с пивом под «НИИ Косметики» — они выступали на фестивале для подростков пару лет назад.

— Слушал «Неоретро» лет десять назад. Вообще, это просто недоделанный «Аукцыон» эпохи расцвета. Я всегда предпочитал «Матросскую тишину» (всегда) и «Молотов коктейль» (эпохи расцвета), «Хуго-Уго». А теперь появилась группа «Аминь», не ******** [пропускайте] свое счастье, слушайте их сейчас, а не после. И первый альбом проекта «Жарок» тоже чрезвычайно хорош.

— Насколько мне известно, ты знаком с проектом «Смех в снегу», как вы познакомились и что с ними сейчас?

— Познакомились, поскольку в период «Иллюзии» мы с Яр. Павшиным периодически пересекались с представителями «формейшена» третьего ряда, если можно так выразиться. От Павшина я и услышал про «Смех в снегу», как и обо многом другом. Они выделялись полной шизопатией, отказом от каких-либо протестных заявлений и «чудовищным» голосом. Такой кащенко-стайл. Это запоминается, конечно. О судьбе проекта ничего не знаю, знаю только, что Андрей Крыгин долгое время писал инструментальные вещи. Кажется, он жив, и было бы хорошо, если здоров. Желаю ему всего хорошего и немного успеха, если он ему нужен.

— Микроскопизм наших потуг в вечной борьбе с космосом времени: правда ли, что мы все живем в «Козлиной песни» Вагинова?

— Живем в той же мере, что и нет. Видим мы то, что сами из себя представляем. Не хотим видеть — выкалываем глаза, ползем вслепую. Многие считают, что лучше не выкалывать очи свои бесценные, а просто свалить. Но их ряды редеют, авиаснабжение нарушено, да и различные няши вдруг начинают выдавать отвратительный запах. Но если разобраться, «микроскопизм усилий» — не так уж и мало, это имитация выкалывания очей, что само по себе совсем неплохо.

— Если бы не музыка, то в чем ты мог бы найтись в этой жизни? Музыкальная деятельность денег особо не приносит ведь, на каких работах тебе довелось поработать? И смогут ли «Успехи» и «Ионотеки» в скором времени сделать тебя финансово независимым?

— Я работал лаборантом на локомотиворемонтном заводе, кочегаром, продавцом джинсов, зубной пасты, участвовал в платных опросах, вырезал из дерева офигительную афишу для входа в Измайловский парк, но ее забраковали, был курьером в журнале «Современное образование», грузчиком холодильников, в конце карьеры работал удаленно статистом в транснациональной корпорации, последние лет пять безработный без пособия. Ни бар «Успех», ни лейбл «Ионотека» не сделают меня ни богатым, ни счастливым, но в коловращении между этими и другими точками я получаю поистине бесценное — людей, мой милый друг. Я видел их слезы, они пахли солью, они больше денег.

— А что ждет нас после жизни? Можешь поделиться вариациями — как вероятными, так и сказочными?

— Каждому сверчку свой шесток. Человеку, как правило, дается всё, что он искренне желает. Но домыслы в стиле «Розы мира» кажутся мне неформатом для данного интервью.

— Помимо фрязинского подвала какие еще места силы тебе удалось прочувствовать? Есть ли (или, может, было) что-то по-настоящему живое и натуральное во всевозможных тусовках и местах культуры, или это лишь подгонка под Запад и попытка наладить коммуникацию, чтобы не полететь головой одному дома в четырех стенах?

— Cейчас, например, я обрел такое место силы, но тебе не скажу, ты и так чуть позже узнаешь. Что-то живое и натуральное найти можно, если не находится — сделай сам. Под Запад — уже подогнали состав тротила с ядерно-вирусными стружками и болтами, там сложная ситуация, может быть, нейтрализуют, тогда будет еще, следующая волна подгонки. Коммуникация происходит во всем вышеперечисленном, ради этого всё и происходит. Есть исключения в виде цельных, полностью обособленных людей, к которым приходят сами, им никуда ходить не нужно. Знаешь таких?

— Думаю, самые интересные обособленные персонажи настолько вне камер и чужих слов, что исчезают в истории, в тундрах и непроходимых лесах. Вскоре, думаю, можно будет ныкаться на других планетах и разводить там колонии. Каким ты видишь будущее человечества и технологического прогресса?

— Значит, я для тебя полуинтересный, пока не в тундре. Обнуление, обратный вариант — «цифровой адец». Это будущее.

— А какие вообще планы на времена, когда коронавирус спадет? Нету ли желания покорить Японию русским постпанком или бросить всё и лежать на песочке с коктейльчиком в Гоа? Сколь я помню, фильм, для которого вы написали саундтрек, так и не вышел, непонятно что с ним — нету ли желания-предложений поиграться с театром, кино, выпустить помимо замечательной книжки текстов группы мемуары или сборник незаконченных песен?

— Планы я давно строю на ближайшие дни, не дальше. Коронавирус не спадет, появится его альтер эго. Про Гоа и коктейли — это ты уже ближе к комиксам завернул. Лежит, значит, как-то Нектов с коктейлем на Гоа, и бац, вот оно: с лазурного неба валятся косяки с марками, появляется Джа со словами «Хватит пить это говно». С кино, возможно, поигрался бы, но ниши заполнены более деятельными людьми, а книжки выпускать я не в состоянии — это вопрос меценатства.

— Расскажи про участников твоего коллектива начиная с «Небесной канцелярии» и по сей день. Кто с тобой на данной фотографии?

— Четвертый справа здесь — басист оригинального состава (1990–1999 годы) Руслан Томильченко, группа начиналась как наш с ним дуэт. Третий справа — «мегамозг» Я. Туровцев, поставлял вместе со мной актуальную на тот момент музыку, генерировал различные идеи, производил эксперименты с биодобавками и комплексами минеральных витаминов. Первый — В. Коржов, знакомый группы, позже был скульптором, писателем, давно не видел его. То есть это не совсем НК — круг НК. На фото ниже первый вокалист НК, Майк Мортазин, погибший в 1992 году и принесший с собой название группы.

Собственно, после его ухода я посчитал неэтичным продолжать путешествие под тем же флагом, и начались изыски. На данном фото Майк еще до приезда в Мичуринск, он учился в ПТУ в Санкт-Петербурге, где он нахватался «Гр.Об», «АУ», «Ноля», Sex Pistols и тому подобного. Наш с Томильченко бэкграунд был немного пошире, но пропустить такого персонажа, проходя мимо по улице, на тот момент было невозможно. Так как материал у меня уже кое-какой имелся, решено было тащить парня хоть за хвост, выбор был правильный. В течение года весь Мичуринск (и даже за его пределами) гремел, когда нефоры собирались в кружок и обсуждали возникновение в Миче панк-группы НК во главе с Майком. В 1992 году Майк решил, что с панк-роком надо завязывать, и подался в бригаду. Исход оказался печальным, его убили за какие-то пять баранок. В дальнейшем состав столь часто менялся, что перечисление всех участников будет похоже на эссе. На сегодняшний день участники группы: Александр Нектов, Владислав Селиванов, Евгений Вороновский, Евгений Лабыч.

— Как появилось название «Мать Тереза» и можно ли найти где-то ваши старые радиоэфиры, ссылки на которые мертвы по причине древности?

— Самый старый из сохранившихся вот, также есть еще такой. Название появилось в начале 1990-х из фразеологизма «Я тебе не мать Тереза», это сарказм.

— В каких условиях рождаются обычно тексты — это отрывки, записанные в блокноте, или скорее упорная работа за столом? Бывало ли такое, что скрытые смыслы обнаруживались уже после завершения песни?

— Как правило, это обрывки словозвуков, не обязательно даже записанные — если они не уходят из головы, то обрастают звуками и некой мелодичностью, затем, как правило, следует работа по приданию формы, в ходе которой возможны многочисленные изменения. Скрытые смыслы иногда обнаруживались спустя годы, это было.

— Кто из нынешних контентмейкеров несет свет, а кто тьму? Кого молодежи нужно уважать, как Осипову Елену? Если раньше огонечек горел от НБП, то есть ли движение сейчас, скажем, у «Другой России имени Лимонова» или Прометей наших времен — Дугин?

— Ни то, ни это. Какое-либо движение, способное добровольно вести за собой, должно воспрять из останков как «правого», так и «левого», из их слияния и под руководством суперкомпьютера — я назвал бы его «Праведный пожар». Дело в том, что когда правая рука не ведает, что творит левая, а ноги к тому же еще и танцуют карамболь, ничего не выйдет. Кроме свечи Атмана, ничто само по себе не горит. Навязанные хитрыми пройдохами распри должны быть прекращены, и «Праведный пожар» указующим перстом покажет, куда, кого — и кого в первую очередь.

— А если взять кудесников-мизантропов — может, приоткроешь всё же дверку и расскажешь, какие маэстро знакомы тебе? Может быть, тувинский шансонье или кинокритик из Дегунино, к которым стоит непременно съездить, дабы отломить кусочек опыта?

— Я не ищу далеко, если присмотреться — все рядом, и ты присмотрись. Уверяю тебя, все здесь.

— А как и чем смотреть лучше и продуктивнее? И как не уверовать в плацебо?

— Сердце подскажет, задница тоже может быть веским фактором — правильно настроенный жопный флюгер всегда показывает направление, противоположное неприятностям. А плацебо употребляется в других целях, чтобы обманулся разум и сердце, соответственно, меньше мучилось от нехватки нужного опыта.

— Привлекали ли тебя оккультные практики, эзотерические кружки или сбор березового сока? Что-то казалось магическим и необычным в детстве или, быть может, промелькнуло даже сейчас: целлофановый пакет, качающийся на ветру, или солнечный зайчик как некий знак-компас?

— Оккультные практики резко обломали меня в возрасте двадцати лет, больше этим не занимаюсь, хотя некоторую литературу по этому поводу изучал. Необычным в детстве мне казалось купание нагим в солнечном свете, этот вопрос пока остается без ответа. Березовый сок, как и кленовый, я собирал, золотые были деньки.

— Стоит ли приглядываться к обычному и падать в воронку еще большего ада и сложности, жить простой жизнью нормиса?

— Что внизу, то вверху. В обычности весь ад, это самый тяжелый ад — быть простым нормисом, падать больше некуда. Честнее проститутом по вызову работать.

— Может быть, у тебя есть какой-нибудь универсальный совет или тост для юных читателей журнала «Нож», на котором мы и оборвем этот кроссворд?

— Универсальных советов у меня нет, так как все люди разные. Впрочем, для музыкантов, пожалуй, есть: не стоит давать каждому новому проекту новое название. Хотите сделать что-то свое — учитывайте, что вас ждет двадцать лет забвения.