«Музыка звезд и арктических станций». Фронтмен «МультFильмов» Егор Тимофеев — о взлете, падении и возвращении группы на сцену

— Какими были ваши первые шаги на музыкальной сцене?

— Моя музыкальная карьера началась в подземном переходе. Лет четырнадцать мне тогда было. То, что я появился в этом переходе, — отнюдь не случайность. В детстве родители отдали меня в музыкальную школу, где меня научили играть на пианино, а муж моей сестры дал мне первые уроки игры на гитаре. Первую собственную гитару я, считай, смастерил себе сам: нашел разломанный инструмент, восстановил его, натянул нейлоновые струны… И мы с друзьями обосновались в подземном переходе на Сенной — наяривали там для прохожих песни The Beatles, Shocking Blue…

Там я впервые испытал то ни с чем не сравнимое волнение, которое ощущаешь, играя перед живой аудиторией. И так я зарабатывал на жизнь в течение двух лет. Это была первая половина 1990-х, в стране царила нищета, и я, подросток — парадоксально! — оказался самым зажиточным в нашей семье.

Подземный переход исправно кормил, но хлеб этот был нелегким.

То место работы было связано со всевозможным экстримом, там приходилось всерьез бороться за место под солнцем. Это оказалась моя первая настоящая школа жизни, весьма пригодившаяся в дальнейшем.

— В чем именно заключалась эта школа?

— Всякое происходило. Бывало, что наезжали на нас гопники, били… Приходилось конкурировать за место с другими уличными музыкантами. Имели место конфликты с разного рода чудиками, с наркоманами… А однажды мент сломал мне гитару ударом ноги. В переход тогда набилось много слушавшего нас народа, образовалась живая «пробка» — и менты пришли «наводить порядок».

Кстати, в этом плане безопаснее было играть, допустим, на скрипочке или на флейте: люди плавно обтекают тебя стороной — не останавливаясь, но кидая тебе денежку. Если же ты именно поешь песни, да еще и исполняешь их не в одиночку, а целой группой, то люди, наоборот, задерживаются и слушают. И зарабатывать вы будете в таком случае меньше: слушатели окружают вас кольцом, но стесняются из него выйти и положить в гитарный чехол купюру или монету. Некоторые пускают по кругу девочку с шапкой — но мне это не нравится, и мы подобное никогда не практиковали. Впрочем, в любом случае эти наши уличные концерты были очень полезны — они служили нам репетициями, давали возможность научиться хорошо играть и сыграться друг с другом.

— Зимой тоже играли?

— А как же… Зимой у нас был особый распорядок: двадцать минут играешь, потом перекур, согрелся — и снова в бой. Впрочем, многое зависело от типа перехода, в котором мы выступали. Есть «холодные», а есть «теплые» — это те, которые совмещены с выходами из метро.

— Как вообще вы оказались в рок-группе?

— После школы я поступил в педагогический институт имени Герцена на факультет социальных наук. Там я отучился до получения бакалаврской степени, а на магистратуру уже не пошел. Кстати, тема моей бакалаврской звучала так: «Битломания как социальное и историческое явление» — большую ее часть я списал из знаменитой книги Хантера Дэвиса о The Beatles.

Уже на втором курсе мы решили создать собственную группу — тем более что у меня появился подходящий инструмент. Муж моей сестры занимался челночеством — очень популярное тогда занятие: мотался по заграницам и однажды привез из Кореи черную электрогитару, подделку под Fender. И я создал группу The Ears — совместно с тремя знакомыми ребятами, проживавшими неподалеку. Мы все тогда обитали в Московском районе Санкт-Петербурга, недалеко от станции метро «Парк Победы».

У меня уже в тот момент были какие-то свои песни, которые и легли в основу нашего репертуара. Кстати, первую собственную вещь я сочинил в пятнадцать лет — она называлась «Когда ей было шестнадцать». Очень романтическая песенка, наивная такая… Через некоторое время мы переименовали свою группу в «Глубоководные чудеса». Ну а окончательное название «МультFильмы» появилось, кажется, году в 1998-м.

— Что вы слушали, какая музыка вас тогда вдохновляла?

— Любимых групп много, но самыми главными вдохновителями на все времена для меня остаются The Beatles. Я их обожал — и всегда хотел сочинять такую музыку, которая была бы развитием идей, заложенных The Beatles. И я оказался не одинок в таком желании: как раз в 1990-е из Великобритании зазвучали песни в стиле брит-поп. Те же Oasis, Pulp, Blur создавали свою стилистику, свои гармонии, именно отталкиваясь от The Beatles. Всё это было чудовищно интересно и послужило для меня мощным ориентиром. «Ничего себе! — поражался я. — Оказывается, можно и так!» И я начал постепенно создавать свой стиль: музыка на русском языке, но с «английскими» гармониями и с текстами, далекими от всякой социальщины.

— А какие русскоязычные группы того времени вам нравились?

— Ну, я рос в городе, где бушевал и пользовался невероятной популярностью среди молодежи знаменитый Ленинградский рок-клуб. Не сказать, чтобы это явление совсем уж прошло мимо меня — я посещал концерты флагманских рок-клубовских коллективов типа «Кино» и «Алисы».

Но по-настоящему меня впечатлили группы уже нового поколения, для которого одной из главных точек сбора стал в начале 1990-х клуб TaMtAm. Они ставили во главу угла не тексты, как в традиционном русском роке, а музыку, старались идти в ногу с мировыми трендами и поражали своей сценической энергетикой.

Тогда пользовался огромной популярностью гранж: помню, как Илья Черт, выступавший со своей группой Military Jane (которая позже трансформировалась в «Пилот»), рычал со сцены Give It Away под тяжелые риффы… Вспоминаю, как я ходил в TaMtAm, чтобы увидеть вживую группу «Химера» и ее невероятного фронтмена Эда «Рэдта» Старкова. То был человек огромного таланта и харизмы — и он в итоге вступил в «Клуб-27»: повесился…

— Какие в 1990-х существовали возможности для того, чтобы пробиться молодой, никому не известной группе?

— Мы хватались за любой шанс, даже призрачный. Так, году в 1996-м я услышал о песенном конкурсе «Заячий остров», который проводило радио «Петербург». И мы в домашних условиях записали сочиненную мною песню «Город с часами на башне» — используя маленький трехканальный пультик и два магнитофона. Попросили всех друзей и родственников голосовать за нее, не особенно рассчитывая на успех. Песня была так себе — но, к моему удивлению, она победила.

Приз там был такой: четыре часа записи на аппаратуре фирмы «Мелодия». Мы приехали и провели эти четыре часа без всякой пользы. Во-первых, обалдели от самого вида дорогой и навороченной аппаратуры, имея лишь самое приблизительное понимание, как с ней обращаться. Во-вторых, наша тогдашняя барабанщица Олеся Тихонравова еще только училась играть — и мы толком не сумели записать даже партию ударных.

В целом тогда пробиться было очень сложно: интернет отсутствовал, а радиостанции не желали брать песни ноунеймов. Но мы не сдавались. Стало понятно, что нужно самостоятельно создавать свой мир, — и мы решили, что нам необходимо такое место, где мы будем хозяевами и сможем играть свои песни. Вместе с институтскими ребятами сделали в подвальчике на Английской набережной собственный маленький клуб. Его внутренняя обстановка — всё затянуто зеленой сеткой — копировала известный в ту пору петербургский клуб «Полигон».

Наш «Маленький Полигон» мог принять максимум полсотни человек. Мы заманивали туда студентов нашего курса, соблазняя их чисто символической платой за вход. Чуть подороже продавалось там пиво, которое мы приобретали оптом, ящиками. Наша группа там репетировала и играла концерты по выходным. «Маленький Полигон» просуществовал всего год, но оставил по себе яркие воспоминания…

— А как состоялся ваш прорыв?

— Помог случай. Одновременно с учебой я подрабатывал журналистом в студенческой газете Gaudeamus. Я у них был корреспондентом по культурной части, ходил на всяческие мероприятия. Для меня работа в газете являлась важной потому, что позволяла бесплатно ходить на концерты интересных мне исполнителей, о которых я потом писал.

Однажды я отправился брать интервью у продюсера панк-группы «Бригадный подряд» Антона Сои. Мы с ним познакомились, нашли общий язык — и через некоторое время я притащил ему кассету со своими песнями, записанными в домашних условиях. Вот, дескать, я тоже музыкант, оцените… А Антон дал послушать эту кассету своему другу Жене Федорову из группы Tequilajazzz, которая на тот момент считалась в Петербурге моднейшей у продвинутой молодежи.

Женя послушал, и ему понравилось. Он предложил Антону оплатить запись этих песен на «Мелодии». И Антон в итоге согласился стать нашим продюсером, заключил с нами контракт на пять лет. Ну а поскольку мы на тот момент были еще музыкантами не слишком профессиональными, Соя позвал на помощь людей со стороны. И всё заверте…

— Вы, наверное, в те дни испытывали невероятное воодушевление…

— Естественно… Сели писать альбом. На барабанах согласился помочь Сергей Наветный из «Сплина», на гитаре — Костик Федоров из Tequilajazzz, Женя Федоров — на басу, и я на клавишных. Таким составом мы записали песни «Чужие звезды» и «2+1», которые и отнесли на только-только появившееся тогда «Наше радио», а также на радио Maximum. Песни согласились взять и начали ставить их в эфир. Через некоторое время появился клип на «2+1», который стал мелькать на телеэкранах.

Постепенно закончили запись дебютного альбома, который по распространенному в рок-музыке обычаю оставили без названия. Он получился очень даже неплохим — в чем огромная заслуга работавшего над ним саунд-продюсера Андрея Самсонова. Альбом вышел и имел некоторый успех. И после этого дела у группы «МультFильмы» окончательно пошли в гору.

Нас стали узнавать и звать играть в разных петербургских клубах, а потом в первый раз пригласили и в Москву — отыграть в «Китайском летчике Джао Да». Начали приглашать «разогревать» почтеннейшую публику перед выступлениями «суперзвезд» — групп «Сплин», «Мумий Тролль». А самостоятельно мы тогда собирали человек по сто-двести на концерт…

— Каким образом вы тогда поддерживали общение с появившимися у вас поклонниками?

— В повседневную жизнь начал мало-помалу проникать интернет, однако соцсетей еще не было. Но наша московская поклонница Наташа Тишина сделала «МF-чат», куда начали добавляться люди, которые слушали наши песни и ходили на наши выступления. Постепенно их число перевалило за тысячу — и они активно общались между собой, переписываясь белыми буквами на зеленом фоне. Получилась наша собственная маленькая социальная сеть — и к нам до сих пор на концерты ходят люди, некогда состоявшие в этом чате, а также их дети. В общем, у нас возникла своя собственная фан-база, и это было очень отрадно.

Если смотреть снаружи, то у нас тогда всё выглядело отлично.

Наши песни стали чаще попадать в чарты, наши клипы крутились на «MTV Россия». Мы вышли на уровень двух-трех концертов в неделю, причем нас еженедельно звали в Москву, в разные клубы.

Начались поездки и в другие города. Правда, уровень нашего личного благосостояния поднялся не очень значительно — мы сидели на зарплатах по девяносто долларов в месяц, а деньги уходили на оплату студий звукозаписи, съемки клипов и т. п. Жизнь проходила очень насыщенно: если мы не играли концерты, то репетировали, плюс нужно было уже записывать второй альбом. Моя карьера профессионального педагога умерла, так и не начавшись, — о чем я нисколько не сожалел.

— Вы сейчас довольны вашими ранними альбомами?

— Нет. Записывались мы тогда много. У меня обычно не было проблем в сочинении новых песен — они лились из меня легко и естественно. В 2002 году мы выпустили сразу два лонгплея: студийный «Суперприз» и «Витамины», сыгранные вживую и записанные в концертной студии «Нашего радио». Их трек-лист формировался по принципу винегрета, что в значительной степени убило концептуальность. Сейчас бы я по-другому перетасовал песни между этими двумя альбомами, дал бы «Витаминам» полноценную студийную запись и выкинул бы из «Суперприза» отдельные чересчур веселые композиции.

Но кое-что очень нравится — как по мне, некоторые песни с «Суперприза», такие как, скажем, «Никогда», получились шикарно. Мы усердно над нею поработали, придумав ей очень необычную, запоминающуюся аранжировку. Помню, в пору работы над «Суперпризом» я фанател по группе Muse и мне хотелось чего-то подобного — всех этих переливающихся гитарно-клавишных партий.

— В то время «Наше радио» много ругали за то, что оно, мол, насаждает упрощенный формат, раскрутив целую когорту довольно средненьких групп. Вас не смущало, что «МультFильмы» порою зачисляли в типичные «нашистские» группы — зная вас лишь по нескольким радийным хитам?

— Не буду лукавить, «Наше радио» очень помогло группе «МультFильмы» — они больше всего крутили нас, плюс еще радио Maximum. Это извечная тема компромисса: если ты хочешь выйти на массовую аудиторию, то должен делать хотя бы некоторые свои произведения более простыми для понимания. Я в какой-то момент выработал для себя формулу сочинения подобных песен. Там очень простая структура на самом деле: проигрыш — куплет — бридж — припев и т. д. Сильной смысловой нагрузки не требуется — лучше поток образов, порождающий буйство свободных ассоциаций. Склеить всё это — и получается беспроигрышный хит для «Нашего радио»! По данной формуле мною созданы, например, «Яды», «Пистолет», «Выключатели».

У меня подобных песенок не очень много, но они есть. Кстати, их появление в нашем репертуаре некоторых людей искренне огорчало — они начали считать меня конъюнктурщиком. Помню, на каком-то фестивале Женька Федоров мне говорит расстроенно:

«А я-то ведь был о тебе совсем другого мнения… У тебя же были такие классные вещи — „Чужие звезды“ там, „Магнитофон“… А что теперь? Да какие на фиг „Яды“?»

— После прозрачно-хитовых «Суперприза» и «Витаминов» у вас вышел в 2003-м смурной и психоделичный альбом «Музыка звезд и арктических станций»…

— Да, я специально захотел сделать этот альбом именно таким — давящим на психику и очень холодным, хоть и оставляющим место для надежды. На него повлияло мое тогдашнее увлечение группой Radiohead, ее сумрачно-отстраненной стилистикой. Мне очень хотелось необычных, «объемных» гитарных партий — я тогда замучил нашего гитариста Женю Лазаренко и сам замучился. Еще огромный вклад внес Андрей Самсонов, основательно перелопативший звук альбома. На «Музыке звезд и арктических станций» есть лишь одна-единственная песня, ставшая нашей уступкой радиостанциям, — «Выключатели». Она такая попсовенькая, хоть и прикольная — и потому несколько вываливается из альбома. А вообще, «МЗиАС» является моей любимой работой в дискографии «МультFильмов».

— В 2004-м вы записали альбом «Пентагон». Почему он был сделан вами сольно, а не всей группой «МультFильмы»?

— А потому, что в «Пентагоне» я собрал песни, мало подходящие для нашей группы. Они совершенно не «сочные», не особо мелодичные и не радийные. «Пентагон» — очень настроенческое произведение, очень личное: поэтому хотелось воплотить его самостоятельно. Тем более что играть эти песни вживую не предполагалось, значит, и репетировать их не требовалось. Я тогда притащил на студию ситар, который звучит на «Пентагоне» вместо акустической гитары — хотелось восточного колорита.

Хотя полностью самостоятельно управиться не получилось: я барабанщик никакой и ударные партии записал музыкант «МультFильмов» Макс Войтов. Кстати, позже я частично реанимировал этот материал для живого выступления: некоторые из вещей с «Пентагона» прозвучали в ходе онлайн-концерта, который я дал во время ковидной самоизоляции.

Ну а в том же 2004-м вышел и новый лонгплей «МультFильмов» — «Счастье». Он ознаменовал отход от смурной задумчивости «Музыки звезд и арктических станций» в сторону более простых и веселых песенок.

— Еще интригующий меня момент: как появилась идея альбома 2006 года «Дивные дуэты», где вы исполняете песни с разными известными певицами?

— Это придумал Антон Соя. Началось всё с того, что мы записали с Леной Перовой «Последнюю поэму» — уже не помню толком зачем, кажется, для какой-то телепередачи… Результат получился таким классным, что Антон посоветовал: а почему бы не сделать целый альбом в таком же духе? Ну ладно, давайте сделаем. Певиц пригласили весьма известных: Алена Свиридова, Светлана Сурганова, Наталия Гулькина, Маргарита Суханкина, Елена Юданова, Настя Полева и даже сама Людмила Сенчина. Сразу скажу, что добрую половину их в студии я не видел — они записывали свои партии дистанционно и присылали их нам. Впрочем, с Сенчиной и Свиридовой я позже увиделся при съемках наших совместных клипов на песни «День рождения» и «Красноглазая».

— А как появился акустический альбом 2006-го «Бумажный кот»? Какая там концепция?

— Концепция такая, что нам требовалось выпускать новый студийник, а новых песен не хватало. Тогда решили выпустить запись, на которой часть композиций новые, а часть старые — но в преображенном виде. Принесли контрабасы, прочие акустические инструменты… И некоторые из старых песен преобразились очень красиво — скажем, «За нами следят», ставшая в новом прочтении «Хитрыми конфетами». Нам понравилось, и мы решили впихнуть в этот альбом побольше композиций. Процесс оказался очень затягивающим — выяснилось, что акустика пишется совсем по-другому, чем электричество.

— Сейчас с вами в «МультFильмах» играют не те люди, с которыми вы пришли к успеху в начале 2000-х. Почему так?

— Скажу, не вдаваясь в излишние подробности. Любая рок-группа, даже очень успешная, рано или поздно приходит к внутреннему кризису. Ведь в первое время всё идет на энтузиазме, а потом начинают вылезать наружу разности характеров, интересов, начинаются терки. Когда у тебя появляется свежая песня, то в первые десять-двадцать раз ты играешь ее с неподдельным драйвом, ощущением новизны, а потом в дело вступает автоматизм, выученность движений.

Если периодически не оживлять свои сет-листы новым материалом, то музыкантам становится скучно, концерты превращаются в унылую рутину. Ну а со временем, когда тебе переваливает за тридцать, ты начинаешь всерьез задумываться: а прокормит ли тебя музыка до конца дней твоих?

Не пора ли искать какие-то дополнительные варианты? И в итоге самый известный состав «МультFильмов» со временем развалился.

Басист Рустем Галлямов и ударник Максим Войтов перебрались жить в Москву, гитарист Женя Лазаренко работает в петербургском Большом драматическом театре. Им группа «МультFильмы» стала не интересна. Но и с себя ответственности за это я не снимаю. В определенный момент у меня возникли жесткие проблемы с веществами, с алкоголем — и работать со мною стало, скажем так, нелегко. Но я сумел вытащить себя из этой ямы, и у нас теперь весь коллектив новый. Те музыканты, которые работают со мною сейчас, — они опытнейшие люди, успевшие поучаствовать в огромном количестве разных групп и проектов.

— Долгое время многие считали, что «МультFильмы» больше не существуют, ибо группа пропала с радаров лет на десять. В чем причина столь долгого отсутствия?

— Нашу группу едва не похоронили вредные привычки ее участников. Истоки моих бед начались, когда я в юности подсел на пресловутые «спиды». Это случилось еще в ту пору, когда я ходил по клубам в качестве журналиста. Сначала, как водится, по чуть-чуть, а потом всё больше и больше. И первоначально мне это очень нравилось — можно было клубиться ночами напролет, а днем работать и учиться. Не сказать, что я «торчал» каждодневно, бывало, закидывался всего по два-три раза в месяц. Бывало же и так, что сидел на наркотике неделями подряд.

Постепенно я начал смешивать амфетамины с алкоголем. Мне казалось, что так и надо: дескать, я же панк — напился, съел таблетку, веселюсь напропалую… Но всё это продолжалось год за годом и постепенно меня разрушало — физически и душевно. Я даже сейчас продолжаю расхлебывать последствия. Вся эта история с моими зависимостями во второй половине 2000-х прервала взлет группы «МультFильмы». Тем более что не я один угодил в этот переплет, остальные наши музыканты ведь тоже пострадали. Говоря по-простому, нас настиг профессиональный риск, с которым сталкиваются все, кто играет рок-музыку.

— В чем конкретно он выражается?

— Когда концерт заканчивается и ты, целиком выложившись, уходишь за кулисы, наступает чувство абсолютного опустошения. И тут самое главное — не пытаться эту пустоту заполнить до тех пор, пока она не затянется естественным путем. Но у артистов оттого и возникают проблемы, что они стараются каким-то образом быстро ликвидировать ощущение опустошения, возникающее после конца выступления. Они начинают лихорадочно веселиться, бухать, принимать вещества — и таким образом становятся на кривую дорожку, которую очень трудно покинуть.

В какой-то момент мы так далеко по ней зашли, что у нас перестало получаться давать нормальные концерты, мы больше не могли их вывозить. Помимо недугов меня настигло чувство абсолютного безразличия ко всему, что происходило вокруг. Я мог подняться на сцену, спеть на автомате половину программы, а потом меня настигал вопрос: а что я, собственно, тут делаю? И тогда я попросту разворачивался и уходил. Ну а когда уже встал вопрос о нашем физическом выживании, мы перестали пытаться выступать. «МультFильмы» на несколько лет прекратили свое существование.

— А как для вас начался путь к исцелению?

— Прежде чем он начался, мне пришлось побывать на самом дне. Несколько раз вообще оказывался на волосок от смерти. Один раз по пьяному делу уже фактически утонул в озере — когда меня вытащили, я не дышал. Повезли в реанимацию, где насилу откачали…

У меня развились припадки алкогольной эпилепсии, когда я полностью утрачивал самоконтроль, видел разные галлюцинации, трясся в жутких припадках, — и каждый раз это могло закончиться печально для меня.

Когда окончательно осознал ситуацию, то понял, что надо лечиться: и начались все эти больницы, реабилитационные клиники…

Мне заново пришлось учиться ходить, говорить, восстанавливать разные части своего организма. В том, что я выжил, не скопытился, — огромная заслуга моей супруги Ирины, которая подарила мне столько любви, терпения и заботы, что практически вытащила с того света. Должен сказать, что очень мне помог и приход к христианству: в 2017 году я принял крещение в Петербургском подворье Валаамского монастыря. Когда несколько окреп, то начал постепенно вновь выступать, из меня полились новые песни, уже, скажем так, более зрелые…

— Мне очень понравился ваш новый альбом «F либо A», первый за шестнадцать лет. Как шла работа над ним?

— Большую часть суммы, необходимой на его запись, мы собрали в ходе краудфандинг-акции — огромное спасибо старым поклонникам «МультFильмов»! Песни, которые вошли в этот альбом, начали вызревать у меня довольно давно: в 2017–2019 годах. Я их выкладывал в соцсетях в виде демок, но потом Андрей Самсонов дал мне по ушам: пришлось удалить.

В процессе работы над альбомом я сначала дома у Андрея записал свой голос и акустическую гитару под метроном, потом Самсонов сделал предварительный микс с электронными барабанами. А позже мы с Андреем и с барабанщиком-виртуозом Антоном «Симбой» Новиковым отправились на студию «Добролет», где зафиксировали партию ударных. Гитарные партии нам подарили Женька Лазаренко и Павел Балабанов, а бас записал Павел Толстой.

Мелодии, гармонии, тексты песен — мои, но их окончательные аранжировки сделал Самсонов. И аранжировки получились изумительные: многослойные, очень богатые, хитро сконструированные — так, как может только Андрей. Собирал он нам альбом в течение примерно двух месяцев.

— Особенно впечатлила песня «Волшебная птица». Как она появилась на свет?

— При печальных обстоятельствах. У нас с супругой родилась дочка с синдромом Эдвардса и умерла совсем маленькой. И вот я сижу дома один, супруга в больнице, гляжу в окно. Настроение — понятно какое. И вижу, как по покатой металлической крыше соседнего дома спускается боком чайка: такая огромная, каких я в жизни не видел. Съезжает и держит в клюве куриную тушку, которую, видно, подцепила где-то на помойке. Спустилась к краю крыши, взмахнула крыльями и улетела. Тут на меня что-то накатило — и написалась песня.

— Второй мой фаворит на вашем свежем альбоме — песня «Переправа». А как родилась она?

— «Переправа» написана под впечатлением от новостей и изначально была посвящена мною беженцам. Меня взволновала тема людей, которые под давлением обстоятельств вынуждены бежать из одного мира в другой. Хотя, если вдуматься, то этой песне можно найти и более широкое толкование. Ведь беженцем, по сути, является практически каждый из нас. Всем нам когда-то приходится совершать это бегство от горя, боли и ужаса — просто для кого-то оно физическое, а кто-то бежит внутри своей души…

— После камбэка вам пришлось начать всё заново, почти с нуля. Какие мысли вас при этом преследовали?

— На самом деле это очень круто, ибо возвращает во времена молодости. Сейчас я отношусь ко всему, что делаю на сцене и в студии, с таким же трепетом, как и в ту пору, когда мне было двадцать три года — и публику еще только предстояло завоевать. По радио нас сейчас не крутят, зато есть интернет. Мне нравится следить за нашими нынешними слушателями, приходящими на концерты. Их, конечно, не так много, как двадцать лет назад, — но всех их мы любим и безмерно ценим.

Некоторые из них — из числа «олдов», посещавших выступления «МультFильмов» еще в начале 2000-х, теперь они приводят детей — а те впечатляются и приходят к нам снова, но уже с приятелями. У меня опять появилось чувство драйва на концертах, а творческий процесс доставляет такую же радость, как и в молодости.

Совсем скоро у нас выйдет новый сингл, над которым мы радостно поработали всей группой — ребята придумали великолепные аранжировки для песен.

— А в чем для вас основная разница между сейчас и тогда?

— Есть не только разница, но и сходство. В молодости я, выходя на сцену, испытывал чувство страха и стеснения — и сейчас оно ко мне вернулось. Может быть, это прозвучит удивительно, но я даже порою плохо сплю ночами, если завтра у меня концерт: мешает спать жуткий мандраж. Лежишь, перебираешь во сне песни, которые предстоит завтра сыграть, — и дрожишь при мысли, что можешь взять неверный аккорд, сфальшивить в каком-то месте или перепутать слова песни. Опять же, теперь уже очевидно, что ты больше не Сид Вишез, что назад дороги нет и что теперь ты должен дать этот концертный драйв и угар, будучи абсолютно трезвым и в здравом уме. Да, это трудно. Но оно того стоит.

---

Все фотографии предоставлены Егором Тимофеевым.