Ход королевы с дурным характером: как мифы о гениальности портят нашу жизнь
В массовой культуре гениальность всегда неразрывно связана с асоциальностью. Но где проходит грань между одаренной личностью и человеком, пестующим свои странности и дурной характер? Американский философ Агнес Каллард на сайте журнала The Point рассуждает о том, как стереотипы о гениях и попытки доказать всем, что ты уникален, влияют на наше поведение и жизнь в целом.
Бет, главная героиня сериала «Ход королевы», — никудышный товарищ. Она берет в долг у своего наставника — пожилого сторожа, который научил ее играть в шахматы, — и не только не возвращает ему деньги, но даже не удосуживается его навестить и поблагодарить за то, что он положил начало ее карьере. Схожим образом она использует и молодых людей, которые помогают ей усовершенствовать свое мастерство. Бет настолько сосредоточена на победах, что не находит времени поговорить со своей приемной матерью, которая стремительно спивается. Когда она проигрывает, то ведет себя как капризный ребенок, в отличие от своих противников, проявляющих доброту и великодушие. Она жестоко обходится с одаренным русским мальчиком и меняет гнев на милость лишь после того, как побеждает его в игре.
Бет никого не любит, но зрители всё равно ей симпатизируют, ведь она очень талантлива. Неважно, что большинство из нас ничего не знает о шахматах. Во время шахматных сцен мы фокусируем свое внимание на ее удивительных, широко расставленных глазах, ее идеальной фигуре и маникюре, как будто через эти детали можно постичь силу ее интеллекта.
О ее гениальности мы узнаем со слов других героев и по их готовности служить ей.
В моей профессиональной сфере тоже есть свои гении. Один гений как-то задал мне вопрос после лекции, а потом вышел из зала, прежде чем я успела ответить. Другой гений не потрудился встать со своего места (он сидел рядом с выступающим), когда отвечал на телефонный звонок посреди конференции. Во время обеда после другой конференции третий гений начал спорить со мной и вышел из себя, потому что я не принимала его точку зрения. Чтобы донести свое мнение, он положил свою руку сначала на мою руку, потом на мое плечо, а затем и на мою шею. Всё это происходило на глазах у коллег, но никто не остановил его, в том числе и я.
Однажды я пригласила еще одного гения к себе домой на обед. Он заявился с компанией на час позже условленного времени и вручил мне в качестве подарка полупустой пакет попкорна. Когда разговор перешел на философские темы, он подал своим спутникам знак замолчать, так как эта часть вечера их не касалась. Как и многие люди в жизни Бет, они радовались тому, что хоть как-то могут быть полезны гению.
Наверняка вы осудите поведение всех этих гениев, но примите во внимание, что я не старалась показать вам их гениальность в выгодном свете и не приукрасила их таланты, как это сделано в «Ходе королевы».
В детстве я была убеждена, что я — одаренный ребенок. Нужно было только понять, в чем заключается мой талант. Я пробовала играть на нескольких инструментах; занималась балетом, гимнастикой и фигурным катанием; участвовала в олимпиадах по математике; писала скверные стихи; училась актерскому мастерству, живописи и разнообразным ремеслам.
Иногда моя самоуверенность приводила к комичным ситуациям. Например, однажды я целых два месяца занималась водными лыжами, ни разу при этом не удержавшись на ногах, но по-прежнему была уверена в том, что у меня талант. Насколько я помню, моей последней попыткой была архитектура. Я всегда была одержима Lego. Вдобавок к этому я прочитала «Источник» Айн Рэнд — и сразу заподозрила у себя скрытый талант архитектора. Мои учителя были другого мнения. Я постоянно терпела неудачи, но не переставала убеждать себя, что в следующий раз у меня обязательно получится. Мои поиски закончились просто потому, что закончилось детство.
Я была трудным ребенком: властным, эгоистичным и неуживчивым. Моя младшая сестра, наоборот, легко заводила друзей, и наши родители заставляли ее брать меня с собой, когда она играла с другими детьми. Я до сих пор помню перекошенное от ужаса лицо чьей-то матери, когда она обнаружила отпечатки моих зубов на пластиковой фигурке смурфа ее дочери. Моя гениальность была лишь плодом моего воображения, а вот мои странности были настоящими.
Из книг я знала, что гениальность оправдывает любые недостатки. Возможно, именно поэтому я убедила себя в том, что я — гений. Ведь если это так, то я могу строить отношения с людьми на своих условиях, а мое «плохое» поведение в их глазах получит статус очаровательной идиосинкразии.
Не так давно один человек назвал меня «надменной и недалекой». По своему опыту могу сказать, что в других обстоятельствах такие люди принимают и даже приветствуют мои «идиосинкразии». Но я также понимаю, что разница между этими реакциями несущественна.
Мы восхищаемся людьми, которые остаются собой несмотря ни на что. Мы называем их отважными и независимыми. Но в других случаях мы обвиняем их в эгоизме и нарциссизме. Точно так же мы называем людей, которые ладят с окружающими, то «положительным» словом «сговорчивый», то «негативным» — «конформист». Грань между сотрудничеством и конформизмом очень тонкая, однако разница в значении этих слов огромна. Это порождает иллюзию. Поскольку мы можем выбрать только одно слово, мы склонны преувеличивать свою уверенность в том, какое именно характеризует того или иного человека.
Если вам не по душе мои странности, какой вывод следует из этого сделать? Кто прав — вы, обвиняя меня в эгоизме, или я, обвиняя вас в узости взглядов? Когда у вас есть странности, вы понимаете, что на этот вопрос нет правильного ответа.
Самое худшее в странностях — это одиночество. В детстве я ошибочно считала, что чувство одиночества возникает, когда общество нас отвергает, поэтому решила, что гениальность обеспечит мне терпимость окружающих и тем самым сделает меня счастливой. Но даже если ваш статус вдруг меняется на «отважного и независимого», а отношение к вам становится более снисходительным, это не значит, что вы мгновенно оказываетесь окружены друзьями. Глубокая связь с другими людьми подразумевает этическую общность, а этическая общность предполагает общие правила, а не особые привилегии.
Терпимость и гибкость — это просто усовершенствованные версии отрицания. Если определенные нормы кажутся нам абсурдными, жестокими, чуждыми или просто непонятными, это еще не значит, что нам должно быть позволено делать всё, что мы пожелаем. Это не доброта, а просто другая форма остракизма. Мы не хотим оставаться одни. Никто не хочет быть один.
Терпимость — помеха на пути к настоящей близости, вы неизбежно будете разочарованы. Любые попытки найти общий язык сразу обнажат настоящую проблему. Проблема, требующая от окружающих терпимости, не имеет ничего общего ни с узкими взглядами одного человека, ни с несговорчивостью другого.
Существуют различия между людьми, которые невозможно преодолеть. Проще терпимо относиться к людям, чем признать этот факт; и проще согласиться с тем, что вас терпят, чем стремиться установить глубокую связь. Терпимость — это компромисс, порожденный усталостью и заниженными ожиданиями.
Гениальность — это не только талант. Гений всегда одинок — как на пьедестале, так и в окружении верной свиты. У него не может быть настоящих друзей. Зрители восхищаются гордым одиночеством Бет, как будто одиночество — это какая-то суперспособность. Но действительно ли существуют люди, наслаждающиеся свободой от ожиданий и норм, которые обеспечивают чувство общности всем остальным?
«Гений» — это всегда «страдающий гений». Трудно представить себе жизнь такого человека, как Бет, без алкоголя, наркотиков, одиночества и саморазрушения.
Распространенный миф о гении, терзаемом внутренними противоречиями, которые другие люди не в силах понять, — это обман. Настоящие страдания причиняем именно мы, когда вешаем на людей ярлык «гений», чтобы воплотить наши собственные фантазии о независимости. Гении — это чудовища, которых мы создаем сами.