«Моя жизнь — не совсем моя»: Наталья Науменко о фильме «Лето», своем муже Майке, дружбе с Виктором Цоем и ностальгии

— Вам не было страшно соглашаться на участие в проекте? Все-таки это ваша личная жизнь, отношения с близкими людьми. И вот оно перед всеми на экране.

— Очень страшно. Была и раньше попытка снять об этом кино. Попросили помочь талантливому молодому человеку, так сказать, самовыразиться. Я подумала тогда, что смогу держать все под контролем, и даже работа началась, но вдруг «увидела» картинку: огромная афиша на доме, название фильма мелко, не разобрать, и большими буквами: «Неизвестная любовь Виктора Цоя». Вот ужас-то! Опомнилась, отказалась и запретила в довольно жесткой форме.

А через несколько лет опять началось, и тут снова сыграло «Твоя жизнь — не только твоя жизнь! Ты обязана думать о тех, кто любит Майка и русский рок!» Не скажу, кто мне это вбил в голову, но вбил накрепко. Это, правда, очень тяжело.

Публичность неприятна. Сидеть в уголке дивана, читать, вязать, валять — это мое. Но все же, когда говорят: «Из-за твоих капризов люди так и не узнают песен Майка», теряю волю и послушно иду на заклание.

Не от большого ума, должно быть…

— Что вам больше всего нравится в «Лете»? Что, по вашему мнению, могло бы сделать его еще лучше?

— Я посмотрела фильм пока всего один раз. Эмоций в связи с его выходом, встречей с друзьями на премьере, ожиданий и страхов было так много, что, боюсь, объективной (хотя бы чуть отстраненной) оценки дать не получится.

Спасибо за слова «еще лучше»! Думаю, если бы у нас было больше времени общаться с Кириллом, а у него — больше времени оставаться на съемочной площадке, если бы не чудовищные форс-мажоры и цейтноты, всем было бы гораздо лучше.

— В чем заключались ваши функции консультанта фильма?

— Честно говоря, я этот титр сняла бы. Не для того, чтобы кого-то обидеть — ну какой из меня консультант? Получилось так: много лет назад писатель Александр Житинский попросил рассказать о Цое — не знаменитом, плакатном, всеми любимом герое рок-н-ролла, а о юном мальчике Вите. Обещал, что мой рассказ будет всего лишь «сырьем» для его книги, что это очень важно для правдивости образа. Старым приятелям надо помогать. «Правдивость образа» — тоже святое дело.

Но с Витей у нас были отношения, которые не определишь одним словом: что-то вроде нежной дружбы. О них не стыдно вспоминать (там только свет и грусть), но и знать каждому не обязательно.

Все-таки решилась, написала, как подружке: вот, Саша, все, что помню, что чувствовала, бери, пользуйся, не обращай внимания на композицию — это просто поток памяти, литературно не обработанный; дарю для пущей выпуклости образа Легенды.

Житинский вдруг прислал трогательное письмо, в котором умолял вставить текст без изменений, мол, его так проняло! Да и Майк с Витей, оказывается, такие благородные, и как же об этом не рассказать? Мы с ним пререкались в письмах, но я уступила. Уже приучили, что моя жизнь — не совсем моя. Вот так текст попал в книгу, в интернет. Потом понравился некоторым людям, и они захотели снять кино.

А консультации мои, боюсь, больше мешали. Если в двух словах: никак не могла согласиться, что сценарий — это в большей степени руководство к действию, инструкция для съемочной группы, а не книга. С одной стороны, доказывала: «Мы не так друга поздравляли, не то говорили». Но, с другой стороны, чем больше замечала фантазии — легкой, с элементами абсурда, — тем больше симпатии это вызывало.

— Какие отношения у вас сложились с Кириллом Серебренниковым во время работы над фильмом?

— Отношения сложиться не успели, есть просто впечатления. Кирилл для начала внимательно выслушал замечания и критику в адрес неудачного сценария. Он понял все мои опасения и неловкость ситуации. Сам по себе роман юной замужней дамы с молодым человеком (который и романом назвать нельзя — ни тебе измен, ни тебе ссор с дуэлями) никому не интересен; а если нужен для сюжета — ну, бог бы с ним, снимайте, обсуждайте. Только пикантность вот в чем: тот молодой человек стал Великим Цоем, чуть ли не бронзовым монументом. Его слушали и любили все — от поэта Алексея Дидурова до последних гопников. И вот вдруг нарисовалась какая-то Наталья и говорит: а мы с Витей встречались.

Очень не хотелось оказаться в огромной компании Витиных одноклассниц, восьмиклассниц и подружек. Пошлость невозможная. И Кирилл Семенович это тоже понял.

Он сказал, что без истории, которая двигает сюжет, обойтись нельзя, но он сделает все бережно. И обещание выполнил. Спасибо ему за это!

— Вам понравились кастинговые решения фильма?

— Актеров выбирал режиссер, ему виднее. Спорить — похож не похож — бессмысленно: у каждого свои воспоминания или представления о человеке. Ребята выложились, ансамбль получился, они — молодцы!

— А образ, созданный Ириной Старшенбаум, — насколько это «вы»?

— Ирочка намного красивее меня в молодости. И ростом выше. Очень милая получилась Наташа, прямо мадонна. Ну, как я могу оценивать себя со стороны?

— В фильме затронута тема наставничества, она встречается и в других материалах о музыкальной истории того времени, причем «старшим товарищем» выступает то Майк, то Цой, то Гребенщиков. От чего зависел этот «статус наставника», как определялось, что именно этот друг — авторитет?

— Могу повторить только то, что было при мне; то, о чем помню сама. Цой много раз говорил, что слова Майка о его песнях особенно важны, что Майку он верит больше всех. Еще помню, как мы с Марианной (Марьяна Цой, жена Виктора. — Прим. авт.) сидели на скамейке на улице Софьи Перовской, пока Майк и Витя наносили, видимо, очень важный визит Борису Борисовичу. Марьяша страшно нервничала: как-то БоГ примет Цоя. Отвечать могу только за это.

В фильме Майк слишком опекает Витю, прямо безупречный рыцарь и Учитель. В жизни, думаю, Гребенщиков сделал для Цоя что-то очень важное. Или много важного. Вывел на другой уровень. Мне, право, трудно судить, не сильно тогда интересовалась.

Майк всегда радовался появлению нового талантливого музыканта. Его спрашивали: «Не завидуешь?» Он искренне изумлялся: «Чему? Одно дело делаем. Чем нас больше, тем лучше!»

— Вы лучше всех знали Майка — если бы Майк посмотрел «Лето», что бы он сказал?

— Ох, трудно предположить!

Я часто думаю, что сказал бы Майк, узнав, что Боб Дилан — лауреат Нобелевской премии, что можно, не выезжая из страны, посмотреть концерты Jethro Tull, Маккартни. Или выехать и там посмотреть. Что можно спокойно купить любую книгу, а можно и скачать. И музыку любую в прекрасном качестве.

Верю, о фильме он сказал бы добрые слова. Некоторые сцены прокомментировал бы остроумно, где-нибудь похихикал бы. Музыкальные номера точно очень понравились бы.

— Сегодня, когда ищешь информацию о «Зоопарке» в Сети, находишь только немногочисленные фанатские паблики и сайты, сверстанные, кажется, еще в 90-х. Есть еще клуб-музей «Камчатка» памяти Цоя (у которого, по словам основателей, нет покровителей и его могут выселить в любой момент), кое-где в разных городах сохранились стены и другие памятные места. Но в целом все это очень хрупко и фрагментарно. Вам не кажется странным, что государство не спешит сохранить такой важный пласт — эпоху формирования русского рока, и крупные меценаты тоже таких инициатив не выдвинули?

— Странно, да. Потом, как обычно, будут жалеть: не оценили вовремя, опоздали, если бы знать… Хотя… Не будут. У государства и своих забот хватает, а эти певцы из поколения дворников и сторожей столько беспокойства доставляли советскому обществу.

Я бы на месте государства и меценатов первым делом Саше Башлачеву памятник поставила. Пока есть только мемориальная доска и скромный музей.

А еще подарила бы кучу денег и предоставила лучших архитекторов для Николая Ивановича Васина. Художник, просветитель, интереснейший человек, и столько лет один бьется!

— Какие фильмы вы смотрели вместе с Майком, с Виктором? Какие книги обсуждали?

— Точно помню, ходили на «Искатели приключений» — Майк сильно удивился, что все мои симпатии принадлежат не Алену Делону, а Лино Вентуре. «Большие гонки», «Покаяние»… Он расстроился, когда вышел сериал «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Холмс в исполнении Василия Ливанова показался слишком молодым и не очень английским. Правда, быстро привык и потом смотрел с интересом. (Вот интересно, что бы он сказал о Шерлоке-Камбербэтче?) Был просто счастлив, когда по ТВ показали «О, счастливчик!» с Аланом Прайсом и «Перекресток» Уолтера Хилла. Мы ездили в Москву, чтобы посмотреть «Братья Блюз» на видео у Саши Липницкого.

О книгах много разговаривали. В начале знакомства Майк переводил «с листа» Керуака, Бротигана, читал вслух чудом попавший в руки экземпляр «Москва — Петушки», приносил от сестры почитать самиздатовские книжки («Мастер и Маргарита», например).

Майку нравился Тургенев. Обломова любил и защищал: «И что его все ругают? Добрый, честный человек. Просто не занимается тем, что считает бестолковым!» Цитировал постоянно Николая Олейникова — и «Жареная рыбка, дорогой карась», и «Таракан сидит в стакане», и «Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют».

«Анекдоты из жизни Пушкина» Хармса, ясное дело. Бродский, Ахмадулина — много любимых авторов.

— Что в 1980-е делало счастливым Майка Науменко? Виктора Цоя? Вас?

— Молодость. Волшебная уверенность в том, что все трудности скоро кончатся, и все будет замечательно.

— Коммуналки, безденежье, дефицит — это понятно, а что хорошего осталось в той эпохе, по чему вы скучаете?

— Я не хотела бы туда вернуться. Все ностальгическое связано только с моим личным жизненным временем (юностью, которой больше нет), но не с эпохой, не с историей. Мороженое было вкусное, а помидоры, даже магазинные, пахли солнцем и той самой рассадой на окне.

— «Лето» — отличный драйвер для того, чтобы о творчестве Майка узнало поколение 15–25-летних, которые в основном все в рэпе и знают о главной музыке 80-х только какие-то базовые вещи. Какие из песен Майка вы посоветовали бы им послушать, в каких, скажем, трех или пяти композициях ярче всего проявляется его личность?

— Во-первых, не вся молодежь слушает только рэп. Мои дети и их многочисленные друзья (чтобы за примерами далеко не ходить) слушают очень хорошую музыку, и не могу похвастаться, что сильно вмешивалась в их вкусы.

Какие песни Майка слушать? Да пусть слушают все. Никто не знает, какие слова вдруг всплывут из памяти и что-то подскажут, в чем-то поддержат. О Майке много расскажет песня «Сидя на белой полосе». Теперь уж точно можно сказать, что он остался верен себе, не соврал, не прогнулся.

— Михаил Ефремов в интервью Дудю недавно сказал, что русский рок — это не музыка, это настроение. Что такое русский рок для вас? Выделял ли Майк «русский рок» из рок-н-ролла вообще?

— Я отвечу словами Майка из разных интервью. «Нет такого понятия — советская рок-музыка. Есть разные группы, которые делают разную музыку. Нет никаких границ…» (1990 год). «Моя работа — развлекать людей. И не вижу в этом ничего плохого…» (1990 год). «Наш рок и их рок зарождались, развивались и продолжают развиваться в разных условиях — это и так понятно… У нас существует похвальная тяга к серьезному року с хорошими текстами. Минус отечественного рока — в отсутствии тинибопа для тинейджеров…» (1978 год).

Что такое русский рок для меня? Кусок жизни. Знакомство и дружба с хорошими людьми.

— Какую музыку вы слушаете?

— Ну, нет такого, чтобы села и слушала. Обычно — в дороге, в метро. Закачиваю в плеер полный набор всякой всячины. Конечно, рок-н-ролл (для бодрости), что-нибудь красивое, что-нибудь ностальгическое (музыка — мощная машина времени) и что-нибудь свеженькое по рекомендации дочек (не хочется отставать от молодежи). Если нужны названия — ну, разве что выборочно: Бах, Прокофьев, ирландская музыка, вся британская рок-классика, Moon River, «Аквариум», ВИА «Аккорд», Шопен, блюзы, Muse, Kasabian и много еще чего. А вот Высоцкого и Башлачева долго слушать не могу, я их читать люблю.

— Вы вспоминали долгие разговоры с Виктором Цоем. Все знают, что он был человеком прямым, но скрытным. Что его по-настоящему волновало?

— Я мало конкретного помню. Совершенно точно поначалу поразило, что мы оба предпочитаем в одежде черный цвет. Как-то это обсуждали, обосновывали… О детях много говорили. О музыке. Какая песня больше нравится с этого альбома «Аквариума» или с последнего альбома Боуи.

Спорили, что сильнее действует: графика или живопись, проза или поэзия. Пунктиком, конечно, была Япония, японская культура. Там не маскируют рыбное блюдо под, скажем, куриное, а, наоборот, всеми способами подчеркивают вкус рыбы. Естественность, культ сезонов, любование как действие… То есть нас обоих восхищала не экзотика, а удивительная бережность к миру, гармония японцев с природой.

Мы не брали во внимание мегаполисы, производственные отношения людей, их несколько странные традиции. Зачем? Есть Басё, Исса, Такубоку…

— Насколько медийный образ Цоя соответствует тому, каким вы помните его?

— Помню застенчивым мальчиком с теплым светом в глазах. Позже он стал более уверенным в себе, угловатость превратилась в грациозность. Прибавилось обаяния и иронии. Все вдруг заметили, что он начитанный и шутит умно. Потом мы очень редко виделись. Но я читала воспоминания людей, которые общались с Витей в Москве. Все говорят, что он остался человеком чистым и порядочным, талантливым и нежным. Верю, что так и есть.

— Вот что писал Алексей Рыбин в книге про Майка: «Он [в отличие от БГ] брал своей слабостью, на сцене он был тем, кем был на самом деле, — мальчиком из хорошей, интеллигентной семьи, знающим языки и читающим Тургенева, тонким, думающим, переживающим, все понимающим — и не способным найти в окружающем мире не то что взаимопонимания, но даже ответа на любой свой вопрос. Майк все время жаловался — даже в самых героических и разудалых песнях эта жалоба слышна. Он все время пел о том, как ему плохо, как ему некомфортно, как он страдает от того, что ему чего-то недостает — речь при этом идет о вещах совершенно нематериальных, даже „хочется курить, но не осталось папирос“ в его подаче вырастает в проблему философскую, в конфликт, и никем, кроме самого забубенного гопника, не прочитывается как проблема гастрономическая или наркологическая. Он был силен этой своей слабостью, силен тем, что не боялся ее и на ней выстроил все свое творчество». Вы согласны с этим?

— Соглашусь, пожалуй. Могу ответить цитатой из очень старой статьи Артемия Троицкого: «Легко быть умным, легко быть серьезным. Легко и надежно. Трудно быть искренним, трудно быть самим собой („но возможно…“). Один на сцене — всегда босс, скромный вождь и учитель. Другой — не очень понятен, но полон тайн, очарования. Один — над залом, другой — далеко в стороне. Только Майк стоит среди них. Голый, как в своей ванной комнате, куда неожиданно набежало столько сотен народу. Он демонстративно незащищен. Он позволяет себе выглядеть в песнях жалким и нелепым. Он нарочито антипатичен даже в самых драматических ситуациях. И в результате он пожинает урожай глупых смешков и свиста нормальных ребят и девушек, у которых свои представления об искусстве. Они не хотят видеть себя, это зеркало плюет им в глаза».

С другой стороны, в чем сила, в чем слабость — как посмотреть. Майк был и сильный, потому что остался собой. И даже не в принципах дело — тут органика, его суть.

— Русский рок для многих был и остается в первую очередь стремлением к внутренней свободе: вот — государство, а вот — мы и то, что у нас есть, то, чего никому не отнять. Вам удавалось в те времена ощутить себя свободной благодаря музыке?

— Русский рок, нерусский рок, стихи, «Черный квадрат», придуманный прекрасный город, волонтерство в собачьем приюте, путешествие через океан на паруснике — средств для обретения свободы много. Это такая огромная тема!.. Раньше я говорила детям: «Хотите сами? Очень хорошо! Вперед! Только помните: свобода подразумевает ответственность». Теперь думаю, что это не все: внутренняя свобода — такая радость, такая сила. Если ее обретаешь, то не страшно ничего, как в любви. Самое трудное — определить, в чем твоя несвобода, какие страхи мешают… Ну ладно, это уже философия пошла…

А в те времена я не задумывалась ни о какой свободе-несвободе. Рано вышла замуж, проблем — только поворачивайся. Бунтаркой себя не считала — просто была с любимым человеком, который занимался своим делом. А я просто не мешала.

— Прочитав сценарий фильма, тогда еще не снятого, Гребенщиков сказал: «Мы жили по-другому». Как вы считаете, в конечном итоге Серебренникову удалось показать, как вы жили? Если не частности, то само настроение, дух той эпохи, в которую появилась музыка Майка и его друзей?

— Ну, на залив регулярно ездила как раз группа «Аквариум», а не «Зоопарк». Майк не был большим любителем природы; выпить с приятелем на набережной Фонтанки — другое дело. Чтобы честно и подробно ответить на этот вопрос, хотелось бы посмотреть кино еще раз. Пока скажу одно: послевкусие от фильма точно приятное и ностальгическое. Спасибо всем за это!

— Вы ощущали тогда на себе титул «жены легенды», это как-то влияло на вашу жизнь тогда? И что изменилось сейчас, после выхода «Лета»?

— Легендами и звездами наши мальчики называли себя разве что в шутку. Вся «радость» от известности мужа — гости почти каждый день. В этом, конечно, было и много хорошего: появлялись очень интересные люди из разных городов. Я видела, что Майк не зря занимается любимым делом: он нужен, его песни нужны.

Что изменилось после выхода фильма? У нас с детьми появилось еще больше общих тем для разговоров. Вот скоро все откипит, все выскажутся, утихнут, «а я отмою с паркета кровь и обрету свой душевный покой».