Нацистская пропаганда и ее противники. Краткая история немецкой прессы времен Третьего рейха

1935 год. В Осло в двадцать седьмой раз объявляют результаты Нобелевской премии мира. Лауреатом становится 46-летний Карл фон Осецкий, немецкий журналист и поэт. Конкуренцию ему составили Бенито Муссолини, Николай Рерих, Академия международного права и еще тридцать четыре номинанта.

Нобелевский комитет высоко оценил горячую любовь Осецкого к свободе мысли и самовыражения и его вклад в дело мира — это официальная формулировка.

За наградой победитель не явился. Берлин разводит руками: странно, мог приехать в любой момент. Хотя вообще-то не мог. Есть минимум два препятствия: 1) Осецкий в тюрьме; 2) он тяжело болен.

Пацифист из вольного города

Семья у будущего нобелевского лауреата и борца за мир не слишком примечательная: отец после возвращения из армии устроился стенографистом в адвокатскую контору и попутно держал мелкую лавочку, мать из польской католической семьи. Никакой тебе преемственности поколений и предков-журналистов — сам, всё сам.

Но при желании можно отыскать предпосылки, благодаря которым всё в итоге сложилось так, как сложилось.

Например, Осецкий родом из Гамбурга. В XIX веке (да и сейчас, впрочем, тоже) там своя атмосфера. Это бывший вольный город и крупный порт — значит, приобщишься к культуре других стран, хочешь ты того или нет. Отдельную возможность немного офранцузиться жители получили во время Наполеоновских войн — восемь лет провели в оккупации.

А еще Гамбург — важный центр рабочего и революционного движения. Попробуй тут не быть свободолюбивым.

Осецкий рано — в два года — потерял отца. Но дело даже не в смерти, а в том, что семь лет спустя мать Карла вышла замуж во второй раз. Отчимом стал Густав Вальтер. Надо сказать, довольно примечательная личность.

Владимир Кривуля, один из немногочисленных биографов Осецкого, описывает Вальтера так:

«Это был человек свободомыслящий, широких взглядов. Принимал активное участие в социал-демократическом движении. Влияние отчима на юного Карла было огромным. От Вальтера Осецкий впервые услышал о рабочем движении, с ним впервые побывал на митинге».

Хотя сам Вальтер не совсем рабочий — скульптор.

Карьеру в медиа Осецкий начинает в двадцать с небольшим. На первых порах пишет про всё: политику, экономику, культуру, социальные проблемы. Нормальная практика — начинающие журналисты обычно так и поступают, иначе как найдешь свою тему.

Зато потом принимается активно критиковать милитаризм.

Осецкий уверен: людям языки на то и даны, чтобы договариваться. Война не может принести ничего хорошего — только страдания, разрушения и смерть.

Гнуть свою линию Осецкий начинает где-то в 1911 году, а в июне 1916-го (по другим данным — в ноябре 1915-го) уходит на фронт. Да, добровольно.

Возможно, решил вписаться за родную страну, какой бы та ни была. Может быть, стал жертвой пропаганды: решил, что милитаризм Германии — это плохо, но русский царизм всё-таки хуже. Объяснить свой поступок мог бы только сам Осецкий, но он уже никому ничего не расскажет. Не буду выдумывать за него.

Если верить биографам, Осецкий быстро осознал свою ошибку. И даже начал распространять антивоенные листовки, из-за чего потерял возможность переписываться с женой: листовки попали в руки офицеров, а вместе с ними — возможность вычислить автора по почерку.

Так или иначе, в январе 1919 года Осецкий возвращается в Гамбург. Жив, не ранен, да и стрелять ему вряд ли приходилось — здоровье оказалось настолько слабым, что для активных боевых действий он не сгодился, вместо этого строил дороги и мосты.

Впрочем, увиденного ему хватает: войну он ненавидит уже не теоретически. Теперь он знает, что это такое. В 1921 году Осецкий пишет:

«Многие нации воевали друг с другом, однако это привело лишь к кровопролитию и смерти невинных».

А сейчас оставим Осецкого ненадолго и переместимся в Берлин. В 1920-х там произошло много интересного с точки зрения немецкой журналистики. А с Осецким мы еще встретимся — и тоже в столице.

«Атака» Геббельса

Конец весны или начало лета 1927 года. Берлин засыпает, а когда просыпается — на улицах развешаны ярко-красные плакаты. «Der Angriff?» — вопрошают они. «Атака?» Лаконично, но мало что объясняет.

Через некоторое время текст меняется. Теперь он гласит: «Der Angriff wird am 4 Juli folgen». Мол, ждите атаку четвертого июля. Граждане заинтригованы: что, черт побери, призван символизировать весь этот перформанс? Как говорится, ничего не понятно, но очень интересно. Плакаты значительно безмолвствуют, остается только ждать.

Ситуация проясняется незадолго до назначенной даты:

«Der Angriff выходит каждый понедельник. Для угнетенных — против эксплуататоров. Каждый немецкий мужчина, каждая немецкая женщина читает и подписывается на Der Angriff».

Да, это пиар-кампания новой газеты. Кто издатель? Вы его знаете, ручаюсь. Даже если очень далеки от журналистики. Потому что его зовут Йозеф Геббельс.

В Берлине он к тому времени живет год или чуть меньше. Чем занимался раньше? Писал докторскую диссертацию. Работал в банке. Безуспешно пытался устроиться в газеты медиамагнатов Моссе и Ульштайна. Очень активно пытался. Berliner Tageblatt («Берлинский листок»), любимое детище Рудольфа Моссе, не напечатала около 50 его статей.

Ну как там шаблон, держится? Будущий идеолог нацизма хотел писать для либеральных газет, принадлежащих евреям. И многие главреды там были евреями. И авторы. Я узнала об этом факте на третьем курсе, когда проходили историю журналистики XX века, и была в шоке. Геббельс не родился антисемитом, вот так номер.

Но вернемся к «Атаке». Выбранная стратегия продвижения срабатывает: тираж быстро растет. Сначала немцы раскупают две тысячи номеров, а в середине 1930-х, когда нацисты официально приходят к власти, — уже 150 тысяч.

Немного забегу вперед и скажу: это еще не предел. Перед войной тираж увеличится до трехсот с лишним тысяч экземпляров. Новые номера будут появляться каждый день.

Геббельс не просто издатель, он активно пишет статьи, особенно для передовиц. Успевает даже совмещать журналистскую деятельность с партийной работой и драматургией. В ноябре 1927 года один из столичных театров ставит спектакль по его пьесе. «Атака» — единственное издание, которое не критикует постановку.

Официальный «Народный наблюдатель»

1 января 1929 года в Берлине впервые выходит другая газета — Volkischer Beobachter («Народный наблюдатель»). В 1921 году ее купил Гитлер, пока еще не фюрер, и привез в столицу из Мюнхена. У предыдущего владельца (явно большого оригинала) газета называлась «Мюнхенский наблюдатель».

Интересна личность главреда. Альфред Розенберг — уроженец Российской империи, с отличием окончивший Московское высшее техническое училище. Некоторые историки считают, что именно он придумал нацистскую расовую теорию, а Гитлер в своем знаменитом произведении просто пересказал чужие идеи. Так называемое окончательное решение еврейского вопроса — тоже его начинание.

Став собственностью Гитлера, газета пришла к успеху не сразу. В первой половине 1920-х ее читают только 25 тысяч человек. Если учитывать, что всего в стране шестьдесят с лишним миллионов душ, звучит не особо внушительно.

Всплеск популярности приносит докатившаяся до Германии Великая депрессия. Миллионы немцев остаются без работы и живут впроголодь. К тому же они недавно проиграли войну и вынуждены выплачивать репарации. Напрашивается вывод: старая власть не справилась. Нужна альтернатива. Альтернативу им любезно предлагают.

Когда 30 января 1933 года Гитлер становится рейхсканцлером (то есть главой правительства), издание превращается в официальный печатный орган Национал-социалистической рабочей партии. Тираж к тому времени уже пару лет как перевалил за 120 тысяч экземпляров.

Но я обещала вернуться к Осецкому. Возвращаюсь. Итак, Осецкий в Берлине. И у него проблемы.

Срок за чужую статью

Да, Осецкого признали изменником из-за текста, который даже не он написал. Дело вот в чем: за любую публикацию ответственность несет в том числе главный редактор. Правило сохранилось до наших дней.

Осецкий к тому времени возглавляет еженедельник Die Weltbühne. Первый редактор внезапно умер, второй продержался недолго — понял, что дело пахнет жареным, и отказался от поста. Осецкий не струсил. Хотя, возможно, стоило.

В марте 1927 года он попадает в тюрьму впервые — по обвинению в клевете. Проводит за решеткой месяц. Можно сказать, отделался легким испугом.

Зато потом всё более серьезно. Весной 1929 года Осецкий берет в номер статью, согласно которой Германия нарушает Версальский договор: разрабатывает и испытывает военные самолеты под видом гражданских.

Разбирательство длится почти два года, итог — 18 месяцев тюрьмы за нарушение военной тайны. Но в заключение Осецкий отправляется не сразу.

Пока суд рассматривал апелляцию, он успел выехать из страны вместе с автором текста. Автор оказывается достаточно рассудительным, чтобы остаться во Франции. Осецкий в мае 1932-го сам приходит к воротам тюрьмы. Сидит до Рождества и выходит по амнистии.

Нацисты про подвиги Осецкого не забыли. Буквально на следующий день после пожара в Рейхстаге Осецкий снова оказывается в тюрьме, только на этот раз уезжает не домой, а в концлагерь. Потом еще в один. Там он подвергается пыткам, в дополнение к болезни сердца зарабатывает туберкулез.

Шумиха вокруг Нобелевки помогает: Осецкого наконец-то отправляют в больницу. А потом даже отпускают на свободу, хотя под наблюдением он пробудет до самой смерти.

В 1940 году нацисты захватят Норвегию. Все, кто принял решение наградить Осецкого, будут репрессированы. Осецкий об этом уже не узнает: туберкулез доконает его в мае 1938-го.

Как продавать кошмары

Пропаганды многие боятся, и зря. На самом деле это просто инструмент. Как нож, которым можно настрогать салатик или почистить яблоко, а можно и кого-нибудь пырнуть. Зависит от владельца.

Можно продвигать здоровый образ жизни и заботу об экологии, а можно — заронить в головы людей мысль, что их соотечественники или просто соседи по третьей от Солнца планете не заслуживают жить из-за своей еврейской крови. И люди — даже самые образованные, интеллигентные и в целом милые, хотя таких убедить сложнее, — рано или поздно поверят, если всё сделать правильно.

Среди ученых, изучающих секты, ходит шуточная аксиома: гуру найдется для каждого, если вы пока не встретили своего, вам просто повезло. Немцам в 1930-х не настолько подфартило.

Концепция пропаганды по Геббельсу легко укладывается в три слова: простота, размах, концентрация.

Что это означает? Ориентируйся на массы — значит, не предлагай слишком замысловатых идей, простые люди их не любят; интеллигенты не твоя аудитория из-за своей малочисленности. Используй все возможные каналы: прессу, радио, телевидение, кино, театр. И не останавливайся ни на минуту, вдалбливающее повторение — твой лучший друг. Пусть человек тысячу раз услышит, что он свинья. На тысячу первый начнет хрюкать.

На каждый источник информации у министерства Геббельса было по отделу, для изобретения новых способов пропаганды — отдельный. По крайней мере, сначала. Потом количество подразделений выросло до девяти, где-то ближе к середине Второй мировой их стало четырнадцать. Там работало почти две тысячи человек, и кадры это были отборные.

Например, они придумали массово производить дешевые (самые дешевые в мире) радиоприемники, чтобы доставить голос фюрера в каждое учреждение и каждый дом, — пропаганда лучше работает, когда она устная.

Конструкция с секретом: приемники работают только на средних волнах. Это означает, что слушать какие-либо станции, кроме государственных, невозможно. Для верности прослушивание иностранных передач приравнивают к госизмене.

Параллельно ведется вещание на другие страны. Исследовательница нацистской пропаганды Вороненкова утверждает: в эфир выходят около 240 программ на 31 языке.

Еще были телетеатры. Такие крохотные зальчики мест на тридцать с экранами размером примерно с тетрадный листок. В интимной обстановке пропаганда действует лучше. Можно заставить вопить от восторга стадион, но это требует искусства и немалых усилий. Телетеатры работают и так. В 1936 году их уже 33 штуки, все в Берлине. За билетами выстраиваются очереди.

Когда в Германии проходят Олимпийские игры, попасть на сами соревнования легче, чем на их трансляцию по телику. Очередной съезд НСДАП тоже передают в прямом эфире.

Как быть успешным пропагандистом

Хороший журналист должен быть объективным или хотя бы к объективности стремиться, хороший пропагандист — с точностью до наоборот: его не должно волновать, каков предмет пропаганды на самом деле, аудитория тоже с легкостью проживет без этой информации. Еще люди постоянно должны чувствовать интерес. Поддержать его отлично поможет эмоциональное нагнетание.

Журналист, как Гарри Поттер, по мнению Амбридж, — не должен лгать. Пропагандист… ну да. Врите наглее, рекомендует Геббельс нацистским журналистам. Легче всего поверить в чудовищную ложь. А для достоверности добавьте немножко правды. Только не переборщите, четвертинки достаточно.

У Геббельса пропаганда разноцветная. Белая правдива, использует только проверенные источники и не скрывает своих целей. Серая — серединка на половинку: вырванные из контекста факты и непроверенные сведения с правдой пополам. Черная — откровенная ложь с главной задачей ввести людей в заблуждение.

И задача весьма эффективно выполняется. В 1938 году Гитлер становится человеком года по версии журнала Time. Цитата из статьи:

«Представляется более чем вероятным, что человек 1938 года может сделать год 1939-й незабываемым».

Как в воду глядели, правда?..

Защита немецкого народа от альтернативных точек зрения

Почти сразу после прихода к власти в 1933 году нацисты внезапно обнаруживают, что в немецкой журналистике развелось множество нежелательных элементов.

Один из них — оппозиционная пресса. Начинается чистка с Die Rote Fahne («Красного знамени»), довольно влиятельной газеты компартии. Свою вредоносную сущность издание успешно прятало пятнадцать лет, и вот наконец-то раскрыто. Два года журналисты продержались в подполье, до 1939-го — писали из других стран. Потом газета всё-таки закрылась.

Закон от 14 июля запрещает все партии, кроме НСДАП. Это значит, что любая ненацистская печать теперь тоже под запретом.

Не то чтобы она взяла и вся за день испарилась. Наученные еще Первой мировой, многие социал-демократические и коммунистические журналисты эмигрируют и продолжают работать уже из какой-нибудь Франции, Швеции, Чехословакии или Великобритании.

Однако теперь газеты нельзя купить на каждом углу, их даже в руках держать незаконно, и многие люди не хотят рисковать. Оппозиционная пресса теряет часть аудитории. Но она жива, и она в меру сил сопротивляется.

Позже дело доходит и до евреев. С октября 1933 года редакторами, издателями и даже простыми журналистами могут быть исключительно лица арийской расы. Более того — с евреями нельзя даже состоять в браке.

Медиамагнат Рудольф Моссе к тому времени уже почил. Дело продолжал его зять — Ганс Лахман-Моссе, тоже успешный предприниматель и тоже еврей. Больше не продолжает: после вступления в силу нового закона оставаться в Германии ему небезопасно. Berliner Tageblatt, куда в свое время так хотел попасть Геббельс, закрывается в 1937 году.

Такая же судьба у Vossische Zeitung («Газеты Фосса»), одной из самых старых газет Германии. Она собирает комбо: мало того, что принадлежит еврею, так еще и либеральная.

В целом нацисты добиваются своего: теперь в стране слышен только голос фюрера. Можно делать что угодно — критиковать-то некому.

Готовиться к войне Геббельс и его подчиненные начинают заранее. Еще с 1938 года при каждом армейском корпусе работает рота пропаганды: журналисты, операторы, художники, фотографы, радийщики, печатники — всего плюс-минус 115 человек. Многие неплохо говорят на языке противника, кем бы он ни был.

Война навязана немецкому народу

В заголовке — один из основных тезисов геббельсовской пропаганды. Германия не начинает войны, она симметрично отвечает на действия других стран.

Например, 31 августа 1939 года около восьми часов вечера группа поляков со стрельбой атаковала и захватила радиостанцию в Глейвице. Диверсанты успели даже выйти в эфир, однако вскоре их разгромила доблестная немецкая полиция.

Когда нет других источников информации, довольно убедительно звучит. Даже пруфы есть: какие-то воззвания на польском и немецком ушей слушателей тогда, правда, достигли. Это сейчас много где можно почитать об операции «Консервы».

А вот взгляд немецких пропагандистов на ВОВ. Если бы Германия летом 1941-го не напала на СССР, буквально завтра на ее территорию вторглись бы большевистские орды. Точнее, Германия даже не напала — нанесла превентивный удар. Ведь речь идет ни много ни мало о выживании немецкого народа.

Да, звучит как полная дичь. Только вот в чем дело: у людей нет поводов не верить. Нацисты обещали экономический рост — так и вышло. Говорили много патриотических речей — чем не патриоты. Хотели отомстить Франции за былые унижения — сделали. Новые территории — вот они.

Кто-то, конечно, не проникается пропагандой. Есть даже журналисты, которые не стесняются заявить о своем несогласии вслух. С такими работает гестапо.

Дважды в день лично Геббельс проводит пресс-конференции. Точнее, не то чтобы прям конференции — больше подходит слово «инструктажи»: что и как писать в завтрашний номер. После такого разнообразием печать, конечно, не блещет, зато и лишнего никто не опубликует. Газетам, представители которых не могут присутствовать лично, инструкции передают по телеграфу.

Делать это не так сложно, как раньше: вместо довоенных трех с половиной тысяч газет теперь три тысячи. Уже чуть больше двух. А теперь — в 1944-м — в районе 970.

Зато новые издания появляются на оккупированных территориях. Тираж небольшой, максимум десять тысяч экземпляров, зато их много — более трехсот. Есть и русскоязычные, среди них «Правда»-оборотень: верстку тщательно скопировали, контент вписали свой.

Телевещание потихоньку сворачивается как самый дорогой вид СМИ. Зато раскочегаривается радио: Геббельс хочет, чтобы немцы превратились в одну большую семью, ждущую новостей у приемников. В основном звучат сводки с фронтов, иногда марши.

Успехом пользуется и кинематограф. Потому что есть классная фишечка: каждому, кто увидит в военной хронике своего родственника, бесплатно распечатают его фото. Желающих столько, что вскоре аудиторию приходится ограничить: теперь эта услуга только для родственников погибших солдат.

Патриотизм не сработал — время страха

В январе 1943 года Геббельс понимает: пора менять тональность. Легкой победы не вышло. Немцы начинают подозревать, что противник не так уж слаб, как им говорили.

Новый метод — запугивание. Если вы не продолжите сражаться, вашим престарелым родителям, женам и детям конец: станут рабами, умрут от голода, отправятся на расстрел.

Если вы не продолжите сражаться, попадете в плен, там вас замучают и напоследок кастрируют. Гроб — гроб — кладбище — страдания — расстрел. И никто не узнает, где могилка моя.

Солдаты продолжают сражаться. Итог мы все знаем. Пропаганда тоже не всесильна.

Газеты часа ноль

Судьбу немецких журналистов страны-победительницы решают так: кто топил за НСДАП — ищет другую работу. Кто поддерживал чисто формально, только чтобы в тюрьму не отъехать, или умудрился сохранить нейтралитет — может вернуться в медиа через какое-то время и даже издавать свою газету. Каждый случай рассматривается индивидуально.

Самая малочисленная категория — журналисты, которые могут продолжать работу прямо сейчас. Как правило, это противники и жертвы режима.

Короче говоря, система СМИ Германии, по сути, создается заново. Поэтому послевоенные издания называют газетами часа ноль. Следующая ступень — журналистика ГДР и ФРГ.