Проза неандертальской жизни: как неумение придумывать метафоры привело неандертальцев к гибели
Лингвисты уже давно научились реконструировать древние языки, сравнивая данные о современных языках и обращаясь к определенным лингвистическим законам. Но можно ли сказать что-либо о языках, бывших в ходу не две тысячи, а двести тысяч лет назад — и, более того, среди представителей другого вида? Стивен Митен считает, что да. Собрав данные о том, как были устроены речевой аппарат и мозг неандертальцев, а также о том, в каких ситуациях и для каких целей люди вводили в свой язык всё более сложные категории и способы выражения, Митен выяснил, до каких пределов неандертальцы смогли развить свои языки. По его мнению, именно отсутствие в языках неандертальцев развитых абстрактных категорий и метафор помешало их техническому прогрессу и тем самым обрекло их на вымирание.
Мы можем по-настоящему понять других людей, лишь узнав их язык. Иначе нам попросту не будут доступны ни их идеи, ни их эмоции, ни их мировосприятие.
Это относится как к нашим современникам, так и к предкам. Языки некоторых доисторических людей (например, земледельцев бронзового века) могут быть в ограниченной степени воссозданы путем сопоставления современных языков. Но как насчет более далеких предков? Неужели их языки полностью потеряны для нас?
Рассмотрим неандертальцев. В конце XIX века, когда их открыли, они считались отвратительными и жестокими существами. Сегодня мы смотрим на них по-другому. Теперь мы знаем, что 600 тысяч лет назад жил общий для нас и неандертальцев предок. Неандертальцы же жили в Европе и Азии, а затем, около 40 тысяч лет назад, исчезли. Их мозг был примерно того же размера, что и наш. Они производили орудия труда из камня и дерева и даже умели скреплять детали смолой и волокнами, чтобы сделать копья для охоты на крупную дичь. Когда человек разумный 70 тысяч лет назад расселился из Африки, представители нашего вида скрещивались с неандертальцами, и сегодня в ДНК многих из нас осталось неандертальское наследство. И хотя мы уже довольно много знаем о неандертальцах, они во многом остаются для нас загадкой — такие похожие на нас и в то же время совершенно иные.
Самое большое отличие заключается в том, что на протяжении нескольких сотен тысяч лет существования неандертальцев они не сумели произвести никакого технологического прогресса.
Итак, такова загадка, заданная неандертальцами: почему мы достигли большего прогресса, чем они, несмотря на то, что они тоже умели изготавливать орудия труда? Почему наше искусство развивалось от геометрических рисунков 100 тысяч лет назад к попыткам изобразить объекты реального мира 38 тысяч лет назад, в то время как «искусство» неандертальцев со времен весьма спорных царапин и пигментных пятен, сделанных более 300 тысяч лет, так и не шагнуло вперед?
Как я утверждаю в своей книге «Языковая головоломка» (2024), ответы на все эти вопросы кроются в языке, а именно в том, как слова, которые мы используем, влияют на наше общение и процесс мышления. Хотя мы не можем выяснить, как именно звучали слова неандертальских языков, мы можем использовать последние достижения археологии, лингвистики, генетики и нейронаук, чтобы сделать выводы о типах используемых ими слов. Сравнивая их со словами нашего языка, мы можем выяснить, что уникального есть в нашем языке и, следовательно, в нашем сознании.
В среднем каждый из нас знает около 50 тысяч слов и использует 16 тысяч слов в день. Эти слова, или, скорее, понятия, которые мы с ними ассоциируем, распределены по всему мозгу. Они сгруппированы в семантические группы по значениям или функции и проникают в каждый уголок нашей коры головного мозга.
Слова бывают нескольких разных категорий. Содержательные слова (существительные, глаголы, прилагательные) имеют самостоятельное значение, а грамматические (союзы, предлоги и т. д.) — объединяют содержательные слова для создания осмысленных предложений. Содержательные слова могут быть либо конкретными, относящимися к вещам, которые мы можем видеть, слышать, обонять, трогать или пробовать на вкус, либо абстрактными, то есть выражать идеи, которые не имеют материального воплощения, например, «свобода», «любовь» и «собственность».
Содержательные слова также можно разделить на знаковые (иконические) и произвольные слова. Знаковые слова передают сенсорное впечатление о референте. В эту группу включают звукоподражания (такие как «кряк» и «плюх») и слова, которые имитируют размер, движение или текстуру объекта. В разных современных во всем мире маленькие и быстрые предметы часто обозначаются небольшими словами с гласными переднего ряда верхнего подъема, например fly («муха») и bee («пчела»), а большие предметы — длинными словами с гласными заднего ряда нижнего подъема, например hippopotamus («гиппопотам») и enormous («огромный»).
Знаковые слова встречаются во всех современных языках и доминируют в лексиконе маленьких детей. Однако они плохо передают детали и бесполезны во многих ситуациях.
Вот почему нам нужны произвольные слова. Например, четвероногое животное можно назвать «собака», dog, hund и многими другими словами в зависимости от языка, на котором мы общаемся. Произвольные слова позволяют нам говорить более подробно о гораздо большем количестве вещей, чем это позволяют знаковые слова.
Гибридные слова обладают свойствами как знаковых, так и произвольных слов. Например, сегодня в английском языке есть омонимы flicker в значении «мерцание», flicker в значении «вспышка» и flicker в значении «пламя». Начало этих слов отражает тип внезапного события, связанного со светом, что выражается в звуках fl, в то время как окончания этих слов дают дополнительную информацию об этом событии для обеспечения эффективной коммуникации.
Наконец, мы должны отметить, что слова могут использоваться как в буквальном, так и в метафорическом смысле. Если я говорю, что мой коллега — павлин, я имею в виду, что он склонен выпендриваться.
В останках неандертальцев мы можем найти некоторые свидетельства того, что они пользовались речью. Тщательные анатомические исследования показывают, что их голосовой тракт был почти идентичен нашему, хотя раньше считалось, что они были неспособны произносить достаточное количество гласных для разговорной речи. Форма ушных костей и улиток неандертальцев (как видно на компьютерной томографии фрагментов черепа) показывает, что их слуховые пути также незначительно отличались от наших, настроенных эволюцией на звуковые частоты, используемые в речи.
Это не значит, что неандертальцы говорили так же, как мы. У них были носы большего размера, что придавало их гласным и согласным носовое звучание. У них также были большие легкие, что позволяло им произносить более длинные и громкие фразы на одном дыхании и делало их взрывные согласные (бс, гс, кс, пс и тс) более выразительными, чем у нас.
Какие типы слов они использовали? Наверняка это были знаковые слова. Они послужили эволюционным мостом между лаем и хрюканьем, которые 6 миллионов лет назад издавал шимпанзеподобный предок всех человеческих видов, и произвольными словами нашего лексикона.
Иконические слова, вероятно, использовались и человеком прямоходящим 1,6 миллиона лет назад — они были необходимы для координации во время охоты и собирательства. Однако неандертальцы занимались довольно сложными видами охоты, и для коммуникации такого рода нужны были не только знаковые слова. Им нужно было обсуждать различные типы крупных и мелких животных, типы камня и дерева. Такие тонкие различия должны были потребовать использования гибридных и полностью произвольных слов.
Произвольные слова естественным образом произошли от знаковых слов, которые передавались из поколения в поколение со времен человека прямоходящего. В ходе такой передачи наши предки могли искажать или неправильно слышать слова, использовать сокращения, комбинации и постоянную корректировку значений — либо намеренно, либо случайно. Подобные процессы изменения слов продолжаются и сегодня, в результате чего слова постоянно меняют свое значение и звучание. Процесс передачи также подразумевает появление закономерностей в порядке слов. Таким образом, мы можем быть уверены, что у неандертальцев были знаковые, произвольные, гибридные и грамматические слова, которые упорядочивались с помощью той или иной формы синтаксиса.
Мы можем пойти дальше, основываясь на факторах, влияющих на современное языковое разнообразие. Относительно небольшие и изолированные речевые сообщества склонны использовать меньше звуков, более длинные слова и более сложную морфологию слов с меняющимися приставками и окончаниями. Мы знаем как из археологических, так и из генетических данных, что неандертальцы жили очень маленькими сообществами. Это наводит на мысль, что их языки, вероятно, имели те же (или даже более ярко выраженные) черты, что и так называемые эзотерические языки, встречающиеся сегодня в небольших речевых сообществах. Из этого также следует, что существовало множество неандертальских языков.
Словом, языки неандертальцев, по-видимому, не слишком отличались от тех, что мы используем сегодня. В то же время они были совершенно другими, поскольку многочисленные факторы указывают на то, что им не хватало метафор и абстрактных слов.
Антропология, нейробиология и генетика согласны в том, что внутреннее строение мозга неандертальцев отличалось от нашего. Большая часть их мозгового вещества была занята обработкой визуальных данных, и ресурсы для других задач, таких как речь, были ограничены. Их мозжечок и та часть мозга, которая отвечает за восприятие, производство и скорость речи, были меньшего размера. Более того, некоторые генетические изменения, произошедшие в линии Homo sapiens после нашего отделения от неандертальцев, повлияли на наши нейронные сети. Вероятно, они стали более обширными, соединив ранее специализированные и относительно изолированные области, чтобы обеспечить то, что археологи назвали «когнитивной гибкостью», а психологи — «глобальным рабочим пространством».
Отсутствие когнитивной гибкости решает загадку неандертальцев: они изо всех сил пытались связать в своем мозгу различные семантические группы слов, например, те, которые относятся к животным, людям и орудиям труда. Как я объяснял в своей книге «Предыстория разума» (1996), археологические свидетельства указывают на то, что у неандертальцев эти области мышления существовали совершенно отдельно друг от друга. Например, они не разрабатывали охотничье оружие для убийства определенных видов животных в определенных обстоятельствах, как это было у охотников-собирателей из числа людей разумных.
Для этого было необходимо свести воедино знания о конкретных животных, включая их физиологию и поведение, и знания о производстве орудий — о том, как отшлифовывать камни и затачивать палки. Неандертальцы не смогли этого сделать, несмотря на значительную потребность в этом.
Если бы они изобрели метательные копья или луки, то могли бы избежать травм, которые они часто получали во время охоты с близкого расстояния с использованием копий.
Не имея возможности связать семантические группы слов, неандертальцы оказались неспособны использовать метафору — приема, использующего одну область мышления для информирования о другой. Метафоры уже давно признаны существенной чертой современного языка, способствующей инновационному и творческому мышлению. Их значение для мышления наиболее очевидно в науке: например, Иоганн Кеплер в 1605 году сравнивал движение планет с ходом часов, а Стивен Хокинг назвал область пространства-времени с огромной гравитацией «черной дырой». Такие метафоры используются не только для передачи сложных идей, но и для того, чтобы помочь понять их.
Абстрактные идеи и слова зависят от метафор. Например, что такое «любовь»? Мать Тереза сказала: «Любовь — это плод, который зреет в любое время и до которого может дотянуться любая рука», в то время как Иван Тургенев назвал это «болезнью; а для болезни закон не писан». Попробуйте объяснить кому-нибудь, что такое любовь, не используя метафор, в том числе «мертвых метафор» — то есть таких, первоначальные образы которых оказались забыты. Например, «притяжение» — слово, обозначающее притягивание объектов друг к другу, нечто, не связанное с эмоциями, хотя мы используем его именно для их выражения. Действительно, трудно говорить о чем-либо, кроме того, что мы можем видеть, слышать, осязать, пробовать на вкус или обонять, не используя метафоры или абстрактные слова, значения которых зависят от метафоры. В конечном счете, если мы будем ограничены одними конкретными словами, мы будем говорить как неандертальцы.
После окончания ледникового периода стало возможным изобретение сельского хозяйства, потому что люди научились думать о растениях и животных в метафорических терминах — относиться к ним как к детям, которых нужно кормить и поить, защищать от болезней и вредителей. Неандертальцы пережили ледниковые периоды без каких-либо подобных изменений в своем образе жизни. Земледелие способствовало росту населения в оседлых сообществах и позволило современному метафорическому мышлению разгуляться, перенеся нас из каменного века в цифровую эпоху за 10 тысяч лет.