Плоды цивилизации: почему мы помешаны на продуктивности и корим себя за безделье

Наши далекие предки, австралопитеки, были очень похожи на современных обезьян, которые проводят восемь часов в день в поисках еды, а в перерывах между жеванием и перевариванием пищи спят. Как мы умудрились за 2,5 миллиона лет помешаться на работе и продуктивности, выясняет The Atlantic.

Не так давно между мной и коллегой возник спор о происхождении чувства тревоги, которое многие из нас испытывают накануне новой рабочей недели. Мой коллега винил во всём стресс и страх потерять работу, характерные для позднего капитализма. Но капитализм также существует с понедельника по субботу — почему же страх охватывает нас только по воскресеньям?

Я считаю, что истинная причина кроется в современном восприятии времени. Работник XXI века функционирует в двух режимах: режиме продуктивности и режиме отдыха. В первом мы следим за временем и работаем на результат. Во втором лихорадочная деятельность прекращается, и мы можем посмотреть фильм или выпить бокал вина, не беспокоясь о своей репутации и мнении начальства. Каждым воскресным вечером происходит переключение между этими режимами. Как только включается режим продуктивности, возникает чувство вины за недавнее бездействие и страх перед стрессом следующего рабочего дня.

В 2012 году социолог Джон П. Робинсон из Мэрилендского университета сделал обзор опросов, посвященных счастью и его связи с восприятием времени, и ожидаемо пришел к выводу, что самые счастливые люди — это те, которые почти никогда не спешат и не скучают, то есть их распорядок дня соответствует их уровню энергии, а работа их полностью поглощает, но не изматывает.

В своем эссе в журнале Scientific American, подводящем итог этому исследованию, Робинсон выдвинул формулу счастья:

«Быть счастливым означает иметь ровно столько времени, сколько вам нужно».

Но самое интересное открытие касалось чувства неудовлетворенности. Хоть мы и постоянно жалуемся на слишком плотный график, как выяснилось, еще хуже — это не иметь никакого графика.

По словам Робинсона, те, у кого слишком много свободного времени, намного несчастнее тех, кому его не хватает. Он обнаружил, что американцы становятся раздражительны, когда им нечем заняться. А самыми несчастными оказались люди, которые чувствуют, что у них недостаточно работы и недостаточно времени. Это происходит с теми, для кого потребность срочно побороть безделье становится источником стресса.

Откуда же взялась эта странная потребность чувствовать себя занятым, которая мешает нам со спокойной душой валяться на диване воскресным утром? Заложена ли она в нашей ДНК или является продуктом индустриальной цивилизации?

Еда и сон: как жили наши предки

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны понять, как люди жили задолго до появления рабочей недели — в доисторическую эпоху. Мы должны поставить себя на место древних охотников и собирателей и примерить на себя их восприятие работы, времени и счастья.

Антрополог Джеймс Сазман посвятил 30 лет изучению бушменов жуцъоан — племени, которое проживало в изоляции на территории Намибии и Ботсваны вплоть до конца XX века, пока правительства этих стран не изменили привычный уклад их жизни.

В своей книге «История работы: от каменного века до эпохи роботов» Сазман описывает бушменов жуцъоан как жизнерадостный народ, который старается работать как можно меньше и придерживается обычаев, препятствующих появлению конкуренции. Он задается вопросом: как мы стали более занятыми и более несчастными, чем маленькие сообщества, из которых развилась цивилизация? Не исключено, что опыт жуцъоан поможет нам понять, как справиться со стрессом современной жизни.

Труд, отмечает Сазман, — это то, что отличает людей и прочих живых существ от неодушевленных объектов. Однако разгадка исключительности человека — как невероятного прогресса, так и чувства неудовлетворенности, которым сопровождается каждый новый шаг, — кроется не в работе, а в праздности.

Насколько нам известно, австралопитеки — наши далекие предки, жившие примерно 2,5 миллиона лет назад, — были похожи на современных обезьян, которые восемь часов в день занимаются поиском пропитания. В перерывах между жеванием и перевариванием пищи, гориллы и шимпанзе спят — от девяти до двенадцати часов в сутки. При таком распорядке не остается времени на развлечения, которые требуют существенно больших затрат энергии, чем груминг.

Всё изменилось с освоением огня.

Огонь: ускорение жизни

Антропологи точно не знают, как именно миллион лет назад люди научились использовать огонь, но мы много знаем о том, как огонь изменил людей. Размягчая мясо и овощи, огонь частично переваривает за нас пищу, что позволяет нам быстрее насыщаться и потреблять больше калорий. Благодаря своей способности отпугивать хищников огонь позволил нашим предкам спуститься с деревьев и спать на земле. Удлинение REM-фазы сна способствовало развитию памяти и внимания. Огонь также помог людям вырастить огромный мозг: у современного человека он потребляет пятую часть всех полученных калорий.

Увеличив количество свободного времени и развив наши умственные способности, огонь положил начало развлечениям, ремеслам, искусствам — и скуке.

И насколько мы можем судить, наши древние предки использовали свободное время по полной.

Бушмены жуцъоан посвящали в среднем 17 часов в неделю поискам еды (потребляя 2140 калорий в день) и еще 20 повседневной работе. Это значит, что у них оставалось больше свободного времени, чем у среднестатистического американского работника, который трудится 44 часа в неделю, не считая работы по дому и ухода за детьми.

Жуцъоан на протяжении многих веков сохраняли свой досуг свободным от всех видов работы. Днем они прогуливались, сплетничали и флиртовали, а вечером пели, танцевали и рассказывали истории у костра.

Один антрополог, изучавший в 1960-е годы племя хадза, рассказал, что они днями напролет играли в азартные игры на стрелы.

Так как же появилась культура, в которой свободное время стало использоваться для повышения продуктивности на работе, а занятия спортом превратились в пункт резюме?

Рабочая специализация и культ конкуренции

Сазман видит причину в изменении работы. Французский социолог Эмиль Дюркгейм отмечал, что ключевое отличие «примитивного» общества от развитого — это взаимозаменяемость.

В первобытных сообществах вожди и шаманы были по совместительству охотниками и собирателями. Общие обязанности позволяли сохранять чувство принадлежности к сообществу, которое также поддерживалось обычаями и верованиями. Общие обязанности порождали общие ценности.

В индустриальном обществе адвокаты не проводят операции на мозге, а инструкторы по строевой подготовке не собирают урожай пшеницы.

Разная работа требует разных умений и по-разному оплачивается. Благодаря специализации и поощрению высоких результатов возник культ конкуренции. Люди стали считать, что должны тяжело трудиться, если хотят более высокую зарплату, более дорогой дом, более престижную награду.

На смену отдыху пришла тревога. Включился режим продуктивности. Этот режим ответственен за большую часть научно-технического прогресса, но также и за непомерные амбиции. Когда исследователи центра Пью спросили американцев, в чем залог счастья, большинство поставило карьеру выше брака, детей и близких отношений.

Современные общества охотников и собирателей тоже столкнулись с драйверами перенапряжения — завистью, неравенством и бедностью, — но они разработали успешные методы борьбы с ними. Когда охотник племени жуцъоан возвращался с большой добычей, его сородичи опасались, что он начнет ставить себя выше других.

«Мы не можем допустить этого, — рассказал один из членов племени. — Поэтому мы всегда говорим, что добытое им мясо никуда не годится. Это помогает остудить его пыл».

Это не единственный обычай, направленный на устранение конкуренции. Племя также «заявляло, что мясо принадлежит не охотнику, а тому, кто сделал стрелу, убившую животное». Отдавая должное изготовившему стрелу, бушмены жуцъоан сбивали спесь с лучших охотников и поддерживали равенство.

Заложники будущего

Режим отдыха был обречен с самого начала. Одна из главных причин — изменение в нашем восприятии времени, а точнее — будущего. Обитающие в тропиках сообщества охотников и собирателей редко хранили пищу дольше нескольких дней. Бушмены жуцъоан были уверены, что еды всегда будет достаточно, и не запасались впрок: они удовлетворяли свои насущные потребности, а потом отдыхали.

Современная цивилизация — это храм будущего. Люди начали думать наперед в период аграрной революции, когда стали жить в соответствии с циклом посева и сбора урожая, а с появлением денег эта тенденция лишь укрепилась.

Сегодня фиксация на будущем не ограничивается сферой сельского хозяйства и финансов. Она также лежит в основе образования и бизнеса, а студенты и рабочие долгое время совершенствуют навыки, за которые они получат вознаграждение лишь спустя годы.

А беспокойство о будущем — это, между прочим, самая распространенная причина тревожных расстройств, от которых страдает каждый пятый американец.

Читайте также

Если есть в кармане пачка сигарет: как перестать беспокоиться о будущем

В целом вера в светлое будущее помогла сделать мир лучше. Мы постоянно на что-то жалуемся, но стоит признать, что современная цивилизация подарила нам множество замечательных вещей: мультиварки, Venmo, котиков, вакцины, аспирин, инфракрасные лампы, Amazon, мыло для рук, кондиционеры. И всё же нам нам есть чему поучиться у бушменов жуцъоан.


Сохранение свободного времени — это тоже работа.

Да, прогресс зависит от веры в лучшее будущее, до которого еще далеко. Но те, кто не в состоянии перестать постоянно думать о будущем, обречены трудиться ради жизни, которую им не суждено прожить.