Обезглавить, обоссать и сжечь: как ставят классику в XXI веке

Театр XXI века в первую очередь — режиссерский. Актуальные режиссеры и ставят актуально: переносят действие в современность, наделяют персонажей чертами медийных персон, хватают за хвост горячие тренды. Тексты переписывают, выворачивают наизнанку и нарезают в салат с другими текстами. Имена великих драматургов на афише больше не гарантируют, что в спектакле прозвучат их слова. На самом деле это больше ничего не гарантирует.

Премьера радикального «Идеального мужа» Оскара Уайльда состоялась в 2013 году в МХТ имени Чехова. Режиссер Константин Богомолов, который любит взять классику и перемонтировать ее до неузнаваемости, избавился от Англии прошлого века и показал российских персонажей из высшего общества, то есть с Рублевки, из Кремля и ресторанов на Тверской. Двое чиновников-геев любят друг друга под прикрытием гомофобных лозунгов. Супруга одного из них пытается вернуть мужа в семью, танцуя стриптиз. Сыплется кокаин, звучит шансон, в котором иногда можно расслышать строчки Чехова, Шекспира и до кучи — Уайльда. Развратный священник с золотым «Ролексом», голая женщина, распятая под потолком (через некоторое время после премьеры ее приодели) и узнаваемый треш отечественных реалий вызвали такую общественную дискуссию, какую вызывает не всякое политическое заявление.

Режиссера за его злую пародию на столичную богему и государственных деятелей упрекали в грязи, цинизме и, конечно, в русофобии. Сам Богомолов говорит, что лишь хотел показать портрет «нашего довольно диковатого времени».

В 2014 году эпатажный Богомолов представил на сцене Ленкома «Бориса Годунова». Пушкинский текст в постановке отсутствует, вместо него имеются: Самозванец с криминальным прошлым, звезда польской эстрады Марина Мнишек, политики в дорогих костюмах и милиционеры в советской форме. Кадры с прошлой инаугурации нашего нынешнего президента и аллюзии на российское смутное время, которое никогда не кончается, прозрачно намекают. Превращение трагедии в фарс соотносится с ходом истории, и с этой точки зрения Богомолов выбрал подходящий жанр.

Спектакль «Гамлет» большого режиссера Льва Додина, премьера которого состоялась в 2016 году, — это в первую очередь большой режиссер Лев Додин, от Шекспира осталось лишь несколько хрестоматийных фраз.

Их словно бы невпопад произносит Гамлет в исполнении Данилы Козловского в футболке с собственным изображением. «Быть иль не быть?» он небрежно роняет после секса с Офелией, которую играет Елизавета Боярская (ждем постановок с участием Монеточки, Фэйса и людей из «Комеди Клаб», раз уж классическим актером быть теперь необязательно; впрочем, эта традиция в России давно утеряна). В названии пьесы «Гамлет» имеется приписка: «Сочинение Л. Додина по С. Грамматику, Р. Холиншеду, У. Шекспиру, Б. Пастернаку». Шекспир уже не тот, выступает на третьих ролях. Черепа в спектакле тоже нет. Бедный Йорик.

У другого большого режиссера, Юрия Бутусова, череп — есть. Правда, не в «Гамлете», а в «Отелло», который с 2013 года идет в театре «Сатирикон». В пьесе появляются целых четыре Дездемоны, а вот с Мавром ситуация не совсем ясна: их вроде бы тоже много — в черной пластиковой маске, в черных боксерских шортах, с облитым дегтем лицом — но ни один не настоящий. Отелло условен, Шекспир условен и приправлен Пушкиным, сакраментальный вопрос о молитве в спектакле не звучит. Возможно, его перенесут в «Макбета». Или в «Чайку» Чехова. Представьте интеллектуальный пазл для зрителя:

«Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, — словом, все жизни, свершив печальный круг, угасли… МОЛИЛАСЬ ЛИ ТЫ НА НОЧЬ, ДЕЗДЕМОНА?»

Размножение персонажей, похоже, вошло в театральную моду. В этом году, накануне президентских выборов, режиссер Юрий Грымов поставил самую политическую пьесу Шекспира «Юлий Цезарь» о диктатуре и борьбе с нею. В спектакле четыре Кальпурнии (а в «Тартюфе» на сцене Электротеатра Станиславского — четыре Марианны). Волшебное театральное число? Откуда оно взялось? Режиссер так увидел. Увидел он и актера Алексея Багдасарова с почтенной бородой в роли Марка Антония. При всем уважении к артисту, ему 55 лет, а молодой Антоний должен бежать освежающий кросс во время Луперкалий! Заслуженной артистке РСФСР Любови Новак, которая играет жену Брута, и вовсе 67, она здесь старше даже субтильного седовласого Цезаря.

В прочтении Грымова древние римляне в золоченых ризах (кроме Цезаря, тот ходит в Сенат в нижнем белье) постоянно таскают по сцене какие-то бревна, как Ленин на субботнике, останавливаются, долго и многозначительно молчат, а потом опять таскают. Что-то строят, наверное.

Разумеется, эти упражнения в прекрасном кажутся чинным классическим театром в сравнении с работами Робера Лепажа, всемирно известного канадского концептуалиста. На сцене, щедро украшенной видеоинсталляциями, у него то скачут лошади, то артисты стоят по пояс в воде, то все вдруг начинают падать, а потом плавать, ползти по полу, ходить на потолке… Чувствуется, что параллельно Лепаж работает для цирка «Дю Солей», выступления в котором — парад спецэффектов и ловкости. От исполнителей требуются усилия гимнастов и акробатов. Нелегко приходится и Евгению Миронову в спектакле Лепажа «Гамлет. Коллаж». Во-первых, он заперт в кубе, во-вторых, один исполняет все роли, включая Офелию и Гертруду. Меняет костюмы, парики и голоса, клеит и отклеивает бороды. Ложится и умирает. Поднимается и воскресает. Бегает в ушанке. Вылезает из подпола. Еще и ухитряется при этом произносить текст. Оценить актерский подвиг можно в московском Театре наций.

Театр наций в 2014 году, отмечая юбилей Барда, представил иммерсивный проект «Шекспир. Лабиринт». Театр начинался не с вешалки, а с выставки Московского музея современного искусства. На ней проводилась «дегустация ядов», где можно было попробовать фреш «Дездемона» и «Голубую кровь Ричарда III», покачаться на качелях в виде головы автора и увидеть леди Макбет без рук (в смирительной рубашке). Отрубленные руки с черным маникюром валялись рядом. С Леди М разыграли эпизод в стиле фильма «Пила»: установили рядом с актрисой мойку, дабы отмыть пресловутое кровавое пятно, но чтобы ею воспользоваться, ей приходилось открывать кран ногами, а собственные руки держать в зубах. В буфете выставлялись все жертвы из «Тита Андроника» в освежеванном виде.

Апофеозом каннибальской вакханалии стал кукольный Шекспир в роли шеф-повара, который шпиговал человеческий корпус сосисками. Настоящий Шекспир (исполнявший его роль актер) приветствовал гостей, лежа в гробу. С днем рождения, Вильям наш Шекспир. Кто бы мог подумать, что в старике так много крови?

На родине автора с помощью сосисок его пока не переосмысляют и публику развлекают иначе. Лондонский The Battersea Arts Centre ставит фантазию по мотивам «Ромео и Джульетты», в которой персонажи выжили. Сбылись худшие опасения: «несчастные влюбленные» поженились, родили ребенка и стали по-настоящему несчастными обывателями, погрязшими в быту и ссорах. Чтобы наладить отношения, пара ходит к семейному психологу, но он не очень-то помогает: Ромео и Джульетта рвут друг друга на части, выдирают волосы и занимаются агрессивным сексом прямо на сцене. Трагедия превратилась в черную эротическую комедию, высмеивающую кризис среднего возраста и брак, который все испортил.

Но в целом британские постановщики довольно консервативны и не делают радикальных высказываний в духе Константина Богомолова, в активах которого есть такие смелые прочтения старинных текстов, как изнасилование трупа Мити в «Карамазовых» или Мышкин-педофил в спектакле «Князь». Англичане же просто пересаживают классику на перепаханную почву современного мира. Иногда она приживается, когда расовые и гендерные вопросы не заглушают общечеловеческие. Тогда, пусть и редко, удается осовременивание без обезображивания и редуцирования, чаще всего в постановках Королевского шекспировского театра. Например, режиссер Грегори Доран не делает из Брута серийного убийцу, фарширующего сосисками труп седьмого Цезаря. Кальпурния в спектакле всего одна, Марк Антоний — молодой и красивый. Из всех новшеств — действие, перенесенное в современную Африку, и полностью чернокожий актерский состав, пассионарно переплавляющий белый стих во вневременную речь, понятную любому человеку. Герои узнаваемы и полнокровны, Шекспир уважен до последней строки, а заснятая в телеверсии спектакля на камеру кем-то из толпы жестокая сцена убийства поэта Цинны вызывает здоровые ассоциации с «Черным зеркалом» и «Заводным апельсином».

Американцы используют ту же самую пьесу для политических баталий. В 2012 году появился спектакль, где Цезарю придали сходство с Бараком Обамой, что чрезвычайно понравилось «правым» изданиям. В 2017 году «левые» нанесли ответный удар. Нью-Йоркская постановка Общественного театра вызвала грандиозный скандал.

В спектакле Цезарь выглядит как натуральный блондин Дональд Трамп, его жена — как Меланья, а римский Сенат — как Конгресс. Убивают Цезаря трое чернокожих и три разъяренные феминистки, причем показано это не столько в духе трагедии, сколько в разухабистом стиле Тарантино.

Зрители предсказуемо раскололись на два враждующих лагеря: от бурного ликования демократов до возмущения республиканцев. Во время представления зрительница-республиканка вылезла на сцену и потребовала «остановить насилие»; ее саму и поддержавших ее аплодисментами активистов увела полиция, и так будет с каждым, кто хочет остановить насилие. Режиссер после представления выступил с пламенной речью о свободе слова. Трамп отреагировал в твиттере, упомянув деньги налогоплательщиков, которые тратятся на всякий беспредел. Спонсоры, увидев убийство президента, отозвали финансы и порвали с театром: авиакомпания Delta заявила, что «постановщики перешли черту в плане стандартов хорошего вкуса», а Bank of America, что цель спектакля — не нести в массы искусство, а «провоцировать и оскорблять».

Примерно с тем же изяществом американцы защищают на сцене права чернокожих. В 2016 году в этом крестовом походе пострадал «Вишневый сад» в постановке American Airlines Theatre, где режиссер заменил слово “serf” («крепостной крестьянин») на “slave” («раб»). Темнокожие актеры играли приподнявшихся по жизни персонажей, у которых появился доступ к деньгам и образованию. Лопахин в исполнении Гарольда Перрино что-то втолковывает бывшей рабовладелице Раневской (Дайан Лейн с интонациями rich bitch из сериала «Династия»), но та обречена на погибель самим ходом истории, куда ей, по всей видимости, и дорога. По иронии, единственный персонаж из крепостных Фирс в этом спектакле — белый.

Театр охотно перенимает модные веяния, особенно феминизацию. Сейчас в Нью-Йорке на двух разных сценах можно увидеть постановки «Трех мушкетеров», в одной из которых актриса Виктория Педретти играет капитана де Тревилля, а в другой актриса Мириам Хаймен — юного гасконца, приехавшего покорять Париж.

С прошлого года австралийская труппа Bell Shakespeare представляет «Ричарда III» с Кейт Малвани в роли главного злодея. В какой-то момент она начинает разоблачаться на сцене, обнажая уродство горбуна, и тут вступает реальность. Актриса перенесла в детстве тяжелую болезнь, которая деформировала ее тело. Это, безусловно, аттракцион, восходящий корнями к цирку уродов, но хотя бы сильный и пробирающий. В любом случае, искаженное тело и голая грудь Малвани обеспечивают эффект иного рода, чем вытащенный из штанов член, мочеиспускание в сторону зрительного зала и пердеж в микрофон — с таким школьным задором ставит шекспировскую трагедию зла модный немецкий режиссер Томас Остермайер в берлинском Shaubuhne (до этого он ставил «Гамлета», где Принц буквально ел землю).

Женщины нередко исполняют мужские или гендерно нейтральные роли, но в постановке ливерпульского театра «Эвримен» Отелло — это она. К тому же она — лесбиянка, которая тайно сочетается браком с Дездемоной.

Главную роль женщины в армейском мире токсичной маскулинности сыграла Голда Рошвел, которой не впервой исполнять мужские роли: она уже играла Меркуцио в «Ромео и Джульетте». Актриса сказала: «Сыграть Отелло для меня важно как для черной актрисы-лесбиянки». Пресса торжествующе возвестила, что «Отелло» бросает вызов гендерной нормативности. Почему нельзя было бросить этот вызов в «Двенадцатой ночи», где он прописан автором? Самый вероятный ответ: для пущего эффекта.

Постановки без среднего пальца, показанного кому-либо, не интересуют критиков, не собирают премий и не вызывают скандалов, полезных для PR. За редкими исключениями сегодняшний театр, с его петлей финансовой зависимости на шее, не может, да, пожалуй, и не хочет работать с вечностью. В основном он хочет в нее плевать или ужимать до размеров актуальной проблематики. Кто-то тут явно не на месте, то ли великие из прошлого, то ли постановщики, которые, кажется, просто ненавидят этих бронзовых классиков и с оттенком усталой обреченности нехотя ворошат их трупы, вываливая на сцену детородные органы и отрубленные конечности: вот это Гамлет, там — Хлестаков, а это безрукое и безногое, прилетевшее на воздушном шаре в форме пениса с фоткой Майли Сайруc, — Тартюф.

Благо, критики подпевают: «метафора человечности», «душа мира», «реализация постмодернистских задач». Помним театр Колумба с его художественными поисками в пьесе «Женитьба» (текст — Н. В. Гоголя, стихи — М. Шершеляфамова):

«Кочкарев с Феклой спели куплеты про Чемберлена и про алименты, которые британский министр взимает у Германии. На кружках Эсмарха сыграли отходную. И занавес, навевая прохладу, захлопнулся».

Но вечные ценности все еще с нами: «Я доволен спектаклем, — сказал Остап, — стулья в целости».