Незабвенный Вергилий. Как римский поэт повлиял на христианскую культуру

Стихотворные труды Публия Вергилия Марона занимают почетное место в золотом фонде мировой литературы и переведены почти на все языки мира. Поэт стал символом античной мудрости, вошел в историю как добродетельный язычник и образец религиозной терпимости. Его произведения представляют особую ценность для христианского мира. Рассказываем, как наследие римского автора прошло сквозь века и поколения, не утратив своей актуальности.

Пророчество о Христе

Жизнь Вергилия (70 – 19 гг. до нашей эры) пришлась на период политических катаклизмов, связанных с крушением Римской республики. Свержение диктатора Гая Юлия Цезаря стало причиной гражданской войны, победителем из которой вышел император Октавиан Август. Многолетнее противостояние между цезарианскими полководцами и республиканскими вождями спровоцировало экономический кризис, обусловленный упадком итальянского сельского хозяйства на фоне репрессий и земельных конфискаций.

Цикл пастушеских стихов знаменитого поэта Древнего Рима, написанный во время кровавых событий гражданской войны, содержит предсказание о рождении божественного младенца. Его появление на свет, согласно Вергилию, ознаменует начало эпохи всеобщего благоденствия: «козы сами домой понесут отягощенное молоком вымя», «грозные львы не будут страшны стадам», «медом росистым засочится кора дуба». Поэма о жизни пастухов обещала скорое наступление «золотого века».

Изначально считалось, что ее текст повествует о счастливой будущности наследников Октавиана Августа и в целом воспевает времена правления императора. Но позже появилось иное прочтение. С победой христианства в Римской империи Вергилий получил славу «добродетельного язычника», а некоторые места из его поэмы обрели мессианское толкование. Античная культура отличалась необычайным богатством, поэтому адепты новой религии (богословы и апологеты) часто относили дохристианских поэтов и философов к кругу одобряемых авторов.

Константин Великий, прекративший гонения на христиан в Римской империи, называл Вергилия «знаменитейшим из поэтов Италии». Он призывал глубже вникнуть в сущность его стихов, а четвертую эклогу «Буколик» рассматривал в качестве одного из ранних свидетельств божественной сущности Христа. «Я думаю, что поэт знал святую и преславную тайну о Спасителе, и только для избежания от зверской жестокости людей, направлял мысли слушателей согласно с их привычками», – приводит цитату из речей императора Константина историк Евсевий Памфил.

Academia (1933)

«Знающий путь»

Однако окончательно обессмертил Вергилия итальянский поэт Данте Алигьери, – пограничная фигура между Средними веками и эпохой Возрождения. В «Божественной комедии» он изобразил античного поэта в качестве своего проводника по кругам ада. Почему же выбор пал именно на него? Все благодаря эпическому произведению «Энеида», в котором Вергилий повествует о схождении троянского героя Энея в загробный мир, где ему открывается бесценное знание о будущем Рима. «Честь и светоч всех певцов земли», «знающий путь», «учитель», – так Данте отзывался о своем поэтическом предшественнике.

Итак, Вергилий в данном контексте не только символ античной мудрости, но и язычник, пусть и добродетельный. Это означает, что райская жизнь ему недоступна, как и другим праведным нехристианам, не знавшим таинства крещения. Он обречен на вечное пребывание в Лимбе, первом круге ада. Его положение напоминает связующее звено между потусторонним миром и посюсторонним. Отсюда и сюжетная роль проводника, который помогает главному герою найти правильный путь: выбраться из темного и запутанного «жизненного леса», пройти через круги ада, миновать чистилище и достичь райских ворот.

Загробный мир населяют существа, символизирующие пороки. Поэтам встречаются не только обреченные на страдания грешники, но и античные чудовища: фурии (богини мести), дракон Герион (обманщик), Минотавр (животное начало в человеке), Медуза Горгона (олицетворение ужаса) и другие. Однако никакие демоны не страшны им, потому как Вергилий проповедует нравственность и отвергает порок на протяжении всего пути. Он даже обрушивается с критикой на Данте, когда тот пытается пожалеть грешников. Примечательно, что больше всего Вергилий клеймит волшебников и прорицателей. «Данте таким образом пытался оградить Вергилия от репутации мага и чернокнижника, прочно закрепившейся за ним в Средние века», – пишет историк Михаил Бондаренко в биографической книге о древнеримском поэте.

«Божественная комедия» полна живописных сцен, которые были проиллюстрированы многими художниками. Сохранившиеся фрески, графические иллюстрации и другие изображения объединены общим каноном. Данте на них чаще всего показан в красном капюшоне-колпаке. Этот цвет означает приверженность церкви, готовность пролить кровь за католическую веру. Вергилий предстает в долгополой тоге, служившей верхней одеждой для древнеримских граждан. Синий или небесно-голубой цвет тоги отсылает к неземному, загробному, потустороннему существованию, может также символизировать траур.

Данте и Вергилий, окруженные демонами (Гюстав Доре, 1861)

Вергилий на краю света

Представление о добродетельном язычнике перекочевало в русскую литературу. Писатель Николай Лесков, например, упоминал Вергилия в своих произведениях. Благодаря этому, римский поэт стал символом религиозной терпимости. Наиболее ярко это проявилось в лесковском рассказе «На краю света», написанном в 1975 году на основе воспоминаний православного епископа, занимавшегося в молодости миссионерством в Сибири.

Епископ, выступающий по сюжету в роли рассказчика, надеется обратить в православие как можно больше «дикарей», именно так он называет представителей коренного народа, проживавшего на окраинах империи. Когда пламенный миссионер оказывается на краю гибели, занесенный снегом в тайге во время бури, ему на помощь приходит местный житель – некрещеный тунгус. После этого события в мировоззрении владыки происходят значительные перемены. Ему открывается истина: настоящий христианин отличается готовностью следовать по пути жертвенной любви. Обрядность в данном контексте малозначима.

Духовному перерождению епископа помогла также мудрость древних. Ему вспомнились строки из «Энеиды» Вергилия, а именно те места, где говорится про «край вечного блаженства в загробном мире – античный аналог христианского рая». Параллель в данном случае очевидна, как языческий поэт Вергилий смог предчувствовать скорое явление Христа, так и «дикарь» сопричастен христианскому миру, совершая добродетельные поступки.

Таким образом, Лесков стремится показаться, что преодолеть любые противоречия, объединить и примирить может только любовь, которая помогает постичь истину независимо от того, в рамках какой традиции воспитан человек, на каком языке говорит, к какой религии примыкает. Писатель обращается к вневременным универсальным ценностям, лежащим в основе христианского миропонимания.

Издательство Сретенского монастыря (2003) 

Таинственный гость

Фильм Ларса фон Триера «Дом, который построил Джек» отсылает зрителя к сюжету «Божественной комедии». При этом делается поправка на современные реалии: все относительно, абсолютных ценностей нет, бог умер. Поэтому главное действующее лицо фильма скорее антигерой.

Безусловный злодей Джек смотрит на преступление как на вид искусства, концепция греха ему неведома. В итоге он оказывается в жизненном тупике, глубоком кризисе. Именно тогда маньяка посещает таинственный гость, напоминающий дантевского Вергилия.

Джеку представляется, будто с ним заигрывают высшие силы: жертвы сами идут к нему в руки, дождь начинается в нужный момент, смывая следы крови, полицейские преследуют его, но безуспешно. Злодей мнит себя великим архитектором с гравюры Уильяма Блейка. Ему кажется, что он способен обмануть судьбу и изменить свою участь, избежав расплаты за грехи.

Похожий на Вергилия господин сопровождает маньяка в загробный мир, они спускаются по адской спирали, поднимая при этом в диалоге фундаментальные вопросы о природе зла и соотношении этики и эстетики. Великий грешник надеется избежать мучений в адском пламени. Получится ли у него это? Концовка фильма дает вполне однозначный ответ.

Дом, который построил Джек (Ларс фон Триер, 2018)