Старая новая этика. Как женоненавистик Ницше вдохновил феминисток на борьбу

Костин Аламариу — новый кандидат в длинный список правых политических деятелей с сексистскими взглядами. «Женщинам понадобились сто лет общественной жизни, чтобы почти полностью уничтожить цивилизацию», — пишет он в тексте в защиту евгеники. Его изданная за собственный счет книга «Менталитет бронзового века» (2018) вдохновлена философом, имеющим устойчивую репутацию женоненавистника: Фридрихом Ницше. Ницше жаждал прихода сверхчеловека, который перевернул бы традиционную мораль и освободил бы человечество от ее удушающих ограничений. Это стремление иногда сочеталось с явной ненавистью к женщинам, которые сдерживали мужчин, требуя от них сострадания и заботы о доме, а не силы и беспечности.

Ницше приобрел славу женоненавистника не вчера: это его свойство обсуждалась еще при его жизни. Оно не помешало одной очень умной женщине заняться ницшеанством и, по иронии судьбы, делать это во имя расширения прав и свобод женщин. Ее интерпретация Ницше сделала ее одной из самых влиятельных немецких феминисток своего поколения.

Хелен Штёкер родилась в 1869 году в душной немецкой буржуазной семье, вполне религиозной и традиционной. В 21 год она открыла для себя философию Ницше. Десятилетия спустя она писала, что с этого момента ее интерес к миру, радость и готовность обогащать свой разум больше никогда не иссякали: «Ни с каким другим смертным духом я не чувствую себя так глубоко связанной». В его работах она нашла то, чего ей недоставало: презрение к устаревшим нормам, эмансипацию человечества от традиций и призыв быть самими собой, чего бы это ни стоило. В 1901 году Штёкер защитила диссертацию по эстетике и стала одной из первых немецких женщин, получивших докторскую степень.

В своих лекциях и эссе она пропагандировала идеи Ницше, тем самым помогая ему переменить свой статус в академической философии — если раньше он был маргинальной фигурой, то теперь всходил на центральное место в философском каноне, где и находится до сих пор.

Женоненавистничество Ницше представляло собой большую проблему. В «Генеалогии морали» (1887) и других работах он описывал общество, не скованное традиционными связями и не испытывающее сочувствия к слабым. А были ли женщины времен Ницше и Штёкер сильными? Разве их потребность в защите не препятствовала «воле к власти», которая, по мнению Ницше, является единственной вещью, способной спасти людей от разложения?

Штёкер, кажется, никогда не ставила под сомнение, что именно ницшеанское видение свободы подходит для нее и для всех женщин. Она еще в 1892 году ссылалась на Ницше, доказывая, что снятие ограничений со всего общества позволит женщинам достичь прав и свобод. Она приписывала ему разрушение аскетической морали, которая видела в женщинах «что-то унизительное и нечистое». Она восхваляла его ненависть к кротости, убеждая своих читателей в том, что «настало время для новой, радостной борьбы». Штёкер сформулировала свою «новую этику» силы и радости. Эта новая этика обещала не что иное, как «новое человечество, состоящее из мужчин и женщин, которым позволено говорить „да“ жизни и себе», — писала она. Штёкер обладала смелой и непоколебимой верой, что для женщин пришло время осознать это высшее счастье, которого достойны все люди. «Вы говорите, что мы требуем слишком многого? — спрашивала она читателей. — О, мы этого не требуем. Мы забираем это себе».

Презрение Ницше к женщинам оставалось фактом, но Штёкер решила эту проблему. В эссе 1901 года, озаглавленном «Мизогиния Ницше», она признает, что он часто ругал женщин, особенно умных, и даже утверждал, что к ним нужно приходить с кнутом. Но только дурак, утверждает она, мог не понять, что это была ирония.

Она также соглашается, что Ницше определял мужское счастье как чистое желание, а женское, напротив, как подчинение себя мужской воле. Однако она настаивает на том, что это верно только в отношении женщин, коррумпированных патриархальным обществом.

Она особо отмечает те отрывки, где Ницше представлял себе «благородных, свободомыслящих» женщин, которые «стремятся к возвышению своего пола». Защитив репутацию Ницше, Штёкер вернулась к формулированию ницшеанской идеи радости.

Стремясь реализовать эту опьяняющую идею лучшего мира Штёкер пошла по пути, который кажется наименее ницшеанским: устроилась на помогающую работу. Она посвятила свою жизнь искоренению ужасных условий, из-за которых женщины оставались зависимыми, и стала одной из ведущих феминисток своего поколения. Она боролась за доступ к абортам, оплачиваемый отпуск по беременности и юридическую защиту матерей-одиночек. Она публиковала резкие заявления против общественных норм, которые позволяли мужчинам посещать проституток и при этом требовать от женщин целомудрия; заражать своих жен заболеваниями, передающимися половым путем, а затем подвергать их же остракизму за то, что у них есть эти заболевания. Она стала всемирно известным лектором. Она отстаивала необходимость улучшения условий труда и доступа к образования для женщин. К ужасу своих более консервативных союзников, Штёкер выступала за сексуальную свободу, утверждая, что только в полностью реализованной любви (как физической, так и духовной) женщины смогут реализовать свой ницшеанский потенциал. Она участвовала в основании Лиги защиты матерей и редактировала журналы. В своих статьях она утверждала, что женщинам должно быть предоставлено право выбора, когда, сколько и от кого иметь детей, при этом и матерям, и детям должна быть предоставлена вся необходимая медицинская помощь. «Последователи Новой Этики требуют, чтобы каждая немецкая мать имела возможность кормить своего ребенка», — писала она. С этой целью она хотела создать базовые правовые условия для процветания женщин.

Несмотря на прогрессивный феминизм, мировоззрение Штёкер было не чужда и мрачных ницшеанских мотивов.

Штёкер была частью «социально-радикального» крыла евгенического движения: группы, в которую входили феминистки, которые хотели гарантий того, что женщины смогут иметь здоровых, «нормальных» детей. Это было частью идеи ницшеанского «нового человечества», свободного от болезней и уродств.

Штёкер не выступала открыто за принудительную стерилизацию или эвтаназию, и, насколько мы знаем, она не была последовательницей расовой евгеники. Но она считала, что людям с наследственными заболеваниями стоило бы предотвращать зачатие. Поэтому в ее новом мире следовало «найти средства, чтобы предотвратить размножение неизлечимо больных или дегенератов». Не только эти идеи подпортили ее репутацию — ее дружба с сестрой Ницше, арийской националисткой Элизабет Ферстер-Ницше, также заставляет читателей трижды подумать, прежде чем позволять ей себя убедить.

Некоторые читатели Ницше сразу же ответят, что все это совершенно несправедливо по отношению к великому философу. К тому же, многие философы, заслуживающие восхищения, очень трогательно пишут о том, как Ницше может помочь самореализоваться, справиться с депрессией или стать более эффективным сотрудником на работе. Такой Ницше кажется не более чем дружелюбным коучем на пути самосовершенствования, призывающим вас быть верными себе, что бы ни говорил ваш начальник, партнер или общество.

Это правда, Ницше действительно может быть источником подобного вдохновения. Верно и то, что философский канон без него бы обеднел. Однако мы должны также признать, что его философия стала благодатной почвой для мышления в духе авторитарного культа личности, распространенного среди правых консервативных активистов.

В своем анализе текстов Костина Аламариу и его места среди правых интеллектуалов журналист «Нью-Йорк Таймс» Дэймон Линкер предупреждает, что у Алмаиру особый ироничный стиль, он поступает с правилами аргументации так же, как с современным социальным порядком — ломает их. Этому он тоже мог научиться у Ницше, чья мысль — одновременно эпическая, ироничная и легкая — привлекла к его творчеству внимание миллионов.

Штёкер недостаточно серьезно относилась к рискам, которые несло с собой применение освободительных идей Ницше к женскому вопросу, и стала изгоем. Она продолжала бороться за освобождение женщин после Первой мировой войны, когда немецкие фашисты начали использовать аргументы Ницше в свою пользу. Альфред Боймлер, обласканный Третьим Рейхом специалист по Ницше и профессор философии в Берлине, начал выступать за то, что Стивен Ашхайм называет ницшеанским «восстановлением воинственных, героических мужских ценностей и сообщества». При этом, так как Штёкер уже имела международную известность как феминистка, с приходом нацистов к власти ее арест был неизбежен. Он сбежала сначала в Швейцарию, затем в Англию, после в Швецию, проехала по Транссибирской магистрали через Россию и на пароходе из Японии добралась до Сан-Франциско. После десяти лет жизни в изгнании в качестве малоимущей беженки Штёкер умерла в Нью-Йорке.