«Разве нам критически важно создавать семьи ради детей? Нет, нам важно не сойти с ума». Три истории российских синглтонов — одиночек, которые не ищут отношений
Как люди приходят к решению отказаться от поисков пары? Дело в семье, в которой рос человек, в психотравме или в чем-то еще? Чем вообще занята жизнь без любимого? Мы спросили двух девушек и парня, которые осознанно держатся в стороне от отношений и сообщают, что счастливы наедине с собой.
Моя история, как мне кажется, объясняется просто: я из неполной семьи, моя мама не вышла замуж за моего отца, потому что для этого пришлось бы увести его из другой семьи, где не знали об их романе. Мама беременность не планировала, а там уже были двое маленьких детей. Пикантность ситуации усугублялась тем, что мои родители приходились друг другу дальними родственниками, и если бы об их отношениях кто-то узнал, мы бы стали изгоями. Поэтому мама наврала о несчастливом романе во время командировки на Север, родственники ее немного поосуждали, но в целом жалели и поддерживали, в том числе материально — на зарплату учительницы музыки даже при постоянном репетиторстве вырастить ребенка было бы очень сложно.
Эту историю я узнала в 12 лет, когда перестала довольствоваться мутными отговорками о том, что они любили друг друга, но их развела жизнь. Мама сказала, что считала себя хорошим человеком, и если кому-то нужно было страдать в этой ситуации, то пускай бы страдала она, а не жена отца и двое детей, которые ни в чем не были виноваты. Роман, насколько я с годами поняла, был случайным, порыв зрелого мужчины плюс неопытность молодой девушки, эпизод страсти, а не глубокие чувства. Я не осудила ее тогда и не осуждаю сейчас.
Мне кажется отвратительной суета некоторых женщин по поводу того, что нужно поскорее кого-то «окольцевать», зацепить выгодную партию, пока ты не «сморщилась», или еще хуже, «отбить» человека у знакомой. Как будто женщина — товар с истекающим сроком годности, а мужчина — пустоголовое существо, которое нужно заманить и запереть в вольере.
Понимаю, конечно, что есть и другие схемы, и нормальный подход, особенно если говорить не о бедной провинции, а об образованных людях из столиц.
У меня не очень большой опыт отношений, если точно говорить, то я встречалась больше недели с тремя парнями. Каждые эти отношения меня, с одной стороны, поднимали в глазах подруг, для которых статус одиночки был и остается синонимом провала, а с другой, я ощущала, что эти парни — все с приятной внешностью, довольно интересные в разговоре, неглупые — мне буквально как зайцу пятая нога. Психологически мне как будто нужно было отодвинуть в сторону свою цельность и отращивать какой-то кусок личности, к которому мог прилепиться другой человек. И было не совсем понятно, зачем это делать, если одна я чувствую себя более комфортно и уверенно.
Случаи, когда отсутствие пары превращается в проблему — это тусовки с подругами, раньше мы просто развлекались вместе, а теперь у всех семьи, дети, косвенная проблема тут в том, что наши интересы всё больше расходятся. Но зато я главный человек, к которому они приходят выговориться со своими семейными ссорами, с жалобами на мужей, на все эти бытовые сложности с детьми. Я для них не советчик, а скорее такой столп: если Ира живет одна и нормально себя чувствует, то в самом крайнем случае и они так смогут. Такой пассивный феминизм наших широт.
Мама меня поддерживает, хотя я вижу, что ей немного грустно из-за того, что, по сути, я повторяю ее судьбу. Однажды мы разговорились больше, чем обычно, и она проронила что-то в духе, что она никогда не была одинокой, потому что у нее была дочь, а вот я… Не знаю, я не против иметь ребенка, и я даже смотрела в нашем законодательстве — человек без пары, как женщина, так и мужчина, тоже может стать усыновителем, это не привилегия официально состоящих в браке людей. Пока я не созрела думать об этом всерьез, но возможно, через пять-десять лет приду к этому. На практике, скорее всего, мне будет сложнее, чем парам, даже несмотря на то, что я отлично зарабатываю и почти выплатила ипотеку. Но это право у меня есть, и если я буду уверена, что готова, я буду его отстаивать. Так что вопрос — навсегда ли, по моим ощущениям, я одна — для меня стоит вот так.
Булат (имя изменено), 28 лет
переводчик, Москва — Бали
Я хочу сразу обозначить, что мне классно одному. Я согласился рассказать о своей жизни для того, чтобы это кому-нибудь помогло, я знаю, что многие мужчины скрывают эмоции внутри себя и не говорят о своих ранах, живут по принципу «я закрою глаза и забуду, что мне плохо, тогда это уйдет», но мне кажется, это очень сильно тебя тормозит и уводит с того пути, на котором ты можешь быть счастлив.
Пять лет у меня прошли в отношениях, которые сейчас называют абьюзивными. Если бы мне это сказали тогда, я не поверил бы и, наверное, даже мог бы физически резко среагировать от обиды. С Аней (имя изменено) мы познакомились в университете, она была сестрой однокурсницы. Я сам не из Москвы, никого поначалу здесь не знал, и мне понравилось, как она себя вела: не хихикала и не заводила разговоры, которые я не мог поддержать, а взялась мне всё показать, помочь, рассказать, ничего сверх моих возможностей от меня не требуя.
Мы много гуляли, участвовали в разных гражданских активностях — делали сбор средств для бездомных животных, фотографировали исторические места, которые нуждались в ремонте, волонтерили для бабушек. И так незаметно начали встречаться, мой мир делился на две части, учеба и всё, что мы делали с Аней. Я сильно уставал (Аня училась на заочном, ей было проще), но считал, что так и надо, я живу насыщенной и правильной жизнью, у меня есть девушка, я ее люблю, я делаю важные вещи, скоро закончу учебу и буду зарабатывать.
Тут важный момент нужно проговорить: все мои друзья в Москве были друзьями Ани. То есть они были ее друзьями прежде всего, а у меня просто не было времени и сил дружить еще с кем-то. Если у вас с вашей девушкой или парнем так же, это, как говорится, звоночек.
Если я общался с кем-то из однокурсниц, Аня начинала или сразу выспрашивать о том, что нас связывает, или какое-то время делала вид, что ей неинтересно, а потом все-таки начинала. И как-то так оказывалось, что она знала об этих девочках что-то неприятное. Как я сейчас понимаю, она это просто придумывала, делала всё, чтобы показать, какая она молодец и всех спасает, а остальные пустышки и не стоят времени, которое я на них трачу (даже если я просто спрашивал какие-то вещи по учебе). Она уговорила меня, чтобы первые каникулы я провел не с семьей, а вместе с ней на волонтерской программе в Африке. Там было тяжело, я заболел какой-то лихорадкой, и тогда впервые задумался, делаю ли я то, что мне хотелось.
Меня воспитывали как смену отцу, он у меня кабинетный ученый, мы всегда были очень близки, любили спорить о том, как бы мы правильно обустроили мир, чтобы в нем не было войн и других глобальных бед. В будущем я видел себя в дипломатической миссии, хотел помогать людям находить общий язык, советовать, как лучше поступать, чтобы находить win-win-решения. И тут получилось так, что мир сам ко мне пришел, и я вроде бы делаю его лучше, но при этом сам я теряю ощущение собственной личности.
Я тогда списал это на температуру и решил, что нужно закалять дух и не быть слабаком. И следующие два года пытался наравне с Аней стать спасителем планеты. У нас не было выходных в обычном понимании: мы всегда ехали кому-то помогать, потому что всегда был кто-то, кому это было нужно. Если я хотел уикенда на реке, Аня находила инициативу по очистке берега от мусора и была в таком восторге от перспективы собирать бумажки и бутылки с помощью специальной палки с шилом на конце, что и мне это начинало казаться веселым. Просто отоспаться я не мог, потому что нужно было паковать помощь заключенным или выгуливать приютских собак. Мои попытки объяснить, что мне хочется чего-то другого, например, просто смотреть фильмы весь день или нормально сходить в парк, никому не помогая, натыкались на полное непонимание, как я могу думать о такой ерунде, ведь мы же единомышленники… Стресс от страданий, которые мы постоянно наблюдали, невозможности помочь всем нуждающимся и вообще несовершенства мира она могла запить бутылкой вина, чтобы через пять часов вскочить по звонку от очередного фонда.
К тому времени я жил в квартире, которую Ане сняли ее обеспеченные родители, и у нас в анамнезе был выкидыш, после которого она в течение полугода начинала мрачнеть и плакать каждый раз, когда не была чем-то занята больше получаса. Я ощущал вину — наверное, мне стоило лучше изучить вопрос беременности и убедить ее поменять образ жизни так, чтобы этого не случилось.
Кризис произошел, когда меня пригласили на свадьбу двоюродного брата (от моих намеков о том, что я за то, чтобы узаконить отношения, Аня отмахивалась, мол, это пережитки патриархата и вообще самый глупый в мире способ потратить кучу денег в угоду родственникам, которых ты даже не знаешь). Я увидел, как знакомые мне с детства люди наслаждаются жизнью, как женщины поддерживают своих мужчин, а те шаг за шагом делают карьеру. И я понял, насколько ненормально живу я сам.
Когда я приехал, Аня встретила меня идеей встречать Новый год с бездомными, а потом сообщила, что была у врача, и он не видит препятствий для новой беременности. Тогда у меня случилась первая паническая атака — я решил, что это сердечный приступ, и с удивившей меня самого легкостью принял расставание с жизнью.
Вытащил меня психолог, которого нашли родители (был и другой психолог, друг Ани, но он не очень хотел верить в то, в чем я ему исповедовался). На это ушло два месяца, еще месяц я без особого успеха пытался объяснить Ане, что это не блажь, не лень и не предательство, а просто мои потребности. После очередной ссоры я сообщил, что мне очень плохо и странно, что такой эмпатичный человек, как она, этого не видит, уехал на Бали и еще три месяца провел в духовных практиках, пытаясь перестать ненавидеть себя. Со временем это удалось, но желание иметь близкие отношения с другим человеком у меня напрочь пропало.
У меня нет никого уже два года, и я чувствую себя прекрасно, как никогда. Никаких проблем это мне не доставляет. На Бали у меня появились друзья-иностранцы, тактичные и ненавязчивые, в самый раз для социализации. Может быть, через десять лет у меня снова будет девушка, но я к этому совершенно не стремлюсь. Мне нравится жить своей жизнью, думать свои мысли, ощущать свою самость. Помогать людям, но не потому, что я обязан, а по искреннему порыву души. Может быть, я стану монахом — когда я думаю об этом, на меня нисходит особенный свет и покой.
Лина (имя изменено), 31 год
бренд-менеджер, Санкт-Петербург
Моя семья — не думаю, что она повлияла на мой лайфстайл и убеждения. Отец и мать были вместе до моих 20 лет, развелись довольно тихо, и каждый живет своей жизнью. Никто меня особо жить не учил, выросла я в небольшом городе, в детстве считала, что стану учительницей или библиотекарем, я всегда любила детей и книги, была стеснительной и не особо амбициозной. А еще я с пяти лет занималась хореографией, не из-за мечты о балете, а потому что так хотела бабушка, ради осанки и просто чтобы хоть как-то двигаться, потому что физкультуру я не любила.
Всё поменялось в 16, когда в студии меня заметила известная дама, связанная со странным и волшебным, как мне тогда казалось, миром эстрадных подтанцовок. Она запудрила мозги родителям и очаровала меня. Мы отложили мысли о поступлении в вуз и после года упорной работы я научилась современному танцу. Работа была упорной, потому что я была влюблена в руководителя труппы, лишилась с ним девственности по собственной инициативе и через некоторое время узнала, что, вообще-то, он гей. Это многое объяснило в особенностях наших отношений, но не разбило мне сердце, потому что тогда был такой период, когда я эмоционально максимально раскрылась и буквально любила весь мир, в том числе и подружек, с которыми танцевала, в том числе и физически. Было короткое время, когда я была счастлива и не рефлексировала ни о чем, в том числе и о правильности или неправильности такого поведения и такого счастья.
Потом наша труппа распалась, и я как будто потерялась: мы поддерживали отношения, но это было уже не то, невозможно быть настолько близкими, когда у вас разные работы и вы с разными коллективами проводите всё время.
Я ощущала, что меня бросили: руководитель труппы звонил редко и часто не отвечал на мои звонки, одна моя любовь вышла замуж за крупного бизнесмена и порвала все связи, вторая нашла себе новую девушку, и она ревновала. С открытием в себе бисексуальности я думала, что у меня станет больше любви, а по факту ее стало даже меньше.
В поисках какого-то тепла и искренности я познакомилась с группой девушек, которые занимались современным искусством и феминистскими практиками, несколько из них, насколько я слышала, были лесбиянками. Они тоже довольно известны в своих кругах, поэтому не стоит раскрывать детали. Там был смешной случай: я попыталась сблизиться с одной девушкой, очень активно присутствующей в интернете, это не была с моей стороны страсть, скорее интерес, уважение и готовность разделить ее активизм. Мы попробовали с ней несколько раз, и однажды она, будучи под веществами, расплакалась и призналась, что она не настоящая лесбиянка, начала мутить с девушками, потому что на нее парни не ведутся. Я после этого даже бо́льшую нежность к ней почувствовала, но она почему-то начала меня сторониться, и из этой тусовки я тоже вылетела.
Потом была странная любовь с молодым человеком, который занимался полуподпольным наркопросветом для души, а зарабатывал написанием статей в обычные уважаемые бумажные газеты. Его коньком было полное обнажение ума, нужно было рассказывать про все свои страхи, сомнения, темные мысли, а еще разделять с ним всё то, что он пробовал. Я к нему сильно прикипела, потом были его попытки интегрировать меня в коммуну полиаморов, мучительные для меня. Потом его посадили по 228-й, чего и следовало ожидать. После этого я как-то перестала искать отношений, да и старше стала, страсти поутихли, и я этому рада.
Я не ищу никого вот уже три года. Хорошо, что я не связала себя навсегда с миром танца. Плохо, что я так и не получила высшего образования, только закончила несколько длинных курсов. Теперь я разбираюсь во всяческой аналитике и перформанс-маркетинге, могу брать подработки в копирайтинге и SMM. В бизнесе, рядом с понятными цифрами, методами и терминами, я чувствую себя сильной. Здесь есть куда расти, мне это интересно, я могу повышать квалификацию, зарабатывать больше и тратить на то, что мне всегда нравилось — на книги, растения, красивые предметы в доме, на подарки детям младшей сестры и поездки в скандинавские страны. Когда нужно повидаться с родственниками, я выдаю за парня своего лучшего друга. Он гей, который никак не может признаться в этом своим родителям, так что у нас взаимовыручка.
Иногда мне бывает скучно и хочется поделиться с кем-то эмоциями, хочется, чтобы кто-то побыл рядом. Но я понимаю, что без отношений мне жить действительно проще, и сейчас я просто не вынесла бы еще одного трагикомического цирка с клятвами, угрозами суицида и попытками навязать «брак вчетвером». Я слишком взрослая для этого.
Возможно, жизнь в паре просто не для меня, есть люди, которые созданы для отношений, а есть те, кто создан для жизни с самим собой.
До сих пор одиночество шеймили, как, извините, в Библии шеймится мастурбация из-за того, что проливать семя мимо плодородного лона — непростительный грех. Но этот завет был понятен и оправдан тогда, когда небольшая горсточка евреев жила в тяжелых условиях, в нищете, в пустыне, в гонениях, и им нужно размножаться, чтобы выживать. А сейчас нам разве критически важно создавать семьи ради детей? Нет, нам важно не сойти с ума. И тут уж лучше я сосредоточусь на друзьях и работе.
