«Я не обязана жить в местах, предназначенных для людей»: отрывок из документального романа «Земля кочевников»
Одни приезжают в этот город торговать коровьими черепами и дамскими сумочками для оружия, другие — чтобы открыть столовую для нуждающихся под видом церкви, а третьи — умирать так, чтобы никто их не заметил. О Кварцсайте, городе-убежище для путешественников, аутсайдеров и людей, которые ищут новый путь в жизни, рассказывает в книге «Земля кочевников» американская журналистка Джессика Брудер. Публикуем фрагмент из нее.
Лондонская Financial Times назвала Кварцсайт «одним из самых странных мест в Америке, посещение которого опасно для рассудка». Но это не национальное отклонение. Когда понимаешь, что этот городок совершенно американский, даже слишком, до такой степени, что может показаться карикатурой, то можно испытать тяжелый шок. Коренных жителей здесь почти не осталось, на месте их жилищ простодушным приезжим продают сувенирные ловцы снов из Пакистана и вышитые бисером мокасины из Китая. Зимы не существует.
Предсказатели, духовные искатели и любители скидок собрались здесь, ведомые общим убеждением, что лучший способ сбежать от проблем — залить полный бак и выехать на дорогу. Кварцсайт всегда был убежищем для путешественников, аутсайдеров, людей, которые ищут новый путь в жизни. И он довел до совершенства искусство цикла подъемов и спадов.
<…>
Неординарная история не спасла город от забвения. К середине 1950-х его население сократилось до одиннадцати семей. А затем его воскресили груды мусора и живописные скалы.
В 1960-х здесь раскинулись обширные блошиные рынки после того, как на трассе сломался автомобиль. Водитель — мать, ехавшая на запад с четырьмя дочерьми, — не могла оплатить ремонт и продавала детские игрушки. Другие последовали ее примеру, распродавая всё, что залежалось в багажнике. В итоге на этом месте разросся целый базар.
В 1967 году группа энтузиастов устроила выставку-продажу камней и минералов, чтобы привлечь новых покупателей. Она стала такой популярной, что, по общему мнению, спасла Кварцсайт от вымирания. Со временем к ней присоединились несколько блошиных рынков и барахолок.
Зимой целые толпы собираются на территории заасфальтированной и голой пустыни, которая в остальное время года пустует. Одновременно открывается множество базаров. Это рай для барахольщиков: на прилавках можно найти коровьи черепа, чугунную посуду и дамские сумочки для оружия.
В одной такой торговой зоне на Мейн-стрит я познакомилась с Шэрон Петерсон семидесяти лет. Все называют ее Шерри. Вместо столов она использовала старые деревянные двери и раскладывала на них всё, что приносила на продажу, в том числе катану, оленьи рога, гавайские рубашки и домашнюю утварь, которая ей больше нужна, поскольку живет она в автофургоне марки Ford.
Вперемешку с товарами лежат кусочки бумаги, на которых она написала разные житейские мудрости в стиле наклеек на бамперы: «В связи с растущими ценами на боеприпасы не ждите предупредительного выстрела» или «Мы не перелетные пташки, мы снежинки».
Покупатели подходили, смотрели, шли дальше. Один взял четыре рубашки за 17 долларов. «Мир станет лучше, если все будут носить гавайские рубашки!» — радуется Шерри. Другой заплатил 25 долларов за коричнево-бирюзовый сервиз, который сама Шерри купила в Санта-Барбаре на пять долларов дешевле. «Это единственное хобби, на котором можно отбить деньги!» — говорит она о барахолках.
На Шерри была кепка, утыканная золотистыми и серебристыми значками в виде морских коньков и других обитателей глубин, из-под которой торчали заплетенные в косички волосы. Вокруг глаз у нее морщинки, а кожа всегда загорелая. Возможно, это наследие солнечных дней, когда в 1960-х она занималась серфингом на пляже Манхэттена к югу от Лос-Анджелеса (у нее до сих пор хранятся фотографии, где она с модной стрижкой и в купальнике стоит на желтом лонгборде).
Она вспоминает, что в те времена жить было легче. Тогда у нее было «правило двадцати пяти»: «Гамбургеры, сигареты и бензин стоили двадцать пять центов за галлон, пачку и фунт».
Шерри обитает в машине с тех пор, как ей пришлось продать дом в Миннесоте. Она купила его в 1989-м и жила там двадцать три года, сдавая лишние комнаты, чтобы покрыть расходы. Затем ее уличили в том, что у нее нет на это разрешения. Больше она не могла сдавать комнаты, а это означало потерю дома.
«Бюрократы совсем с ума сходят», — жалуется она. Сначала она планировала жить на то, что получит с продажи дома. Но если в 2002 году его цена выросла до 300 000 долларов, то после финансового кризиса она сразу же упала до 140 000. После уплаты посредникам и по кредиту денег осталось мало, но Шерри использовала их с максимальной пользой.
Изначально в ее фургоне было пятнадцать мест. Она сказала мне, что живет в нем будто в передвижном особняке с окнами вместо картин, только пейзаж снаружи меняется. Ее пенсия составляла 600 долларов в месяц — 500 после уплаты медицинской страховки. «На бензин мне как будто хватает, — говорит она со смехом. — Если не смогу себе его позволить, то просто останусь на одном месте».
Всю свою одежду она хранит в трех больших пластиковых корзинах, вдобавок платит 600 долларов в год за аренду ячейки в камере хранения. По ее словам, место на барахолке обходится ей в 300 долларов в месяц плюс 50 долларов за разрешение торговать в черте города.
Когда она не на барахолке в Кварцсайте, то продает украшения на пляже в Санта-Барбаре, где пропуск на весь сезон стоит всего 100 долларов, но не дает разрешения находиться на территории с 2 ночи до 6 утра, когда пляжи закрыты. Что она делает в это время? «Я прячусь», — спокойно отвечает она и объясняет, что там много мест, где можно неприметно припарковаться.
В отличие от ее прежнего хиппи-фургона, сплошь в наклейках, нынешний нейтрально-белый и внимания не привлекает.
Через несколько дней после нашего знакомства мы с Шерри выбрались на ужин в яхт-клуб Кварцсайта. Шерри заказала двойной гамбургер и съела только одну котлету. Вторую аккуратно упаковала в салфетку, чтобы отдать ее собаке, за которой присматривала, пока ее хозяин, тоже промышляющий торговлей, ненадолго уехал в Финикс.
Из гарнира к бургеру — салата-латука, помидоров и лука — она соорудила салатик, полив его кетчупом с майонезом, которые вместе стали похожи на соус «Тысяча островов». Она выпила две кружки безалкогольного пива и стакан воды со льдом и лимоном. Когда мы собрались уходить, она наотрез отказалась, чтобы я заплатила за нас обеих, и аккуратно перелила недопитую воду в свою многоразовую кружку.
Вода была холодной и освежающей, а лед — небольшой роскошью, потому что в фургоне Шерри не могла его сделать.
Читайте также
Постработа. Как труд стал религиозным культом — и почему сейчас пора этот культ уничтожить
Мы пошли пешком к барахолке «Хай Али». Я спросила у Шерри, где она ночует, и та ответила, что в своей машине, которая припаркована прямо напротив ее «стола». Там никто ей не мешал. Она сказала мне, что я отчаянная, раз живу в Нью-Йорке, а сама она очень рада, что не застряла где-нибудь в «бетонных джунглях».
«Если птицы могут жить и в парке, и в городе, почему мне нельзя? — говорила она. — Я не обязана жить в местах, предназначенных для людей. Вот и всё!»
Как и многие другие городки Америки, Кварцсайт переживает тяжелые времена. На Мейн-стрит кипит торговля, но можно заметить, что бизнес не справляется. Ресторан заколочен. На одной заправке краска выцвела и отслаивается, насосами как будто много лет никто не пользовался.
По словам старожилов, раньше в Кварцсайт стекалось столько кочевников, что можно было пересечь пустыню, ступая по крышам машин. Но за последние годы количество приезжих резко упало. Причину никто не знает, но у всех есть любимая теория — от местной политики до резкого повышения налогов на собственность и торговую деятельность, от изменений курсов валют США и Канады до плавающих цен на бензин.
Некоторые считают, что сотни искателей, которые приезжали в Кварцсайт за камнями и минералами, теперь наведываются в Тусон. Другие полагают, что это симптом более серьезной экономической болезни и всё меньше людей могут позволить себе долгие переезды в питающихся бензином домах, не говоря уже о такой роскоши, как свободное время.
«Я уроженец Кварцсайта и помню начало 1980-х, когда в разгар сезона к нам приезжало более миллиона человек. Сейчас туристов около трехсот тысяч», — написал мне по электронной почте Филип Кашмен, президент местной торговой палаты.
«Забавно, что до изобретения кондиционеров люди по шесть месяцев спокойно жили в лагере в пустыне. Теперь, как только температура начинает приближаться к сорока, все стараются как можно быстрее уехать, — сообщает он и добавляет: — Меняется демографический состав групп зимних гостей. Поколению Второй мировой нравилось играть в лото, ходить на танцы, искать камни и минералы и работать волонтерами в наших организациях по поддержке сообщества. Постепенно их заменяют бумеры, и мы видим, что они хотят другого и им скучно».
Ему не хочется верить, что лучшие дни Кварцсайта позади. Недавно сообщество решило провести эксперимент и организовало новые мероприятия — например, «Большую встречу», четырехдневный праздник в честь бабушек и дедушек, где гости в количестве 631 человека встали (или сели) так, чтобы образовать самую большую в истории букву Q из людей и попасть в Книгу рекордов Гиннесса.
Но многие из тех, кто приезжает в Кварцсайт, пытаются выжить. Это не те туристы, которые будут сорить деньгами и вдохнут жизнь в городскую экономику. В церкви Исайи на авеню Саут-Мун-Маунтен вставший на путь пастыря байкер Майк Хобби и его жена Линда открыли сезонную столовую, чтобы помочь нуждающимся.
После того как они сами познали все прелести бездомной жизни — во время кризиса медицины, когда у обоих не было страховки и пришлось влезть в огромные долги, — в 2003 году пара основала церковь, чтобы помочь обездоленным.
Идея имела успех, и сейчас каждый год с ноября по март в столовой готовятся тысячи порций для пожилых и бездомных. Во многих церковных миссиях гостей не обслуживают, если они не отсидят службу — «по ушам ездят», по отзывам знатоков, — а здесь такого условия нет.
Майк сказал мне, что безработные старики стекаются в Кварцсайт, потому что это «город с низкой экономикой» и «дешевое прибежище».
«Прибежище от чего?» — спросила я. От стыда, бедности, холода. В пустыне, по словам Майка, «они не боятся замерзнуть. Они говорят своим детям, что у них всё хорошо».
Когда я приехала туда однажды вечером, посетители уже выстроились в очередь с пластиковыми подносами, чтобы получить спагетти с цыпленком по-охотничьи, салат, чесночный хлеб и яблочные чипсы. Они рассаживались за длинными столами в складском помещении за церковью с видом на парковку. Атмосфера царила оживленная.
Пенсионеры обменивались байками о «зайцах» в товарных поездах и бродягах на велосипедах. Наверху висел нарисованный от руки плакат: схематичный человек подходит к охваченной красным пламенем двери слева и золотистому облачку справа. «Время пришло! — вещал плакат. — Что ты выберешь? Если не Иисуса, то ты выбираешь ад».
За ужином я познакомилась с Леонардо Скоттом, бывшим владельцем заправки, которого все звали Скотти и который собирал свои густые седые волосы в хвост и носил бейсболку с надписью Jesus Is Lord. Ему было шестьдесят три, он жил в автофургоне 1995 года выпуска: «Я лишился своей империи, когда экономика рухнула» («империя» — два дома и двухуровневая квартира, которые он приобрел в качестве инвестиций).
Скотти работал на минеральных источниках в Тонопе, получал пенсию в 590 долларов и планировал поехать к друзьям на тихоокеанское побережье, где, по слухам, можно собирать съедобные сморчки, за 30 граммов которых дают 10 долларов. Он надеялся когда-нибудь переехать на пляж на Кауаи и питаться там фруктами с деревьев.
Церковь, по сути, бесплатная городская столовая. Я провела там много времени с Кэрол Келли, восьмидесятилетней вдовой, которая неустанно работает за заваленным бумагами столом на фоне стены, заклеенной рекламками здорового питания. «Я умру на этом стуле», — шутит она. Внезапные пополнения явились благодаря перевернувшемуся прицепу, в котором были ящики со стручковым горохом, огурцами, зеленой фасолью и манго.
Может быть интересно
От романтического флера к постиндустриальному тупику: культурная история меланхолии
Кэрол раздавала трофеи с энтузиазмом фермера, продающего урожай в разгар сезона. Мимо проходила пара из Орегона. Они жили на улице рядом с машиной. Женщина рассказала мне, что ее кофейня разорилась и теперь приходится начинать с нуля. Она хорошо рисует собак, и они направлялись на ближайший рынок в надежде продать что-нибудь из ее работ.
Кэрол отдала им коробку овощей. После их ухода у нее был подавленный вид. Непросто удовлетворять нужды постоянных жителей Кварцсайта, что уж говорить о приезжих. «Наш маленький город должен кормить людей, которые приезжают зимой, — сказала она. — Это несправедливо». Один из постоянных волонтеров вмешался в разговор, видимо, чтобы поддержать ее. «Мы всех кормим, — тихо сказал он. — Мы ко всем одинаково относимся».
Три зимы подряд я провела в пустыне рядом с Кварцсайтом — сначала в палатке, потом в фургоне, — чтобы понять, как кочевники живут месяцами. Некоторых людей я встречала во всех трех поездках. В их числе были Барб и Чак Стаут — учительница музыки и бывший вице-президент McDonalds, у которого я раньше брала интервью в Неваде.
Когда Барб и Чак впервые приехали в Кварцсайт, они еще приходили в себя после трехмесячного заключения в стенах CamperForce. Как и их коллеги, там они встретились с тремя испытаниями.
Первое — физическое переутомление («Мышцы, о существовании которых я не подозревала, выли от боли после того, как я по десять часов подряд поднимала коробки, поворачивалась, приседала и расставляла товары», — вспоминает Барб). Второе — безумие в стиле Кафки (после сорока пяти минут лихорадочного поиска свободной ячейки Барб приходилось повторять себе «дыши, дыши», чтобы не сойти с ума на складе, который она называла «Амазона»).
И третье — выживание в экстремальных условиях, при минусовых температурах в автофургоне, рассчитанном на теплый климат. (Сначала они остались без воды, потому что фильтр замерз и взорвался. Потом сломался насос. Чак не пошел на дневную смену, чтобы устранить поломку.)
После всего этого они были рады оказаться под солнцем Аризоны. Однако, прибыв в Кварцсайт в первый раз, они не знали, как выживать в пустынной глуши. Другая пара пригласила их на ежегодное ралли. Они решили ради интереса прийти и посмотреть.
Вот что они увидели: в зоне, которую организаторы называли «гнездо», более восьмидесяти пяти элитных автобусов стояли боком друг к другу, образовав круг, как лучи солнышка на детском рисунке. Их передние бамперы смотрели внутрь круга, находясь над знаками «X», начерченными на земле и равноудаленными друг от друга на восемь метров.
С началом мероприятия на доске объявлений обновляли расписание событий на день — от «Выхода леди» до «Променада мужчин-техников» и шоу с огнестрельным оружием под названиями «Тактическая стрельба» и «Говяжий стейк Рэя». (Ироничная приписка уведомляла гостей: если они забудут заплатить за стейки, то по прибытии на ужин узнают: «Рэй отдал бездомным ваше место в раю!»)
Стауты быстро поняли, что их фургон National Seabreeze 1996 года выпуска относился к категории «ХЛюП» — «хреновое любительское производство». Такие машины в круг не пускали. Им пришлось припарковаться в сторонке. Иногда по ночам они разжигали свой костер.
Хотя на ралли Стауты чувствовали себя не в своей тарелке, они вскоре познакомились с более гостеприимным племенем, узы которого были выкованы тяжелым трудом. Неофициальное объединение CamperForce раскинулось на уединенном участке пустыни. Девять бывших амазонцев и один полицейский в отставке, который ради интереса присоединился к ним, сидели на шезлонгах и вспоминали, как им работалось на складе, поедая шкварки, кукурузные чипсы, морковку и домашние сэндвичи «Барб» с салатом и веганским заменителем яиц.
Они пели The Twelve Days of Amazon — пародию на популярную курортную песенку, заменяя исходный текст реалиями, без которых нельзя представить себе работу на складе. Также они проводили мини-лотереи: вытягивали из шляпы бумажки, на которых были указаны призы — всякие безделушки с логотипом Amazon, в том числе брелоки, открывашки, ремни и флешки (я вежливо отказалась, когда мне попытались подарить канцелярский нож, объяснив это тем, что домой лечу на самолете).
Кто-то бросал летающую тарелку, а Сидней, пес Стаутов (помесь австралийской овчарки и гончей), бросался за ней. Все отмечали, что в Amazon они считали дни до окончания работ, а здесь, на окраине Кварцсайта, легко потерять счет времени.
Кварцсайт пришелся по душе Барб и Чаку, и для них эта поездка стала ежегодной традицией. Как и Айрис, они нашли здесь временную работу, в том числе на автомобильных шоу: убирали мусор, встречали гостей на входе и стояли за прилавком в киоске, продавая рыболовные снасти, бутылки для воды и прочие штучки.
Барб больше всего понравилось работать в киоске: нечто среднее между аниматором на фестивале и хозяйкой собственного производства. Она раздавала дегустационные порции «Кровавой Мэри» и ловко показывала, как работает прибор, завязывающий узлы на рыболовной леске. Ее руководитель поощрял умение «торговать лицом».
Однажды, когда пожилая женщина в инвалидном кресле подъехала просто посмотреть на витрину, он схватил туристическую кружку фирмы Liquid Caddy и прицепил ее к искусственной ноге дамы. «Она пригодится везде, в любое время и в любом месте! — тут же затараторила Барб. — Он говорит правду! Он не прикалывается!»
Когда я в последний раз видела Стаутов в Кварцсайте, это была их третья зимовка в пустыне. Теперь они уже стали кочевниками-ветеранами. Сидя у костра, они провели ритуал очищения, доставивший им большую радость: сожгли свои старые документы о банкротстве.