Всепресладоропрецеланонеролан: 10 незабываемых образцов творчества душевнобольных начала XX века
Давно набившие оскомину банальности о соседстве гения и помешательства имеют под собой как минимум одно основание: творчество людей с ментальными расстройствами нередко оказывается куда более красочным, оригинальным и в каком-то смысле даже состоятельным, чем потуги их вполне здоровых собратьев по перу или кисти. Примерно с середины XX века в других странах его начали относить к ар брют (наряду с художествами детей и т. п.), однако в России первая «антология» произведений такого рода появилась существенно раньше — ее издал в 1926 году психиатр Павел Иванович Карпов. Конечно, его книга была рассчитана на врачей, а не на искусствоведов, зато сегодня она наверняка заинтересует даже самого искушенного ценителя радикальных художественных экспериментов. По просьбе «Ножа» Дмитрий Борисов ознакомился с этим изданием и попытался описать и классифицировать десять наиболее впечатливших его примеров творчества карповских пациентов.
Сегодня «Творчество душевнобольных…» цитируют в работах, посвященных ар брюту и аусайдерскому искусству (что не одно и то же). Да и более широкий читательский круг работа психиатра не может оставить равнодушными: это добротная антология с комментариями и большим количеством иллюстраций, по стилю — вполне себе научпоп почти столетней выдержки.
Карпов в книге делает далеко идущие выводы:
«Творцы в области науки, искусства и техники почти все страдают нервной неуравновешенностью <…> симптомы могут не доводить субъекта до больницы, но образ его мышления имеет все свойства, присущие циркулярному психозу. <…>
Душевнобольные были и будут реформаторами во всех областях человеческой жизни, поэтому изучение творчества душевнобольных может дать новые данные для понимания в высокой степени темного вопроса творчества вообще».
Мы выбрали несколько характерных примеров такого творчества и предприняли попытку их классификации.
1. Акционизм
В 2018 году один из посетителей Третьяковской галереи попытался повредить картину Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Он взял медный столбик ленточного ограничительного барьера и разбил им стекло, за которым находилась картина. Осколки повредили полотно в трех местах, также пострадала оригинальная рама. Позже задержанный полицией 37-летний житель Воронежа объяснил мотивы своего поступка «недостоверностью изображенных на полотне исторических фактов».
Та же картина Репина подвергалась нападению в 1913 году — только мотивы были другими. 28-летний сын фабриканта и завсегдатай Третьяковки Абрам Балашов нанес больший ущерб — три длинных пореза.
По всей видимости, именно о Балашове пишет Павел Карпов, не называя его по имени:
2. Живопись и графика
В практике психиатра Карпова встречались как профессиональные художники, так и те, кто начал рисовать в палате. Например, один из героев книги до сорока трех лет спокойно работал бухгалтером, никакого интереса к творчеству не проявляя, а потом заболел тяжелой паранойей. При ней развиваются бредовые идеи, но сохраняется ясность сознания. Больной ведет себя как вполне здоровый человек, но как только в его жизни появляется что-то напоминающее об идее-фикс, бред начинает выстраиваться, символизируя окружающее в соответствии с его «содержанием». Параноик интерпретирует, рационализирует и сам себе логически доказывает «истинность» своего бреда.
Наш герой запирался на несколько замков, а когда ложился спать, возводил баррикады из столов, стульев и другой мебели. К ножкам кровати он привязывал веревки, концы которых прикреплял к ручкам двери и окнам — чтобы в случае попытки проникновения в комнату посторонних моментально отреагировать.
И почему-то именно в состоянии воспаленного сознания у бывшего бухгалтера появилась тяга к рисованию. Хотя раньше, повторимся, он никогда этим не занимался и соответствующими навыками не обладал. Сначала он начал наносить простые карандашные штрихи в книге записей повседневных расходов, но после переключился на полноцветную живопись. Результаты впечатляющие:
Павел Карпов:
А вот, напротив, работы профессионального художника, о котором его лечащий врач пишет следующее:
3. Прикладное документоведение
Другой подопечный Карпова, одержимый бредом величия, называл себя «то князем, то владетельным королем». В подтверждение этого он стал изготавливать «визитки» — с указанием титула и геральдическими атрибутами.
Вот другая работа этого же автора:
4. Философское резонерство
Один из пациентов Карпова, склонный к персеверации, с утра до вечера твердил фразу «Борус Спиноза жив остался — остался жив Борух Спиноза».
Другой больной пытался разобраться в этом непростом мире и начал с начала начал — формальной логики. Его произведение (неизвестно, закончено оно или нет), написанное в пароксизме резонерства, называется «Обсурды» (авторская пунктуация и стилистика этой цитаты — как и всех последующих — неприкосновенны):
5. Литературная критика
Другой пациент Карпова — «малограмотный железнодорожный служащий со значительным распадом интеллекта» — написал критическое эссе о творчестве Льва Толстого. Оно называется «От великого до смешного один шаг. Гений и безумие одно и то же»:
Этот же пациент писал стихи:
6. Темное литературоведение
Один из самых цитируемых пациентов Карпова — автор стихотворения про черного воробья, парящего в небе «трепеща и одиноко» (цитату из него можно найти в повести «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких, а группа «Агата Кристи» положила текст стихотворения на музыку).
Произведение называется «Стих № 2»:
Автор стихотворения — казак, имени которого история не сохранила. Карпов пишет, что он страдал ранним слабоумием (устаревший и вышедший из употребления медицинский диагноз: так называли хроническое ухудшающее психотическое расстройство с быстрой когнитивной дезинтеграцией, проявляющееся в подростковом или юношеском возрасте).
Пациент утверждал, что внутри него «жил автор песни о битве русских с кабардинцами», да и в целом был склонен к рефлексии на предмет собственного творчества. Вот его записки:
Стих под No 2 есть вечный враг стиха под No 1. Этот враг выражается в следующем: он не имеет непосредственной причины, откуда возникают внешние источники движения продукта мозга и крови, следовательно, и стиха; а главное, он имеет прямо обратное направление движения, встречное направлению движения стиха о коборде; он не публичен, не задуман ни с чем и ни с кем не объединен, он появился и проявился неожиданно, с желанием быть проявленным, на бумагу записанным; он внутренний, замкнутый, неизвестный ни с какой толки <…> Опасность такую же определяет во всех временах и самый стих под No 2 в противоположность стиха под No 7, потому что последний уже известен в этой тетради <…> Мой организм, воля могут нуждаться в боязни, небоязни, но как в этом может нуждаться стих в его отвлеченном, отрожденном роде, потому воля, инстинкт без стиха имеет законы обходить, избегать опасности и если они в безвыходности, то они знают о том, в чем и стих не поможет.
7. Сомнительный селф-хелп
Подопечными Карпова становились, увы, не только зрелые бухгалтеры, но и совсем молодые люди. Вот образцы работ двух студентов.
Один из них — «фармацевтический ученик» — писал примерно такие тексты:
Другой был увлечен естествознанием и начал писать труд «Закон Природы», где много практических советов [прислушиваться к ним не следует. — Прим. ред.]:
И еще один схожий пример — отрывок из произведения «Жизнь и смерть». Автора, как пишет Павел Карпов, считал, что «он дает нечто ценное и оригинальное для биологических наук»:
Другой подопечный Карпова пытался решить вполне утилитарную задачу (добивался, чтобы государство выделило ему несколько сот тысяч десятин земли на юге России для организации коммуны) — а в итоге создал текст, словно бы вышедший из-под пера Владимира Сорокина:
10. Стихотворные произведения
Другой автор, как ни странно, тоже был железнодорожным машинистом. Тема любви в его творчестве представлена такими, например, строками, отчетливо напоминающими творчество обэриута Николая Олейникова:
Или такое:
А вот пример вольнолюбивой лирики:
«Символисты и беспредметники»
Завершим обзор еще одной цитатой — красноречивым обобщением от Павла Ивановича Карпова, которое заставляет о многом задуматься: