Костры Савонаролы и красные бульдозеры: сколько раз в европейской истории отменяли культуру
Мы уже привыкли, что актеров с запятнанной репутацией отлучают от индустрии кино, при необходимости вырезая отснятые с ними сцены и меняя сценарии. С изобразительным искусством это тоже работает: например, в прошлом году выставку Тициана в Бостоне критики ругали за обилие сексуального насилия и эротизацию женских страданий. Можно ли считать культуру отмены цензурой и как искусство канселили в прошлом? Рассказывает искусствовед и автор телеграм-канала «бесполезный гуманитарий» Анастасия Семенович.
Сегодня культура отмены основана на определенном наборе этических представлений и, кроме того, связана с расширившимся доступом самых разных людей к медиа и соцсетям. Но на протяжении веков цензура мотивировалась религиозными представлениями: например, она противостояла новым течениям в христианстве, ересям и разным непотребным способам изображать бога и святых. Именно из-за обеспокоенности церквей вопросами нравственности многие произведения искусства были утрачены.
Яркий пример — флорентийские «костры тщеславия», которые горели в 1490-е годы. По указке проповедника (или диктатора) Джироламо Савонаролы флорентийцы жгли «суету» — произведения искусства, дорогую одежду, парфюм, книги, музыкальные инструменты. Проповеди Савонаролы были очень эффектными — во Флоренцию, центр культуры итальянского кватроченто, его пригласил Лоренцо Медичи. Савонарола говорил о пороках общества и церкви, о радикальном очищении. Есть легенда, согласно которой Сандро Боттичелли (1445–1510), впечатлившись проповедями, лично отправил в огонь свои лучшие картины на мифологические сюжеты и решил никогда больше не заниматься искусством. Сложно сказать, какое отношение к реальности имеет эта история. Искусствовед Александр Степанов в книге «Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV–XV века» отмечает, что художник, вероятно, остался близок к опальной семье Медичи (его покровителем и заказчиком был Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, молодой эстет и интеллектуал).
Тем не менее Степанов полагает, что Боттичелли мог сжечь какие-то свои работы, опасаясь репрессий. Но заниматься живописью художник не перестал. Правителя с радикальными убеждениями, который распродавал имущество монастыря и заставлял монахов работать, флорентийцы разлюбили, не жаловала радикала и католическая церковь. Его отправили в учреждение вроде следственного изолятора прямо из монастыря Сан-Марко. Следственную комиссию по делу Савонаролы утверждал Папа, и проповедника казнили в 1498 году. А Медичи в 1512 году вернулись во Флоренцию.
Прототипом культуры отмены можно считать и радикальные проявления европейских реформаторских течений, например в Нидерландах XVI века. В то время основной приметой, по которой люди распознавали своих и чужих, была не национальность, а религия: войны шли между католиками и мусульманами, католиками и протестантами. Пафос последних был вполне сродни ультимативной культуре отмены.
Нидерланды, находившиеся под протекторатом Испании («жемчужина испанской короны»), испытывали влияние лютеранства, а затем и кальвинизма — когда в эту часть Европы стали переезжать, опасаясь репрессий, французские гугеноты. Хотя метрополия (Испания) была пламенно католической, политика короля Филиппа II и его сестры Маргареты Пармской была весьма непоследовательной. Корона не смогла наладить отношения с мелким дворянством, которое просило лишь смягчить закон против еретиков. Уступки перемежались с репрессиями, причем это зависело не только от обстановки в Нидерландах, но и от успехов Испании на других фронтах. Из-за таких «качелей» получалось, что люди могли слушать реформаторских проповедников, пока испанский король собирался воевать с ними за «истинную веру».
Претензии Реформации к католичеству были похожи на те, что предъявлял Савонарола (они немного разминулись по времени и географии): чрезмерная роскошь, торговля индульгенциями, поборы, разврат служителей. Особенно не любили протестанты католическую эстетику: многоцветную живопись, масштабные соборы с витражами, визуальную пышность праздников.
Поэтому одним из аспектов Реформации стала война с «дорогой-богатой» католической обстановкой. Вот как пишет об этом Ольга Тилкес в книге «Истории страны Рембрандта»:
В амстердамском Рейксмузеуме хранится гравюра Франса Хогенберга «Иконоборческая волна 1566 года»: на ней изображены люди, которые бьют скульптуры и витражные окна в католической базилике. Впрочем, нидерландские погромы не превратились в тотальное «отнять и поделить». Северные Нидерланды смогли отделиться от Испании, провозгласили протестантизм государственной религией, и их радикализм сгладился. Сегодня в Амстердаме есть музей, название которого переводят как «Наш Господь на чердаке» — это католическая церковь, оборудованная местными католиками в помещениях жилых домов во второй половине XVII века. Чердаки объединены так, что по форме церковь напоминает традиционную базилику. Закон не запрещал такие домашние церкви — ведь в момент отсоединения от Испании большинство жителей Северных Нидерландов еще были католиками. А старые церкви стали протестантскими.
Радикальная «карательная» цензура почти всегда связана с революциями или сменой идеологии. Отделение Северных Нидерландов от Испании называют Нидерландской революцией и первой в европейской истории национально-освободительной войной. Говоря о религиозной цензуре, нельзя не вспомнить и сбитые мозаики в старых византийских храмах Турции, и мозаики Айя-Софии, которые завешивают с тех пор, как в 2020 году бывший православный собор снова стал мечетью.
Периодически церкви «отменяли» какие-либо образы и вне всякой борьбы с новыми течениями. Например, с середины XVI века в России распространились изображения святого Христофора (мученик, которого почитают и католики, и православные) с головой пса. Есть разные версии касательно происхождения такой иконографии: то ли Христофор происходил из племени кинокефалов, то ли страдал генетической мутацией, то ли сам просил Бога избавить его от слишком яркой природной красоты. В 1722 году Синод запретил иконы с «песьеглавцем», и иконография сохранилась только у старообрядцев. Многие старинные изображения святого с головой пса уничтожили или переписали, и сегодня они представлены в музеях весьма скудно.
Похожая история произошла со смесоипостастными изображениями Троицы, которые распространились в Европе в Средние века. У трехликой Троицы было три носа, три рта и четыре глаза — видимо, так художники пытались показать неделимость Троицы. В России смесоипостастные иконы тоже были, но распространились не так широко из-за особенностей православной догматики. В католическом мире смесоипостастная Троица запрещена решением Тридентского собора в XVI веке, очень много таких изображений сожгли. Но иконография прорвалась в мейнстрим откуда не ждали. Обложка альбома The Miracle группы Queen практически срисована со смесоипостастной Троицы, разве что ликов — четыре, по числу участников группы.
В нацистской Германии боролись с «дегенеративным искусством» — работы кубистов, футуристов, дадаистов и других мастеров в диапазоне от Василия Кандинского и Марка Шагала до Макса Пехштейна, Оскара Кокошки и Эмиля Нольде называли антинародными и изымали из музеев. Правда, выставка «Дегенеративное искусство» долго ездила по стране и ставила рекорды посещаемости, так что нельзя сказать, что немцев совсем лишили возможности познакомиться с подобными произведениями.
Разгул «отмен» случился и после Октябрьской революции в России. Советская Россия не была преемницей Российской империи (в отличие от Российской Федерации, которая признала себя преемницей СССР). Пафос русской революции можно назвать «отменой» прошлой культуры и того, что с ней связано на уровне идеологии и эстетики.
Взорванные церкви, «кассовые чистки» и распродажа произведений искусства — лишь часть идеологической перепрошивки государства. В Эрмитаже, где «классово неполноценные» с точки зрения новой власти сотрудники зачастую были самыми ценными кадрами, развернулась настоящая борьба за людей и коллекцию. Большинство сотрудников «неправильного» происхождения после чисток восстановиться на работе не смогли. Директора часто менялись, экспозицию переделывали «в соответствии с учением Маркса».
Более того, Эрмитаж вообще мог перестать существовать — хотя сотрудники всерьез в это не верили.
Еще во время Первой мировой картины из Эрмитажа эвакуировали в Москву, и была идея оставить их там для создания музея западноевропейской живописи — это было бы в духе времени. Отделить искусство, которое должно принадлежать народу, от контекста, который привязывал его к царизму (имперским дворцам).
Тогда эрмитажники смогли отстоять коллекцию, и ее вернули из Москвы.
Другая болезненная музейная история в СССР связана с Музеем нового западного искусства. Он появился в Москве в 1923 году и состоял из собраний Сергея Щукина и Ивана Морозова. Поначалу у них были отдельные музеи в особняках — впрочем, там картины соседствовали с жилыми комнатами, которые в то время уплотнялись как только можно. Объединенному музею в Москве приходилось несладко. Картины развешивали по принципу идейные/не идейные, понятные/непонятные, продавали, прятали в фонды. В 1930-е годы «новое западное искусство» объявили формалистским. Примерно тогда же власть решила, что ей нужна «понятная народу» фигуративная живопись соцреализма, а не эксперименты авангардистов. От тотальной распродажи музей спасло то, что цены на импрессионистов тогда были невелики. Во время войны собрание эвакуировали, но после возвращения даже не стали распаковывать. Вещи распределили между ГМИИ им. Пушкина и Эрмитажем. В Эрмитаже знаменитый «третий этаж» с импрессионистами открылся в 1956 году (сейчас идти смотреть импрессионистов надо в Главный штаб).
Призрак объединенного музея нового западного искусства до последнего не отпускал Ирину Антонову (1922–2020) — легендарного директора ГМИИ им. Пушкина. В 2013 году она даже озвучила мысль о воссоздании Музея нового западного искусства на прямой линии с Владимиром Путиным.
Сергею Щукину и братьям Ивану и Михаилу Морозовым, которые покупали работы импрессионистов и постимпрессионистов, сегодня посвящают крупные проекты и исследования. В России выставки коллекций Щукина и Морозовых проходили в Эрмитаже и ГМИИ им. Пушкина, в Париже выставка коллекции братьев Морозовых с аншлагами прошла в 2021–2022 годах.
Как показывает практика, за попытки «отменить» часть культуры потомки не говорят спасибо, а лучшая стратегия в период ретроспективной цензуры и выравнивания культуры под актуальную идеологию — прятать подальше и сохранять артефакты, которые с этой идеологией не вяжутся. Именно они, как правило, вызывают интерес и говорят за эпоху, когда успокаивается волна «отмен» — так, мы многое можем понять об отношениях католицизма и протестантизма, осмотрев «чердачную церковь», а о XX веке особенно красноречиво говорит именно «дегенеративное» искусство.