Опасна ли историческая реконструкция для психики? Эксперты — о деле Олега Соколова
Россия обсуждает дело Олега Соколова — преподавателя СПбГУ, убившего и расчленившего свою любовницу и бывшую студентку Анастасию Ещенко. Многие связывают случившееся с хобби убийцы, исторической реконструкцией. Вместе с экспертами разбираемся, как желание нарядиться Наполеоном может повлиять на вашу психику.
Пока следствие и суд решали судьбу профессора (сейчас он отправлен под арест на два месяца), общественность обсуждала детали его биографии, которые и сделали дело таким резонансным. Олег Соколов — один из основателей движения исторической реконструкции в России и видный деятель Российского военно-исторического общества, известный в кругах реконструкторов кличкой «Сир» и любовью к наполеоновской эпохе.
Реконструкторы часто ассоциируются с официально-патриотическим дискурсом: вспомним хотя бы ситуацию вокруг фестиваля «Времена и эпохи» на Тверской, который противопоставлялся несогласованной акции протеста в 2017 году. С другой стороны, историческая реконструкция окружена целым рядом стереотипов: среди реконструкторов есть люди, увлеченные эстетикой милитаризма и воспроизводящие в том числе весьма опасные битвы и сражения, причем с реальными ружьями наперевес. Сложно представить, какое удовольствие можно найти в ношении мундира вермахта, фуражки НКВД или треуголки времен взятия Бастилии. Именно поэтому реконструкторы часто кажутся этакими фриками: нечто среднее между ролевиками, выживальщиками и парамилитарными формированиями.
Сейчас на реконструкторских форумах опасаются, как бы дело Соколова не спровоцировало закручивание гаек и нагнетание истерии вокруг их исторических развлечений. За многими резонансными преступлениями на самом деле следует моральная паника, граничащая с теориями заговора и городскими легендами. Например, после массовых убийств часто заводится разговор о вреде компьютерных игр и губительности геймерской субкультуры, а в новостных сюжетах неизменно вспоминают GTA и Postal.
Моральная паника не обязательно связана с реальными угрозами: главное, чтобы общество думало, что они настоящие. Например, слухи 1930-х годов мотивировали население СССР искать тайные знаки, оставленные предполагаемыми вредителями и шпионами. А в США 1980-х общество было убеждено в существовании масштабного сатанинского заговора с тысячами ритуальных жертв, в нем якобы участвовали все элиты — от политиков до поп-музыкантов. Ага, то самое «если прослушать кассету задом наперед, услышишь воззвания к дьяволу».
На вопрос, стоит ли считать дело Соколова началом «моральной паники» вокруг реконструкторов и могут ли занятия военно-исторической реконструкцией повлиять на психику, отвечают антрополог Александра Архипова (РАНХиГС, РЭШ) и PhD, профессор центра перспективных исследований (SAS) ТюмГУ Жюли Реше.
Александра Архипова:
«Когда возникает моральная паника, общество видит угрозу в некоем девианте и начинает создавать его образ. С самими реконструкторами это никак не связано.
В массовом сознании существует такой образ реконструкторов: они несколько чокнутые, они — костяк воюющих на юго-востоке Украины, они социально неуспешны и т. д. Каждый из этих пунктов легко опровергнуть.
Но моральная паника возникает, когда люди чувствуют угрозу своей современности. Гиркин был реконструктором, но он воевал где-то далеко, на Украине, он не отнимает рабочие места, не заражает наших детей, не предлагает им наркотики и т. д. Угроза должна ощущаться как реальная для каждого из нас. Мало того, моральную панику часто вызывает то, что связано с детьми. В Красноярске или Томске случается трагедия, маньяк убивает девочку, и тут же в соцсетях начинают ходить легенды о банде педофилов. Вот это моральная паника, в случае же с реконструкторским движением ничего такого нет.
Интересно здесь другое: все обсуждают, что нынешнюю трагедию можно было бы предотвратить, если бы несколько лет назад дали ход другому обвинению в насилии (когда еще одна студентка обвинила Соколова в жестком поведении). Гнев людей вызывает не только само преступление, но и то, что в прошлом никакого противодействия Соколову не было оказано. Это значит, что российское общество постепенно учится распознавать признаки нарастающего насилия».
Жюли Реше:
«Жизнь каждого человека является в некотором смысле воспроизведением, реконструкцией прошлого, далекого или близкого. Изо дня в день мы повторяем наши повседневные ритуалы, в той или иной мере воспроизводим паттерны поведения предыдущих поколений — ходим на работу, вступаем в брак, читаем книги.
Некоторые предпочитают проигрывать конкретные исторические события или периоды — от безобидных вечеринок в стиле 1960-х до воспроизведения практик казаков.
Сама по себе реконструкция, даже военных событий, не влияет каким-то необычным образом на психику — это повсеместная практика. Проблема скорее в том, готов ли человек преступить закон и моральные нормы современного ему общества. И неважно, что именно является для человека стимулом или служит оправданием, неважно, как стилизовано его преступление — совершает ли он его в костюме супермена, после просмотра передачи Киселева или под влиянием своей мамы».