— Сложно было?
Руслан: Это была типичная азиатская олимпиада, то есть заданий много, но все без изюминки — решались на автомате. Состояла она из двух этапов: практического и теоретического. На теоретическом мы должны были решить 11 задач за пять часов. Я закончил где-то за три с половиной, потом проверял. На практическом туре у нас было три задания. Вначале мы делали раствор, засовывали его в специальный прибор и получали циферки. Во втором задании мы брали раствор, приливали к другому до смены цвета, получали ещё циферки. В третьем мы брали растворы, грели полчаса и получали порошок. Его мы взвешивали и, конечно же, получали циферки.
Практический тур нам пришлось сидеть в аудитории без кондиционеров, где всюду были включены плитки. Нет, если надеть шорты, футболку и халат — то ещё терпимо.
Александр: Каждый раз, когда где-то проходит международная олимпиада, задания составляют люди из этой страны. Если до этого дотягивается московский университет, то задания очень сложные и нестандартные. Часто достаточно набрать 60%, чтобы получить какое-то приличное место. А когда до этого дотягиваются азиаты, то борьба идет за каждую сотую долю балла. Есть ощущение, что все всё решат, поэтому тебе надо решать еще лучше, чем остальные.
— Все дни вы были заняты олимпиадой или удалось погулять где-нибудь?
Р.: Конечно, удалось! Мы приехали туда писать олимпиаду и веселиться. То есть, когда мы написали олимпиаду, нам ничего другого не оставалось.
Нас водили на многие экскурсии. Например, в Королевский дворец. Он замечательно украшен плитками и золотом. Жалко, что по независимым от нас причинам мы не смогли увидеть статую Будды, целиком сделанную из изумруда. Но зато нас сводили на ферму, там мы сажали рис и делали фигурки из рисовой соломки. Сажать интереснее: стоишь по колено в воде, в тебя этими ростками кидаются, я, конечно, уворачивался, но футболка пострадала.
Первая экскурсия прошла сразу после открытия. Мы на него пришли в костюмах, в галстуках — при полном параде, а на улице +35.
— В черных костюмах?
Р.: Конечно! Они очень респектабельные… Было тяжело даже без пиджака. Но мы такие не одни оказались.
А.: Да, на улице совсем невыносимо. Откроешь окно — и на тебя сразу такой банный воздух: невозможно мокрый, невозможно жаркий. У меня даже не получалось поднимать глаза от земли из-за слишком яркого неба. На всех экскурсиях я практически ничего не запоминал. Не об этом думаешь, и еще это усугублялось жарой.
— Значит, олимпиада для вас оказалась легкой? Кто были вашими наставниками?
Р.: Нашу команду тренировал доцент химфака МГУ Илья Глебов. Он, как и другой наш руководитель — старший научный сотрудник факультета Александр Белов, раньше также был призером Международной олимпиады.
А до этого я занимался в Казани. У нас директор химик, если точнее, кандидат химических наук. Это в Лицее № 131. И она, директор, проводит кружки по химии, лично объясняет восьмиклассникам теорию, дает задачи, советует литературу. Из нашей школы уже пятый год подряд кто-нибудь едет на международные олимпиады.
В лицее очень поддерживается олимпиадное движение: преподаватели всегда все объясняют, рассказывают, показывают, идут навстречу. Например, я почти весь 11 класс в школу не ходил, потому что готовился. Учителя гуманитарных предметов поняли, что меня переделать невозможно. Как видите, оно того стоило.
А.: Я учился в Москве в Пироговской школе. Но у нас было мало химии. Когда я ею заинтересовался, то пошел в филиал Дворца пионеров, там в основном готовят к экзаменам, но было и много практики. Мы за нашего преподавателя курсовую готовили. Три-четыре раза в неделю туда ездил, проводил там по 5-6 часов. Потом я ради интереса пошел на школьный этап олимпиады, затем на муниципальный, региональный, и внезапно вышел на всероссийский. Тогда я понял, что если заключительный этап напишу плохо, то я сам собой буду недоволен.
— И чем вас в школе заинтересовала химия?
Р.: Мне давно она нравилась. Но в 7 классе я начал ей заниматься серьезно. Начал читать, читать, читать, читать, решать, решать, решать, решать. Немного не хватало практики, но в целом это компенсировалось на тренировочных сборах на базе МГУ.
А.: Посмотрел «Во все тяжкие». Это было в конце 8 класса. Меня зацепило, что они обсуждали что-то мне непонятное. Было как-то некомфортно от того, что они знают то, в чем ты не разбираешься совершенно. Летом я купил себе книжку почитать. Она оказалось очень нудной. Но я продирался сквозь нее. Дичайше трудно было что-то понять.
Р.: Каждый раз, когда люди узнают, что я занимаюсь органической химией, мне говорят: «Слушай, а ты наркотики сваришь?!»
А.: И что ты отвечаешь?
Р.: Я говорю «нет».
А.: А тебе что на это отвечают?
Р.: Какие-то гадости.
— У вас есть небанальный секрет успеха?
А.: Желание уйти с олимпиады довольным. Когда ты приезжаешь, ты очень хочешь, чтобы все это хорошо закончилось. И тогда ты способен для этого много сделать.
Р.: Бесконтрольные анекдоты.
— Например?
Р.: Так, давай на камень-ножницы-бумага. Выясним, кто говорит первую часть про корову и лошадь.
Р.: Итак, я начинаю…Собрались!
А.: Только не смеяться!
Р.: Корова говорит лошади…
А.: Ну и рожа у тебя! (Заливаются смехом.)
Р.: На пятый раз вам станет смешно, гарантирую.
— Хорошо…
Р.: Мы этот анекдот уже перевели на 11 языков: английский, татарский, немецкий, пушту, японский, латынь, итальянский, норвежский, белорусский, украинский, армянский. Можем даже на языке жестов показать.
— Вперед!
— Давайте теперь на латыни.
Р.: Et vacca autem equo dicit: «Eja rostrum tui!»
— На пятый раз, говорите? Ладно, перейдем к глобальным вещам. Как вы оцениваете уровень преподавания химии в российских школах?
А.: У нас хорошее образование получают только те, кто его очень хочет, просто кровь из носа. Они сами что-то читают, сами напрашиваются в лаборатории, сами день и ночь что-то синтезируют. Они получают хорошее образование, несомненно, но для этого они делают гораздо больше, чем иностранные студенты.
Р.: Ну, можно добавить, что к олимпиадам точно умеют готовить. Другое дело, что реально химии в России учат только в МГУ. И это проблема. В Казани есть вуз, но… В общем, все мощные олимпиадники идут в МГУ, иначе они рискуют потерять свой уровень.
— Чем вы планируете заниматься в будущем?
А.: Я спал два часа, и мне сложно представить, чем я буду заниматься всю оставшуюся жизнь. Но точно чем-то, связанным с химией.
— Саша, ты же в 2015 году, когда победил во всероссийской олимпиаде, говорил, что хотел бы вести кружок по химии. Все еще есть желание?
А.: Я бы с удовольствием преподавал олимпиадную химию. Мне это действительно интересно. Но сейчас мне сложно представить, как все сложится в будущем. Я не могу оценить свой уровень знания химии как таковой, я могу оценить свое знание олимпиадных задач. Знаю я их хорошо. Но все-таки реальная химия серьезно отличается от олимпиадной, даже высокого уровня. Если я пойду преподавать, надеюсь, у меня это получится.
Но наука развивается очень быстро, и чтобы заниматься чем-то приличным, надо заниматься и биологией, и математикой, и многом ещё чем. Одной химией, боюсь, дело не ограничится.
Р.: А у меня большой спектр желаемых занятий: от органического синтеза до синтетической биологии. Тонкий органический синтез помогает создавать многосложные молекулы. Молекуле можно придавать разные свойства, в том числе лекарств от рака, СПИДа, геморроя — чего угодно. Многие вещи, даже простейшие антибиотики пенициллинового ряда, обязаны своим существованием именно развитию органической химии. Органика — это жизнь. Мы сами состоим из органических молекул. И если мы создаем молекулы, которые будут воздействовать на другие, мы будем способны делать что угодно.
— Так ты власти захотел…
Р.: Власти только над молекулами. А есть еще синтетическая биология. Она относительно молодая и сейчас развилась в продвинутую генную инженерию.
Представьте, мы можем взять бактерию и заставить ее делать все, что захотим: менять цвет, работать как солнечная батарея или быть маленькой химической фабрикой. Представляете, как это удобно! Вы берете какие-то простые неорганические соли, насыпаете в них эту культуру бактерий, а на выходе получаете молекулу, которую обычный химик будет варить чуть ли не в 20 стадиях с кучей катализаторов.
— А можно сделать эту молекулу бессмертной, чтобы, понятное дело, человек стал бессмертным?
Р.: Так неинтересно! И всех людей кормить потом будет крайне трудно. Но жизнь действительно можно продлить. Хотя мне кажется, с этим мы пока спешим. Сейчас надо более эффективно использовать имеющиеся ресурсы, чтобы человек в будущем мог жить вечно и особо планете не вредить. Мне нравится мысль, что я когда-нибудь возьму и сгнию.
— Да, удобрение планете полезно. А если мы чуть сузим вопрос. Скажем, вы предпочтете академическое направление или бизнес-сферу?
А.: Академическое направление сложнее себе представить… Такое ощущение, что ты просто сидишь в лаборатории и копаешься в каких-то соединениях, которые интересны только тебе одному. Все, что касается именно практического применения знаний, в том числе бизнеса, на мой взгляд, требует гораздо больше мозгов. И это, конечно, интересно.
Р.: Это как пойдет. Гипотетически в России можно заниматься фундаментальной наукой. Да, это малооплачиваемо, да, нужно закрепиться в Москве, найти деньги на жизнь, а для этого работать на трех работах… Но почему бы и нет? Но я, как и Саша, не знаю, что может измениться за 4-6 лет.
— Уже есть предложения от работодателей? Или в университете?
Р.: Нет, конечно, надо сначала отучиться. На курсе 3-4, может быть.
А.: От какого работодателя? Какую работу нам могут предложить?..
Р.: Ну, тебе, Саша, разве что гнать предложат. Два года как никто не замечает. Александр у нас мастер перегонки в домашних условиях. Хотя я вот не пробовал.
А.: Напрасно.
— А зачем, на продажу или себе?
А.: Эстетическое удовольствие. Есть нечто завораживающее в том, как падают капли самогона. Но я очень давно не гнал, времени нет. Начал осенью в 9 классе, то есть почти сразу, как начал изучать химию. У меня трехлитровые банки стояли. Я его настаивал, дарил друзьям, приносил на какие-то праздники. Когда как получался, но в целом, вроде, качественный.
— У вас есть кумиры среди ученых?
Р.: Из современных и ныне активных — Фил Баран, который совершенствует органический синтез, а из тех, что раньше были… Вудворд, Эшенмозер, Кори и Николау. Они проделали огромную работу для становления синтеза. Еще из химиков по образованию меня вдохновляет Маргарет Тэтчер.
А.: Наверное, это Александр Шульгин.