Другие арабы: как султанат Оман выбрал свой путь на заре мусульманства и следует по нему сейчас

В силу своей географии, будучи расположенным на восточном побережье Аравийского полуострова, Оман с древнейших времен контролировал морскую торговлю и сам поставлял различные материалы в страны Востока. Государство, известное под названием Маган, еще две тысячи лет до н. э. торговало с Шумером и Индией, а позднее с Персией и Бактрией. Шли века, товарное предложение расширялось: к меди и диориту добавились ткани, пряности и ладан, который в Античности преподносили огромному числу самых разнообразных божеств у самых разнообразных народов.

О долгой доисламской истории Омана известно не так много, а самым знаменитым городом той эпохи можно назвать, пожалуй, Ирам, легендарный «многоколонный город», некогда возвышавшийся над бескрайней пустыней, запечатленный в том числе в Коране. На страницах священной книги мусульман повествуется о рассеянии адитов — так называемых «потерянных арабов», древнего народа, который не внял пророку Худу и в наказание был истреблен Аллахом вместе с великолепным Ирамом.

В 1990-е годы археологи открыли на территории южного Омана город Убар, который, по мнению ряда ученых, некогда назывался Ирамом — действительно ли это та самая Атлантида песков, остается спорным вопросом. Бесспорно одно: южный Оман вместе с нынешним Йеменом — территории наиболее древних аравийских цивилизаций.

От ибадизма до «арабской Швейцарии» — демократический ислам и прообраз нейтралитета

Историю всех арабских государств и общностей мусульмане делят на две хронологически неравные части: огромный доисламский период, так называемая джахилия («невежество» или «варварство»), и мусульманское время, стартовавшее с проповеди пророка Мухаммада, возникновения Арабского Халифата и принятия ислама. Культурным своеобразием и особыми политическими традициями Оман обязан не только своей древности и географическому положению, но и тому религиозному выбору, который был сделан здешним населением в VII веке, когда молодой Халифат поразила фитна — гражданская война, разразившаяся между претендентами на трон халифа и приведшая к появлению двух главных направлений ислама — суннитов и шиитов. Борьба Муавии, будущего первого халифа династии Омейядов, и четвертого, последнего «праведного халифа» Али ибн Абу Талиба привела к появлению «третьей партии» — хариджитов, которые, совпадая в вопросах вероучения с другими мусульманами, отказались признавать как Муавию, так и Али. Халифа Али, зятя пророка Мухаммада, получившего особое почитание в шиизме, хариджиты убили, совершив вероломное нападение — одно из многих в ходе своей деятельности, весьма радикальной и воинственной.

В отличие от шиизма, где верховная власть над мусульманской общиной (уммой) должна передаваться по наследству внутри линии потомков халифа Али и его жены Фатимы, — а также в отличие от суннизма, где верховные правители мусульманской общины должны быть выходцами из арабского племени курайшитов, к которому принадлежал сам основоположник ислама, хариджиты заявляли, что халифом (или имамом всей мусульманской общины) может быть любой образованный мусульманин, а судебная и законодательная власть должна принадлежать собранию (шура).

Похожие взгляды разделяли и появившиеся вскоре ибадиты, но, в отличие от хариджитов, они не призывали к войне с остальными мусульманами и были настроены на мирный лад, запрещали брать в рабство других мусульман, независимо от того, сунниты те или шииты, и стремились к тому, чтобы отгородиться от двух больших партий и строить собственное общество. Ибадиты сказали «нет» не только обоим мусульманским лагерям, суннитам и шиитам, но и тем, кто боролся с ними вкупе, — хариджитам, и выбрали своей тактикой скорее ускользание и просачивание, чем откровенный конфликт. И хариджиты, и ибадиты противопоставляли властным злоупотреблениям первых халифов своего рода демократические принципы, но если хариджиты, пользовавшиеся экстремистскими методами, со временем были уничтожены, то сравнительно миролюбивые ибадиты смогли закрепиться на территории Омана, где построили свой ибадитский имамат.

Удаленность Омана от Дамаска, Багдада и других имперских центров, позволявшая ему то и дело уходить из-под их власти и влияния, с одной стороны и ибадизм с другой — таковы исторические основы оманской самостийности.

В настоящее время ибадиты составляют всего один процент от всех мусульман мира. Они имеют небольшие общины в Алжире, Тунисе, Ливии и на острове Занзибар, который долгое время был частью Оманской империи. Но лишь в Омане ибадиты — большая часть населения. Хотя имамы, управлявшие Оманским имаматом, обычно оставляли власть своим преемникам, чаще всего детям, что сформировало ряд династий, большое значение в соответствии с ибадитским духом (и реалиями родоплеменного строя) всегда имел совет шейхов, возглавлявших племена. Не раз в истории Омана шейхи своим авторитетным мнением смещали имама с должности, если его поведение или методы управления не соответствовали шариату и затрудняли решение текущих политических задач. Ибадизм давал моральное право лавировать между государствами-игроками Персидского залива, входить в союзы с одними и другими силами и даже использовать в своих интересах извечный конфликт иранской и арабской цивилизаций, принявший внутри мусульманства религиозные черты. Бывало и так, что правители Омана приглашали в свой край персов, чтобы они изгнали оттуда войска других арабских стран, или наоборот — прибегали к помощи суннитов для противостояния шиитам. Даже сложные отношения ибадитов с ваххабитами не исчерпывались исключительно противостоянием, и в итоге, уже в XX веке, «флюгерная политика» позволила Оману рационально решить множество пограничных споров.

Что касается вероучения, то тут ибадиты мало отличаются от других мусульман. Разве что, в отличие от суннитов, некоторая их часть считает Коран не извечной и безначальной речью Бога, а вещью сотворенной. Строгий мусульманский принцип единобожия, лишающий Аллаха каких-либо чувственных черт и делающий божественность предметом абстрагирования, у ибадитов доведен до логического конца в вопросе о том, смогут ли мусульмане увидеть Бога в раю. В отличие от суннитов ибадиты считают, что нет, не смогут, ведь Он не ограничен пространством и временем, а также находится вне сферы чувств и ощущений. Несмотря на изрядный пуризм, ибадиты, кажется, исторически стремятся избегать крайностей.

Для этой разновидности ислама не характерны ни какая-то особая мистическая экзальтированность, которая у суфиев приближается к пантеизму, ни рациональная сухость или суровость крайнего монотеизма, грозящая салафитским фундаментализмом, — а характерны скорее взвешенность и гибкий подход.

Подобными чертами оманское общество, впрочем, обязано не только религиозной специфике, но и прагматичному торговому духу, исторически торжествующему в краю купцов и мореходов.

Оманские ибадиты вполне веротерпимы. В мечети султана Кабуса, в Маскате, столице Омана, подчеркивают, что рады всем мусульманам, не делая никаких различий между религиозными направлениями, да и в целом открыты для диалога с представителями любых конфессий. Впрочем, этот диалог не исключает прозелитизма и дискуссий. Так, сотрудница информационного центра при мечети после нашего общения вручила мне брошюру на русском языке (здесь заготовлены материалы на основных языках мира), в которой рассказывается о том, что христиане под влиянием языческой греко-римской культуры якобы исказили первоначальное учение пророка Исы (Иисуса) и отдалились от истинного единобожия. На вопрос о различиях среди мусульман женщина отвечает, что все они — несущественны и лежат в плоскости обрядов («по-разному держим руки во время намаза»), а старые склоки относительно первых четырех халифов уже забыты…

Веротерпимость и относительно высокая в сравнении с другими арабскими странами мультикультурность — это также результат активных международных связей. Оман — главный перевалочный пункт «морского шелкового пути».

В прибрежном Омане еще с XVI века было немало выходцев из Индии, и здешние власти, заинтересованные в торговле и дружеских связях с Хиндустаном, гарантировали индуистам защиту религиозных прав, разрешив им строить храмы и отправлять обряды. Хотя в конце XIX века индуистская колония в Маскате подверглась погрому, сохранился и действует старинный храм Шивы, расположенный неподалеку от султанского дворца Аль-Алам.

Нынешнее миролюбие далось Оману большой кровью. Этот край тысячелетиями боролся за свое существование, отражая и переживая завоевания, нападения и карательные походы многочисленных государств от Ассирии до Португалии. Освободившись от португальцев, Оман в XVII веке сам стал империей, покорив на севере Пиратский берег (ныне ОАЭ) и Ормуз, на юге всё восточное побережье Африки от Африканского Рога до Мозамбика, а также заимев форпосты на побережье Персии, в Белуджистане и Индии. Вплоть до XX века Оман сотрясали внутренние войны: племена и династии боролись друг с другом, а имамат конкурировал с султанатом.

Воинский дух оманцев, закаленный долгой и неспокойной историй, явлен в традиционном мужском танце razha ( رزحه ). Его участники поют, потрясают мечами, кидают их в воздух и ловят, а сами подпрыгивают, атакуют друг друга и изображают борьбу под барабанный бой. Иногда в ход идут не только мечи, но и винтовки. В Омане имеется мощная армия, а у населения на руках большое количество оружия. Последний факт никак не влияет на уровень криминала, стабильно низкий. Современные оманцы холодное и огнестрельное оружие используют преимущественно на танцах и на праздниках. Но, полагаю, готовы пустить его в ход, как только это станет необходимо.

В XX веке историческая оманская позиция «над схваткой» позволила султану Кабусу выстроить благоприятные отношения как с арабскими партнерами, так и с властями Ирана. Шах Мохаммед Реза Пехлеви был едва ли ни другом оманского султана, но и после его изгнания в ходе Исламской революции Маскат продолжил диалог с Тегераном, став площадкой для официальных и неофициальных переговоров враждующих сторон во время Ирано-иракской войны и других военно-политических кризисов в Заливе.

Оман не спешил по примеру арабских стран поддерживать оружием или деньгами Саддама Хусейна во время войны с Ираном, но и позже, когда Ирак неожиданно для своих союзников напал на Кувейт, а также во время вторжения НАТО в Ирак Маскат, в отличие от мятущихся соседей, заключающих одни договоры и нарушающих другие, твердо продолжал придерживаться курса на умеренность и нейтралитет. Оман стал государством, где пристанище с согласия Запада и новых властей Ливии нашла семья свергнутого Муаммара Каддафи. А сейчас, несмотря на раздражение Саудовской Аравии, Оман отказывается принимать даже самое косвенное участие в гражданской войне, поразившей Йемен.

Оманские танцы с оружием

В отличие от большинства стран региона Оман никогда прямо или опосредованно не участвовал в арабо-израильском конфликте и не поддерживал общий бойкот еврейского государства, хотя и не спешит подписывать договор об отношениях с ним до тех пор, пока Израиль не позволит создать независимую Палестину. Подобная политика привела к тому, что Оман называют «арабской Швейцарией». Это успешное, красивое, обеспеченное и нейтральное государство, которое построил султан Кабус, свергший в 1970 году своего отца и принявший от него страну, бывшую изгоем даже в арабском мире, край, где были запрещены автомобили и мотоциклы, солнечные очки, образование и медицина.

Султан Кабус — отец народа, эстет и спаситель животных

Ни в одной стране мира мне не доводилось видеть такой всенародной любви к правителю. Султан Кабус бин Саид правил страной полвека и умер в январе прошлого года. Его портреты повсюду, иногда в сопровождении портретов нынешнего султана Хайтама бин Тарика, — от государственных учреждений до фастфуд-забегаловок, от бамперов автомобилей до аватарок в социальных сетях. Кабус — на стенах, на значках, на деньгах, на вышивках, на холстах, на металле, на керамике, на шелке…

Недоверчивому белому человеку может показаться, что культ личности «спущен» сверху, однако беседы с людьми, чуть более глубокое знакомство с народом и, главное, с биографией самого Кабуса не оставляют сомнения: мы имеем дело с чем-то прямо противоположным бюрократическому авторитарному фетишизму, каковой наблюдается, к примеру, в Туркмении.

Впечатленный политическими успехами и личностными качествами Кабуса, я делюсь своим мнением с одним из моих оманских собеседников — простым таксистом Халидом, называя султана «лидером, с которым оманцам повезло», на что тот, едва сдерживая слезы, отвечает:

«Он был не просто лидером и не просто султаном, а отцом в семье каждого оманца. Когда Его Величество умер, нас обуял страх и растерянность. Хвала Аллаху, султан Кабус построил Оман так, что после его смерти всё продолжает идти своим путем и нет никаких потрясений».

Высказываний такого рода за время пребывания в Омане мне пришлось услышать великое множество, и делали их представители разных социальных страт и разных жизненных позиций: от бизнесменов до официантов, от консервативных мусульман до последователей магического культа зар, от почтенных отцов семейств до молодых представителей сексуальных меньшинств.

Популярность султана Кабуса объясняется просто — на протяжении одного поколения Оман изменился до неузнаваемости: люди, ютившиеся в глиняных мазанках, переместились в просторные и комфортные дома, перемахнули из нищего, нестабильного, воюющего государства с размытыми границами в удобную, безопасную и процветающую «арабскую Швейцарию».

Старые глинобитные жилища, покинутые оманцами, теперь зияют пустыми окнами: это целые селения или отдельные кварталы, где никого или почти никого не осталось, хотя всё еще работают оросительная система и проведенное при Кабусе же электричество.

Разумеется, современный Оман был выстроен на доходы от нефти, и в данном отношении султанат мало чем отличается от других преуспевающих нефтяных монархий Залива, но не стоит забывать, что когда Кабус пришел к власти, его страна находилась в исторической точке падения, была изолирована даже от соседей, оставалась наиболее закрытой и консервативной нацией мира. Немалых трудов ему стоило добиться членства в Лиге арабских государств, не говоря уже об ООН. Отец Кабуса султан Саид вел затворнический образ жизни, смотрел на подданных через установленную в башне дворца подзорную трубу, из иностранцев общался только с англичанами (Оман долгое время находился под их мягкой колониальной опекой) и совершенно не спешил разрабатывать природные богатства, чтобы пустить доходы от них на модернизацию общества. Во время его правления оманцам запрещалось устраивать музыкальные праздники, покидать страну без личного разрешения султана, слушать радио. В стране годами действовал комендантский час, и даже те граждане, которым в виде особой милости разрешалось выходить затемно, должны были нести перед своими лицами фонари. На весь Оман было две школы и одна больница. Люди не имели удостоверений личности, фактически отсутствовал государственный аппарат, а страной управляли лично султан, его уполномоченные представители, шейхи и старейшины.

Еще немного, и Оман захлестнула бы протестная буря — южные окраины страны уже находились под контролем поддерживаемых Советским Союзом и Китаем левых повстанцев — монархия, по всей видимости, была бы свергнута. Энергичные реформы Кабуса и его постоянные турне по стране быстро отодвинули, а вскоре исключили такую угрозу. Ощутив невероятные перемены, даже те оманцы, которые симпатизировали популярному тогда в арабских странах левому национализму, поддержали султана.

Получивший первоклассное образование в Великобритании, султан Кабус хорошо знал западную культуру. Больше всего таковая его поразила классической музыкой, а потому в Маскате к 2011 году была построена Королевская Опера — удивительное здание, в котором периодически выступают лучшие музыканты мира.

Это — целый комплекс, вырастающий на фоне цветущих садов и яркого неба причудливым беломраморным дворцом, который кажется чем-то сновидческим — одновременно старинным и современным, даже, пожалуй, вневременным. Кабус уделял особое внимание архитектуре, отказавшись, в отличие от соседей, от стеклянных небоскребов и прочего помноженного на бездумную вестернизацию нефтяного китча. Маскат и другие города Омана — это в первую очередь белые особняки с изящными колоннами и резными решетками, сдержанно украшенные золотой и лазурной росписью. Это спокойная и эстетически выверенная топология, в которой легко опознается общее стремление к сочетанию комфорта и народного духа.

«Безукоризненный вкус султана лежит на всех городах, могущих служить лицом современного Омана. Архитектура развивается исключительно в русле национальных традиций. И Маскату, и Салале, и Сохару, и Низве, и другим жизненным центрам страны удалось избежать налета американизма, словно наваждение сопровождающего вторжение современной цивилизации в страны третьего мира».

Сергей Плеханов. Реформатор на троне. Султан Омана Кабус бин Саид

Справившись с основными проблемами экономики, султан Кабус и его команда взялись за экологию. Благодаря предпринятым мерам, включая запрет на охоту, истребления избежали горные козы тары и гигантские морские черепахи, была возрождена прерванная популяция белых ориксов — аравийских антилоп, живущих в пустынях и полупустынях Азии. На ориксов охотились испокон веков, но это не угрожало виду, пока в распоряжении у населения не появились карабины и вездеходы. В 1972 году в пустыне Джеддет аль-Харазис была убита последняя дикая антилопа орикс. По инициативе султана Кабуса в 1980 году зоологи доставили из Аризоны пять антилоп, которые дали начало новой популяции, теперь охраняемой шейхами племен, исполняющими поручение монарха.

Чтобы подчеркнуть необходимость борьбы за экологию во всем мире, не ограничиваясь национальными пределами, в Омане учредили Международную премию султана Кабуса за охрану природы.

Долгое время Кабус правил единолично и безраздельно, но, удостоверившись в том, что его страна в достаточной степени окрепла, он стал поступательно инициировать одну политическую реформу за другой. В 1981 году в Омане появился Государственный консультативный совет, а в 1991-м на смену ему пришло Совещательное собрание, позднее расширенное до выборного двухпалатного Совета Омана. В 1996 году в Омане появилась Конституция — впервые благодаря Основному закону за султанами были закреплены не только права и привилегии, но и обязанности. Закон даровал гражданам права и свободы и вместе с тем вывел монархию из поля сакральной традиции и сделал ее объектом обычного права. Таким образом Кабус бин Саид осуществил реформирование государственной системы, своего рода поэтапную революцию сверху.

Ладан, жемчуг и нефть в Счастливом Краю

В энциклопедиях и справочниках Оман называют старейшим независимым государством арабского мира, жители которого приняли ислам еще при жизни пророка Мухаммада. Оман давно называли Счастливым Краем, поскольку обычно, за исключением нескольких периодов упадка, это государство поражало гостей и путешественников обилием всевозможных благ и товаров, попадавших сюда с купцами из разных держав. А в роли нефти в старые времена выступали ладан и жемчуг, веками добываемые в Омане и поставляемые оманскими торговцами состоятельным жителям Востока и Запада.

Для подлинного благоденствия Оману долгое время не хватало военной и политической стабильности, главной причиной чего оставалось напряжение между центральной властью и враждующими племенами. Кроме того, история Омана стала историей соперничества двух форм политического устройства — выборной теократии имамата и наследственной монархии султаната, и последний одержал полную победу над первым только в прошлом веке. В разные периоды истории султаны и имамы существовали параллельно, а иногда сохранялась лишь одна форма власти. В 1957 году последний имам был изгнан, а уже при Кабусе государство перестало называться Султанатом Маскат и Оман, окончательно обретя свое внутреннее единство.

Хотя сейчас Оман — процветающая страна с высоким уровнем дохода населения, у экономистов имеются опасения относительно дальнейшего благополучия Султаната. Занимая 21-е место в мире по добыче нефти и 22-е место по добыче природного газа, Оман остается заложником сырья, запасы которого в стране не так уж велики. В структуре экспорта Омана около 65% составляет продажа нефти, нефтепродуктов и газа. Кабус бин Саид проводил политику диверсификации экономики, введя годовой лимит на добычу нефти в 6,5% от разведанных запасов, но, несмотря на некоторые успехи, полностью соскочить с нефтяной иглы Оману пока не удается. Год назад международные рейтинговые агентства резко понизили кредитный рейтинг Омана и составили негативные прогнозы. Падение цен на нефть, пандемия, растущий внешний долг и увеличивающаяся безработица вносят тревогу в нынешнюю картину оманской реальности, с виду всё еще благополучной и расслабленной.

Что будет с благостно настроенными гражданами, утопающими в розовой воде и фимиамах, когда нефтяные запасы подойдут к концу?

Продолжат ли пастухи ездить к своим пастбищам на лимузинах, таксисты держать горничных из числа гастарбайтеров, а студенты, всё глубже окунающиеся в глобализм социальных сетей, и дальше поддерживать образцовую восточную монархию?

Оман старается развивать различные отрасли экономики, в том числе туризм — благо, в отличие от других стран Аравии, здесь есть не только пустыня, и оманские природные богатства отнюдь не уступают культурным. «Арабская Швейцария» располагает прекрасным побережьем, горами, пещерами и даже лесами в южной провинции Дофар. Число иностранных туристов продолжает расти. Но и на этом поприще Султанат не спешит следовать мировым трендам, заботясь об охране своеобразия от глобалистских угроз, идущих рука об руку с мировым туризмом. Власти страны не желают видеть безликие толпы туристов, на ходу щелкающих фотокамерами, и не готовы открывать для увеселения иностранцев торговлю алкоголем, развлечения и аттракционы, не дозволенные исламом.

Двадцатипятилетний Ахмед, работающий на нефтяном заводе, говорит, что отдыхает сразу в двух странах: в Омане — природа и атмосфера, а в соседнем Бахрейне — клубы и тусовки. На мой вопрос о том, почему в Бахрейне, также мусульманской монархии, столь легко относятся к светской жизни по западному образцу, он отвечает: «Это просто бизнес. Они делают деньги. А тут, в Омане, идея главнее бизнеса».

«Оман старается быть разборчивыми в своей маркетинговой стратегии, кампания нацелена на путешественников из премиального сегмента, я называю их „образованные luxury“. Мы стремимся сохранить Оман для своих последующих поколений: всю природную красоту страны, богатую историю, традиции гостеприимства, и даже не сравниваем себя с другими направлениями. Но массовый туризм уничтожает всё это: когда в вашу страну начинают прибывать толпы туристов, они убивают культуру, идентичность, природу <…> Для нас путешествия — это не про „приехать и выпить“, а скорее как школа: вы путешествуете, узнаете новое и становитесь сильнее как личность».

Генеральный директор управления продвижения туризма Министерства туризма Омана Салим Адай Аль Мамари в интервью каналу Profi+Travel

Новый оманский султан Хайтам бин Тарик продолжает курс Кабуса, но пока не имеет такого авторитета у населения. В отличие от Кабуса бин Саида он отказался от должностей министра иностранных дел, обороны и финансов, делегировав их соратникам, хотя, как и его предшественник, совмещает трон султана с креслом премьер-министра. США, стратегический союзник Султаната, а также влиятельные арабские соседи, в первую очередь Саудовская Аравия и ОАЭ, готовы поддерживать Оман и смогут оказать ему помощь в случае экономических затруднений, однако взамен они наверняка потребуют проведения куда менее самостоятельной и нейтральной внешней политики — такие требования уже раздаются — и попытаются инструментализировать слишком независимый, чересчур самостийный Оман. Сможет ли Хайтам бин Тарик обеспечить политико-экономический баланс и удержать курс, принесший Оману мир и процветание? Пожелаем ему удачи.

Культ зар: жизнь с джиннами и трости для ветра

Если верить журналисту-международнику Бакстеру Джексону, старинный оманский город Бахля внесен в топ-10 «мест с привидениями» планеты Земля, составленный National Geographic. Джексон описывает деятельность местного экзорциста, к которому приезжают не только оманцы, но и теперь, после обретения им славы в англоязычных СМИ, люди из западных стран — все, кто одержим джиннами и хотел бы от них избавиться. Не без преувеличений и журналистских штампов живописуя приключения жительницы Бостона, которая, не опасаясь ни песчаной бури, ни законов против колдовства, осуществила вояж к экзорцисту, Джексон приводит местную легенду о том, как 1400 лет назад жители Бахли забили камнями могущественного колдуна, а на его могиле построили форт, где с тех пор бродит тень казненного, ставшего чем-то вроде учителя и предводителя местных магов: отвращая от единоверия, наставляя в колдовских искусствах живых и мертвых, он создал целую армию нечисти, которая время от времени мучает жителей Бахли. Это лишь одна из множества легенд, которые ходят в Бахле, наряду с легендами о суфиях, практиковавших мистические искусства и распахнувших врата в мир джиннов, о человеческих жертвоприношениях, которые открыто осуществлялись здесь в доисламские времена и тайно во времена ислама, — вожди племен, воители и государи якобы стремились подкупить потусторонние силы, чтобы одолевать врагов, в том числе для этого заживо замуровывая в стены крепостей рабов и военнопленных, — о пророке Дауде, прибывшем в Бахлю на ковре-самолете и научившем местных жителей искусству ирригации, о деревьях и мечетях, которые летают по воздуху, переносимые джиннами… Похожие легенды имеются и в Низве — другой исторической столице Омана, расположенной неподалеку от Бахли.

На рынке Бахли, одном из самых старых рынков Аравии, растет дерево, происхождение которого также связывается с джиннами. Одни говорят, что оно выросло на месте ладанного дерева, сок которого использовал еще царь Соломон, как известно, командовавший легионом демонов, и которое сгорело, когда местные жители пытались срубить его, чтобы ликвидировать вместе с гнездящимися в кроне злыми духами.

Другие уверены, что дерево по воздуху принесли ифриты, самые сильные из джиннов, и даже говорят, что несколько раз дерево улетало, но потом опять возвращалось на место. Третьи считают всё это россказнями и байками, хотя и признают, что в Бахле живет много магов, а время от времени случаются истории с паранормальным сюжетом.

Надо сказать, что Оман (и в особенности Йемен), восточная периферия арабского мира, равно как и Марокко, его западная окраина, традиционно считаются местами обитания наиболее сильных колдунов и целых колдовских династий. Да и в Иране бытует мнение о том, что Маскат и другие города Омана чрезвычайно населены джиннами и демонами, что объясняется долгими и обширными историческими связями Султаната с Африкой — родиной магических культов, образовавших несколько синкретических традиций после смешения с исламом. Одна из таких традиций, широко распространенная в Северной Африке и на Ближнем Востоке, называется зар. Ее последователи практикуют транс одержимости, приносят кровавые жертвы духам, общаются под барабанный бой с джиннами, душами умерших и собственно зарами — духами, которые обычно мучают человека, но с которыми можно договориться путем сложных подношений и церемоний и даже получить от их вмешательств какую-то пользу.

Джинны, зары, шейхи (ставшие после смерти призраками суфийские мастера), нобаны (грозные духи-мусульмане, тесно связанные с различными природными объектами) — все они считаются ветрами, или хобуб — невидимыми существами, которые переносятся по воздуху и охотятся за смертными. Вселяясь в людей, ветры убивают либо мучают их, вгоняя в депрессию, посылая устрашающие видения, боли, корчи и параличи. Они лишают женщин фертильности, а мужчин воли к жизни и всячески тиранят свои жертвы до тех пор, пока те не обращаются к жрецам культа, так называемым баба зар (жрецам-мужчинам) или мама зар (жрицам-женщинам), имеющим власть изгонять джиннов и договариваться с зарами.

Еще в первой половине прошлого века все баба и мама региона были чернокожими, зинджами, как называют африканцев в Омане, но теперь среди них много арабов, белуджей и персов. Однако барабанные ритмы и элементы суахили в заклинаниях зар легко выдают африканскую генеалогию «людей ветра».

«Если вы спросите у коренного южанина, знакомого со смешанной и сложной культурой жителей побережья Персидского залива, кто такие „зары, нобан и шейхи“, то, если собеседник вам доверяет, он обязательно ответит: „И зары, и нобан, и шейхи — всё это ветры“. А ветры — это силы, владеющие всем миром: и под землей, и на земле. Все силы, существующие в воображении и не видимые глазом: пери, дивы, добрые и злые духи,— всё это ветры, или наваждения, или воздух. Каждый может стать пленником и добычей ветров, может попасть во власть доброго или злого ветра…

Все ветры заразны и могут переходить с человека на человека. Если один человек сильно любит другого, то он может передать ему свой ветер или взять себе его ветер. Это же относится и к людям, питающим друг к другу отвращение или ненависть. Баба и мама могут подарить свой ветер кому угодно или наслать на человека один из злых ветров».

Х. Голамхосейн, иранский писатель и этнограф, из книги «Одержимые ветрами»

Во время пребывания в Омане мне далеко не сразу удалось выйти на адептов зар. Большинство арабов, которых я расспрашивал об этом, делали вид, что не понимают, о чем я говорю, многозначительно молчали, уводили разговор в другое русло либо просто не советовали связываться с «нехорошими людьми». Интересно, что последователи зар, хотя сами себя они причисляют к мусульманам, посещают мечети и практикуют намаз, остаются стигматизированы в обществе, где в целом царит веротерпимость и уважение к иноверцам. Мои собеседники подчеркивали, что хорошо относятся к христианству, индуизму и буддизму, но сторонятся зар.

Сами же «люди ветра» отнюдь не считают себя дьяволопоклонниками и говорят, что просто вынуждены договариваться с напавшими на них духами, а поклоняются они только одному Аллаху.

«Зары и джинны — это не одно и то же, — рассказывает баба Абдулхасиб, — джиннов мы обычно изгоняем, но если они мусульмане, то с ними можно работать. А если какой-то дух не признает мусульманства, то мы его в этом наставляем и стремимся к тому, чтобы он уверовал. Когда зары получают подарки, слушают музыку и стихи, они становятся прозрачными и перестают мучить человека».

Тем не менее в практике зар существуют ритуалы, в ходе которых совершаются жертвоприношения животных с последующим испитием крови, причем если животное режется для духа, который не является мусульманином, то имена Аллаха во время церемонии не произносятся. Такие практики заставляют многих правоверных мусульман бояться или презирать приверженцев зар.

Церемонии зар редко попадают на видео. Здесь можно увидеть небольшую часть ритуала в одной из оманских общин

Помимо «недозволенного колдовства» сихр в Омане, как и в любой другой арабской стране, существуют вполне конвенциональные, одобряемые обществом практики: рынки завалены различными талисманами с магическими квадратами, геммами, содержащими выдержки из Корана, которые отпугивают шайтанов и привлекают удачу, драгоценными и полудрагоценными камнями для изготовления астрологических амулетов, бахурами (фимиамами) и снадобьями, используемыми в различных обрядах. На рынках же можно купить специально предназначенные для магии серебряные кольца, как старинные, так и современные, а также тонкие бамбуковые трости аса, которые обычные люди используют по прямому назначению либо для танцев и создания этнического образа. А приверженцы зар дарят такие трости своим духам, зачастую украшая их драгоценными кольцами и подвесками. В контексте оккультных практик значение имеет и то, сколько звеньев бамбука, так называемых буль, содержит подобная тросточка.

Рыцари кинжала и косметички

Трости, конечно, не единственный традиционный аксессуар, активно используемый в наши дни. Большинство оманских мужчин по-прежнему носят дишдаши (длинные, в пол, чаще всего белые рубахи с кисточками у воротника) и пришедшие из Занзибара шапочки кумы. В торжественные моменты костюм дополняется муссаром — тюрбаном из узорной ткани, завязать особенно замысловатые, изысканные варианты которого мужчина без посторонней помощи обычно не в состоянии. Муссары по стилю и расцветке позволяют определить, к какому региону и какой социальной страте принадлежит человек. Султанская семья носит красно-голубые тюрбаны с длинной кисточкой — простые смертные надевать их не смеют.

Как завязать оманский тюрбан — рассказывает модный блогер Саалюк Йафи (Saalyk Yaafee)

Для полной комплектации оманцу нужен также национальный кинжал ханджар, инкрустированный серебром, драгоценной древесиной и костью, который подвешивается на специальном ремешке и иногда покрывается сверху широким узорчатым поясом. В старые времена рядом с ханджаром висели обязательные для араба косметические принадлежности: серебряный пинцет для извлечения заноз из ступней и серебряный же сосуд с кохлем — сурьмой для глаз. Такой сосуд, называемый аль-мкахиль, по обыкновению снабжен металлической палочкой на цепочке, с помощью которой наносится подводка.

Предметы войны и предметы красоты испокон веков находились рядом и представляли собой минимум, необходимый для каждого уважающего себя оманца.

В наше время многие арабские мужчины всё еще подводят глаза, но серебряных «косметичек», подвешенных на пояс, я у них не замечал. Кажется, теперь их заменили айфоны, которые нередко затыкают за полотно ремня и носят рядом с кинжалами, если таковые вообще берут с собой, что обычно происходит только во время праздников и приемов. Сурьмление глаз и бровей — древняя традиция Востока, обусловленная необходимостью защиты от палящего солнца. Она регламентирована прямым указанием пророка Мухаммада, который подчеркивал, что сурьма улучшает зрение и сохраняет здоровье глаз, и тоже имел при себе коробочку с кохлем. В наше время, конечно, глаза подводят чаще женщины, чем мужчины, но и вторые, особенно в провинции, активно используют эту возможность. На рынке в Низве, где я приобрел себе кохль, мне его тут же, с восклицаниями одобрения, нанесли на веки.

Также вне зависимости от пола и социального положения оманцы озабочены ароматами и парфюмерией. Предлагать друзьям или гостям несколько капель масляных духов после еды или перед дорогой считается хорошим тоном. На рынках, как и в древности, идет бойкая торговля современными и традиционными ароматами, духами в фабричных флаконах, а также кустарной продукцией — витыми сосудами с пахучими водами и маслами. Здесь же торгуют ладаном, который в Омане не только воскуривают для ароматизации помещений и одежды, но и употребляют внутрь в профилактических целях. Ладан разных сортов и видов, «старый» и «молодой», сухой и жидкий, мед с ладаном, духи на ладанной основе… — ладан в Омане повсюду, его даже больше, чем портретов султана Кабуса.

Для особых случаев, однако, нужен не ладан, а уд — наиболее редкое и дорогое благовоние, ароматная смола, которую старые агаровые деревья могут выделять в ответ на поражения своей внутренней части грибком Phaeoacremonium parasitica.

Тяжелые и сладкие арабские духи, часто включающие в состав уд, западному человеку часто кажутся «слишком женскими» (непривычна и вековая мода на подведенные глаза), но это всего лишь культурно обусловленные гендерные стереотипы.

Женщины в Султанате обычно покрывают голову, но специальные маски (бурга), паранджи и перчатки используют далеко не все, а в Маскате это скорее редкость, чем правило. В целом их положение в Омане гораздо более свободно, чем в других странах Аравии. Султан Кабус не раз подчеркивал, что в Коране нет положений, оправдывающих дискриминацию женщин. Почти половина студенческого сообщества Омана — девушки. Женщины входят в кабинет министров и депутатский корпус Совета.

Осторожная гендерная «модернизация под вуалью» имеет некоторый исторический бэкграунд. В Омане помнят, что во времена династии Йаруба страной правила мудрая царица Шамса, а во время войны за независимость с врагом героически билась прославленная воительница Асиля бинт Хаймер. Среди известных исторических фигур называют также женщин-факихов (специалисток в области исламского права) Сиду Наджилю бинт Амир аль-Хаджи и Хадиджу бинт Саид аль-Кинди. В легендах живет и доисламская провидица Аль-Зарка из племени джадис, которое, согласно преданиям, пришло в Оман из Йемена. Аль-Зарка могла видеть на сотни километры, так что в надежде избежать ее взгляда враги племени решили замаскироваться: они несли перед собой деревья, передвигаясь медленно и по ночам. Но женщина всё же заметила, что происходит, и предупредила свое племя, сообщив, что деревья движутся по направлению к поселению и, вероятно, прячут за собой солдат. Соплеменники Аль-Зарки подумали, что она сошла с ума, и продолжили свои беспечные будни. Когда враги достигли племени джадис, то убили всех, а зоркую женщину, вырвав ей глаза, распяли.

***

В Омане понравится далеко не всем. Любителям шумных увеселений, алкоголя и клубного отдыха здесь будет, пожалуй, скучновато. Хотя в Маскате есть ночные клубы, атмосфера в них, на взгляд западного человека, остается довольно сдержанной, алкоголь продается всего в нескольких местах и по невероятным ценам, а сексуальной раскрепощенностью здесь и не пахло.

Редкого оманца можно застать с сигаретой. Вредная привычка до сих пор не распространилась, а те, кто ее имеют, обычно скрывают сигареты от глаз окружающих.

Спокойные и вежливые люди иногда кажутся безэмоциональными или скрытными — оманцы редко повышают голос, хотя и активно жестикулируют, подобно другим арабам. В Омане принято ценить красноречие и презирать пустословие. На пляжах хватает мужчин в футболках и шортах, но в общественных местах они стараются появляться в закрытой одежде, а женщины же носят одеяния макси повсюду. В туристических проспектах часто предупреждают, что с арабским дамами не нужно здороваться первым, на них не следует смотреть, а разговаривать можно только с позволения главы семейства. Для Омана эти утверждения выглядят сильно преувеличенными, но здесь действительно не одобряется никакая фамильярность, а также нельзя без персонального разрешения фотографировать женщин и детей. Многие оманские женщины не выставляют фотографий своего лица в инстаграме, фотографируются, закрывая его букетами или руками, либо перечеркивают лицо толстыми цветными линиями. Другие — более открыты. Так, первая леди страны, супруга султана Ахад бинт Абдулла бин Хамад, которая ведет активную общественную деятельность, постоянно появляется с открытым лицом в прессе и в сетевых пабликах.

Не самые радужные отзывы об Омане можно услышать также от гастарбайтеров или представителей далеких от ислама культур. Так, составивший мне наиболее экзотическое знакомство юный тайский массажист, ведущий подпольную практику в дешевых апартаментах, с радостью продемонстрировал билеты на родину и через автопереводчик сообщил, что больше никогда не поедет ни в Оман, ни в какую другую арабскую страну: он хотел подзаработать денег, но здешние суровые порядки и непонятные нравы уже перевесили это стремление. «Мои татуировки вызывают косые взгляды. Люди здесь не говорят прямо. Люди не веселятся», — пожаловался юноша, слишком андрогинный и слишком кошачий для контрастной арабской страны, населенной бородатыми мужчинами в белом и тихими женщинами в черном.

Что касается меня, то я нашел в Омане исключительное очарование. Строгость оманских нравов, сдержанность и лаконизм оманской культуры, умеренность и традиционализм оманского общества, насколько я успел убедиться, смягчены ценностями добросердечия и гостеприимства, дополнены скрытыми от глаз практиками и сообществами, а главное — нюансированы особыми эстетическим сочетаниями, будь это капризная складчатость тюрбана, венчающего минималистичную белизну силуэта в дишдаше, огромные перстни с мистическими символами на пальцах застегнутых в строгую униформу полицейских или таинственные рецепты благовонных бахуров, дым коих, на время застилая и преображая обыденность, напоминает о том, сколь призрачны, эфемерны и легки вещи, по-настоящему пленяющие человеческий дух, — скрытые страсти, воздушные наваждения, властные эманации красоты.