Онлайн-колонизация: почему интернет перестал быть свободным

В 1980-х и 1990-х многие считали интернет открывающимся пространством свободы. В нем ограничения старого мира, основанного на неравенстве и запретах, уступят место новой культуре, где все будут иметь равные возможности говорить и быть услышанными, выражать себя и раскрывать свой «творческий» (или «антитворческий») потенциал. Где свободный доступ к информации положит конец вековым стереотипам и предрассудкам. Где, наконец, децентрализованные сети позволят создать горизонтальные, подлинно демократичные сообщества, которые заменят дряхлеющих институциональных монстров традиционной политики.

Кибероптимизм, возникший на заре интернета, можно даже сравнить с новой формой мессианства — мессианства для общества виртуальных рынков, мгновенной коммуникации и дистанционного секса.

Некоторым казалось, что очертания нового дивного мира, возникающего из первичного хаоса мировой сети, уже можно различить на горизонте, к которому, без сомнения, и движется человечество. Эльдорадо уже близко, нужно только немного подождать.

Однако с середины 2000-х кибероптимизм начал вытесняться интернет-скептицизмом. Территория виртуальной свободы заметно сузилась под влиянием корпораций и государств, которые всё активнее начали использовать мировую сеть как инструмент в политических и бизнес-стратегиях.

Основные надежды, которые возлагал на интернет кибероптимизм, — создание новой публичной сферы, свобода самовыражения, открытый доступ к информации и равенство возможностей, надежда на новую, более эгалитарную форму политической организации обществ — со временем не просто не приблизились, а, кажется, стали еще дальше, совсем пропав из зоны видимости.

Возможно, появление инстаграм-аккаунтов Ольги Бузовой и Рамзана Кадырова — это тоже своеобразная революция (в мире маркетинга и политтехнологий, например), но явно не та, о которой в начале 1990-х грезили киберфеминистки, хакерши, криптоанархисты и другие киберрадикалы.

Что же произошло? Начнем с того, что с интернетом никогда всё не было идеально. Изначально он был детищем государства и индустриально-милитаристского комплекса и лакомым кусочком для коммуникационных и маркетинговых корпораций. Какое-то время государства не особо вторгались в регулирование сети, но легко это сделали, когда посчитали нужным.

В конце 1980-х и 1990-е, в эпоху кибермессианства, интернет представлял собой отнюдь не открытое сообщество, а, скорее, клуб с ограниченным доступом, войти в который можно было только при наличии привилегий. Пользователями были жители глобальных городов, как правило из первого мира, образованные и обеспеченные. Идеологи свободного интернета старались не акцентировать на этом внимание, уповая на то, что со временем доступ к сети появится у всех.

Внутри этого клуба «избранных» первых интернет-пользователей существовала своя элита. Уже в 1992 году появился термин «диджерати», который обозначал самых влиятельных людей в виртуальном мире: профессионалов из Кремниевой долины, известных ученых и исследователей, издателей и блогеров, претендовавших на то, чтобы определять будущее всемирной паутины. Нужно ли говорить, что подавляющее большинство из них были белыми мужчинами из среднего класса и выше?

Но дальше действительно становилось только хуже. Появление таких корпораций, как Google, Yahoo или «Яндекс», а также социальных сетей (фейсбук, инстаграм, твиттер, «ВКонтакте» и другие) привело к появлению так называемых информационных пузырей, или пузырей фильтров.

Поиск кастомизирован, новостная лента подчиняется алгоритму — и теперь почти нет шансов встретить в киберпространстве что-то, что отличается от того, к чему мы привыкли и с чем согласны.

Мы сами уже давно хотим читать и смотреть только то, что нам нравится, от людей, которые нам нравятся, совершать покупки в магазинах понравившихся нам брендов, чтобы, в конце концов, тоже понравиться кому-нибудь. Еще лучше — всем. А всё то, что нам не нравится, можно отправить в бан.

Вместо того чтобы освободить нас от стереотипов и создать свободное и открытое пространство для странных и неожиданных столкновений, интернет подарил нам самую удобную возможность быть конформистами.

Чем больше людей посмотрели какое-то видео или прочитали какой-то пост, тем больше вероятность того, что его прочитаем или посмотрим и мы. В онлайне возникла своя экономика — экономика лайков, репостов, просмотров, комментариев. Производимый контент в конечном счете измеряется только количеством сердечек, пальцев вверх, классов. Критическое мышление, демократия, равенство и прочая мифология просвещения терпят полное поражение со стороны пиара и СММ. Дональд Трамп любит гордиться количеством фолловеров своего твиттера. Но не он один.

Экономика лайков породила новые формы неравенства: между популярными и непопулярными, между известными и неизвестными, между теми, кто получают тысячи и миллионы сердечек, и теми, кто остаются незаметными. И неравенство еще никогда не было настолько показным, настолько демонстративным. Стоит к тому же помнить, что речь идет не только о лайках, ведь они превращаются в деньги и услуги, которые популярные пользователи и пользовательницы могут получать за рекламу. К тому же в сети накапливать социальный, символический и экономический онлайн-капиталы, конвертирующиеся друг в друга, гораздо проще тем, кто имеет капиталы и в офлайн-мире.

Интернет не сглаживает эффекты офлайн-неравенства, а лишь дополняет их эффектами неравенства цифрового.

Социальные сети гордятся тем, что они доступны для всех совершенно бесплатно. При этом они не спешат напоминать, что каждая пользовательница и пользователь, каждое действие, каждый просмотр, лайк и репост конвертируются в данные, которые компания сама использует в коммерческих целях или перепродает.

По сути, все действия в социальных сетях, от производства контента до лайка или даже скролла ленты, можно рассматривать как неоплачиваемый труд, который приносит прибыль корпорациям, владеющим сайтами и вашими данными.

Платформы заинтересованы в том, чтобы вы производили как можно больше данных, были как можно активнее. Поэтому они не скупятся на уведомления о том, что кого-то нужно поздравить с днем рождения, где-то идет горячее обсуждение, кто-то написал новый пост или начал трансляцию. Они предлагают вам новых друзей, новые страницы, новые товары и услуги, самые популярные посты и самые интересные комментарии. Вам должно это понравиться. Вам нравится? Нет? В двоичной системе ноль — это тоже данные.

Вместо того чтобы стать пространством свободы, сеть стала местом, где колонизируются наших социальные отношения, интересы, идеи и разногласия, дружба и эмоции. Ксенофеминистки, которые отказались от кибероптимизма своих предшественниц, пишут в своем манифесте: вместо того чтобы порождать киборгов, чудесные извращения и новые практики эмансипации, интернет стал машиной нового аффективного пуританства, в котором моральное неистовство усиливается действием мгновенной коммуникации.

Осудить кого-то еще никогда не было так легко!

И даже угнетение превратилось в фетиш, в товар. При достаточном количестве ресурсов в виде лайков, подписчиц и подписчиков вы можете пустить свой маргинальный статус в оборот. Некоторые американские школьники и школьницы травят сами себя в интернете, надеясь конвертировать статус жертвы в дополнительный социальный капитал. Сам феномен травли остается крайне негативным и опасным (как минимум для психического состояния), но нельзя отрицать и то, что некоторые научились извлекать из него выгоду.

Однако эта выгода не идет ни в какое сравнение с теми дивидендами, которые получают от интернета государства, спецслужбы и корпорации. Пока «ВКонтакте» беззастенчиво сливает данные своих пользователей и пользовательниц ФСБ и полиции, Facebook передает их финансово заинтересованным компаниям. Это 2019 год, и за репост уже во многих странах мира можно получить тюремный срок. «Запрет — это и есть свобода» — пожалуй, лучшая фраза, которая характеризует эволюцию интернета.

Увеличение цензуры и контроля, суверенизация киберпространства делают интернет еще менее привлекательным и более ограниченным местом. И хотя в интернете всё пошло не так, нам еще есть что терять.