Познавательное хикканство и основы анархизма для самых маленьких: 5 новых школьных предметов, которые придумал Григорий Остер

1. Папамамалогия

Уже по созвучию можно догадаться, что папамамалогия — это раздел зоологии, который изучает взрослых представителей вида homo sapiens, в первую очередь отцов и матерей. Как и школьные уроки биологии, папамамалогия, с одной стороны, информирует о том, где эти «существа» живут, чем питаются, а с другой — какая от них может быть польза тем, кто их изучает.

В первой, вводной главе мы знакомимся с предметом исследования вообще — выясняем, какие у взрослых повадки: днем они прячутся от детей в укромном месте, которое называют работой, а по ночам впадают в спячку. Кроме того, мы узнаем об особой «краснокнижной» разновидности взрослых:

«…в наше время радостных, хохочущих взрослых все меньше. Последние представители веселых взрослых еще сохранились в таких заповедных местах, как цирки и кукольные театры, но в основном это вымирающие существа, их надо беречь и охранять. Ни в коем случае не следует огорчать смеющегося взрослого. Уж лучше огорчить какого-нибудь другого. Который и так с утра до вечера ходит скучный, с кислой миной на унылом и недовольном лице».

И в дальнейшем — хотя учебник советует не только познавать, но и применять взрослых в хозяйстве, поскольку они «играют важную роль в обеспечении детей конфетами, печеньем, жвачкой» — почти в каждой главе встречаются призывы охранять пап и мам, беречь их. К примеру, отправляясь в экспедицию по отцовскому животу, следует соблюдать ряд важных правил:

«Любая активная деятельность в таких заповедных местах строго запрещена. Жечь костры из спичек, вырывать с корнем растения, щекотаться и тыкать пальцем в пупок — нельзя».

С осторожностью, но не без иронии Остер касается темы «токсичного воспитания», убедительно доказывая, что оно антинаучно и строится на неумении некоторых взрослых анализировать информацию и делать правильные выводы:

«…взрослый ни с того ни с сего может вдруг сообщить вам, что у вас нет мозгов, хотя даже маленькие дети прекрасно понимают: так не бывает. Без мозгов ребенок давно бы умер. <…> Очень часто только потому, что вы не спешите к ним по первому, второму и третьему зову, взрослые делают неправильный вывод, будто вы оглохли или вообще всегда росли без ушей. Им даже не приходит в голову, что вы просто решили пока к ним не ходить».

Взрослых, которые практикуют в воспитании ремень, Остер называет суеверными язычниками — «ремнепоклонниками». Тем же, кто предпочитает общаться с детьми исключительно криком, он предлагает кричать «в форточку или в глубины шкафа, прищемив себе щеки дверцами».

Но несмотря на то, что автор чаще становится на сторону детей, постепенно учебник подводит нас к объединяющей мысли: бывает, что и дети, и взрослые ведут себя неправильно по отношению друг к другу.

Вместо этого им стоило бы научиться уважать и слышать друг друга, поскольку взрослые и дети — не два противоборствующих племени, но по сути одно и то же.

Папамамалоги доказывают это, сперва открыв и изобразив на заборе «круговорот людей в природе», согласно которому взрослые берутся из детей, а дети из взрослых, и предложив затем как первым, так и вторым внимательно изучить таблицу уважения:

«Что такое уважение? Это действие, в котором участвуют, как минимум, два лица. Уважаемое и уважающее. Но кто мешает уважаемому отнестись к уважающему с точно таким же уважением? Оказывается, никто не мешает. От перемены мест уважающих друг друга ничего не меняется. Одно из главных достижений науки папамамалогии за последние триста лет — это открытие, что не только дети должны уважать взрослых, но и взрослые детей».

Увы, констатируют ученые, до сих пор еще не все взрослые выучили эту замечательную таблицу наизусть.

2. Воспитание взрослых

Разобравшись с папамамалогией, можно переходить к более прикладной дисциплине под названием воспитание взрослых. Несмотря на кажущуюся агрессивной направленность этого пособия, оно базируется на модели, схожей с уже усвоенной нами таблицей уважения: если родители воспитывают своих детей, то почему бы и детям не повоспитывать родителей?

Впрочем, местами этот учебник немного напоминает знаменитые «вредные советы». Оперируя терминами вроде «приучение» и «дрессировка», Остер, в частности, объясняет, как сделать так, чтобы взрослый перестал пользоваться туалетом:

«Допустим, вы решили приучить взрослого не пользоваться туалетом вообще. Начините с малого. Каждый раз, когда он входит туда, кричите, как будто на вас что-то упало или вы сами упали на что-нибудь. Зовите взрослого на помощь самым отчаянным голосом, чтоб он, бросая все дела, немедленно выскакивал из туалета и мчался к вам на выручку».

Что-то подсказывает, что подобные указания не следует воспринимать буквально — если только Остер, работая над «Воспитанием взрослых», не консультировался с московским панком и анархо-краеведом Захаром Мухиным, который на страницах книги Феликса Сандалова «Формейшен» провозглашает:

«…как часто вы бьете своих родителей? <…> Родителей нужно регулярно бить, иначе они так ничему и не научатся и так ничего и не поймут».

Однако «Папамамалогия» уже научила нас, что насилие, пусть и в воспитательных целях — удел «ремнепоклонников» и прочих дикарей. Значит, рекомендуя детям препятствовать естественным надобностям старших, Остер вряд ли хочет, чтобы его поняли буквально. Скорее он намекает, что подчас поведение взрослых может быть столь же абсурдным. Взять хотя бы присущее некоторым из них фанатичное чувство собственничества:

«Стоит ребенку заявить свои права на какую-нибудь вещь в собственному доме, например, заорать отцу: „Отдай! Моя игрушка!“ — и он тут же слышит в ответ: „Твоего тут вообще ничего нет. Ты пока еще ничего не заработал, не купил и не принес в дом. Даже твой горшок — наша с мамой частная собственность“».

Папамамологи с легкостью опровергают это утверждение с помощью двух аргументов. Во-первых, «многие дети ежедневно приносят в свою квартиру кучу всего: и палки, и камни, и ржавые гвозди, иногда даже дохлых жуков». А во-вторых, «у детей дома есть еще одно довольно ценное имущество: это сами родители. Они тоже по праву принадлежат детям».

Ведь согласно уже известному нам круговороту людей в природе, дети — они родительские, а родители — детские.

Настаивая на внутрисемейных свободе, равенстве и братстве, Остер предупреждает: нет ничего хорошего в ситуации, когда дети готовы беспрекословно выполнять любой приказ, к примеру, доедать невкусный суп по первому окрику. В таком случае суп может развернуться и полезть из ребенка обратно, что нежелательно, а кроме того, «избалованные взрослые, быстро усвоив мысль, что с помощью крика можно добиться чего угодно, станут кричать на вас не переставая. <…> И начнут жить в полной уверенности, что все вокруг должны их слушаться». Здесь их подстерегает опасность:

«Однажды они выйдут на улицу и <…> начнут кричать на незнакомых прохожих, требуя, чтобы те, все до одного, повынимали пальцы из носа и немедленно отправились по домам. Мыть руки с мылом. Вот тут-то изумленные родители и увидят, что никто не собирается их слушаться. Наоборот. Прохожие могут даже милицию вызвать. Или просто по шее надавать».

Именно для того, чтобы ситуация не выходила из-под контроля, и существует воспитание взрослых. Когда дети учатся у родителей, а родители у детей, оказывается, что и те, и другие «в общем-то, неплохие ребята», которые хотят делать жизнь друг друга лучше.

Но чтобы не действовать наугад, следует почаще сообщать друг другу о своих потребностях. Пусть дети когда надо не стесняются говорить взрослым, а взрослые детям, что «они доставят вам большое удовольствие, если отстанут от вас и перестанут приставать со своими предложениями». Не навсегда, конечно. Но иногда людям требуется именно это.

3. Квартироведение

Смешав природоведение с ОБЖ, Остер получил приключенческую альтернативу домоводству и прочей «правильной» скукотище. Нарисованный на обложке книги глобус узнаваемой постсоветской квартиры сразу настраивает читателя на нужный лад.

Оказывается, чтобы в жизни началась эпоха великих географических открытий, необязательно жить во времена Колумба и, рискуя здоровьем, бороздить моря и океаны. Достаточно слезть с кровати и отправиться в турпоход по собственной жилплощади. Или, как выражаются квартироведы, в кругосветное путешествие по квартире:

«…пойдите от входной двери вдоль стены, заходя во все попадающиеся на пути комнаты, кладовки и места общественного пользования. Встречную мебель не опрокидывайте. Обходите и продолжайте движение, по возможности держась за стену рукой. Через некоторое время вы с изумлением заметите, что, обойдя всю квартиру, пришли к той же самой точке, от которой начали путь. Только с другой стороны».

Разумеется, кругосветка здесь не самоцель. Гораздо важнее то, что будет встречаться вам на пути. В первую очередь, это флора и фауна вашего жилища — и представлены они гораздо шире, чем может показаться:

«…если сосчитать только одних микробов, проживающих на нашей жилплощади, то живых существ в любой квартире окажется в миллионы раз больше, чем неживых предметов. Не говоря уже о мышах, мухах, тараканчиках и разных книжных жучках».

Любопытно, что квартироведческий взгляд на мир, предложенный Остером в 1999 году, предвосхитил исследования биолога Роба Данна, с которыми знакомит его книга 2018 года «Не один дома»:

«Наш вид превратился или превращается в Homo domashnius, человека домашнего. Мы живем в мире, образованном стенами наших домов или квартир и связанном скорее с переходами в соседние помещения или другие здания, чем с внешним миром. Учитывая эту метаморфозу, нам необходимо прежде всего знать, что за виды обитают в наших домах, как они могут повлиять на наше благополучие».

Рассуждая как истинный квартировед, Роб Данн призывает заниматься биологией не только на природе, но и у себя дома. Научный коллектив, которым руководит ученый, обнаружил, что в каждом отдельно взятом жилище может обитать до 200 тыс. видов различных существ. Поддразнивая читателя, Данн пишет:

«Сделайте вдох, глубокий вдох. Вдыхаемый кислород поступает в альвеолы, лежащие в глубине ваших легких. С каждым вдохом вместе с кислородом в ваши легкие попадают представители сотен или даже тысяч видов. Присядьте. Вас окружает целый „зоопарк“ из парящих, ползающих, прыгающих видов. В своем доме мы никогда не бываем одни».

Биолог настаивает: поддерживать биоразнообразие везде, в том числе в квартирах — важно. С тем же упорством квартироведы призывают не подметать пол рядом с входной дверью и не препятствовать зарождению новой жизни. Стоит лишь убедить себя и окружающих реже брать в руки веник, чтобы «…здесь, у входной двери, постепенно образовался бы толстый слой почвы. Сначала на нем выросли бы маленькие неприхотливые травки. Потом из остатков травы, под действием пасущихся в почве микробов, образовался бы перегной. В перегное бы поселились червячки, жучки и другие мелкие животные. Потихоньку слой земли в коридоре становился бы все плодороднее, и через какую-нибудь тысячу лет здесь могли бы стоять стройные сосны или шуметь раскидистые дубы».

Можно сказать, что квартироведение — это практическое естествознание для хикикомори.

Даже с соседями, которых учебник зовет «братьями по разуму», рекомендуется контактировать с особой осторожностью. Что до внешнего мира — своеобразного «космоса», — то он, конечно, полон опасностей. И пришельцам (Остер так и называет их — «чужие»), которые могут объявиться на вашем пороге и позвонить в звонок, лучше ни при каких обстоятельствах не открывать.

«…чужой может воспользоваться кнопочкой, находящейся рядом с входной дверью снаружи вашей квартиры. Если надавить на эту кнопочку пальцем, в квартире раздается звонок. Сигнал, означающий, что кто-то пришел. К вам. Но кто — неизвестно. Открыть дверь снаружи он не может и хочет, чтобы вы по глупости сами открыли ему свою дверь изнутри. Делать этого не следует ни в коем случае. Никогда».

Такая самоизоляция вовсе не приведет к тому, что жизнь сделается скучной. Квартироведы учат осмыслять любой домашний объект так, что он становится источником увлекательнейшего досуга. Так, шкаф — это вовсе не шкаф, а высокая гора, на вершину которой можно совершить альпинистское восхождение. Ванна — «четвероногая подруга» с гладкой беззубой пастью, в которой можно плескаться, не переживая, что она вас проглотит (правда, на иллюстрации из учебника ванна изображена с зубами, которые почти загрызли купальщика; видимо, чтобы мы не забывали об осторожности, ведь ванны, как и люди, встречаются разные).

Но, пожалуй, поэтичнее всего квартироведами воспринимается унитаз, описываемый словно в японскому хокку:

«Унитаз напоминает нам крупный цветок на толстом коротком стебле. Одиноко стоит он в самой маленькой комнате, как какой-нибудь стройный тюльпан, поджидающий пестрых непоседливых бабочек, хлопотливых пчел и грациозных стрекоз».

Конечно, каждому известно, что «опыляется» этот «цветок» не насекомыми, а людьми.

Однако Остер советует не забываться, не нюхать «цветок» и тем более не срывать, ведь «отломанный от пола унитаз может отомстить своим обидчикам мощным фонтаном, бьющим из его поврежденных корней».

Другие цветы, растущие в квартире и ее за пределами, на такое не способны, так что их рвать, в общем, можно. Но не стоит: ведь живой цветок, будь то ромашка или унитаз, гораздо приятнее мертвого.

4. Нарушение правил приличия, вежливости, этикета и др.

Это «пособие юного анархиста» написано Остером в двух томах — то есть разговор о всевозможном бунтарстве предстоит основательный. Важная ремарка: правилонарушание — это не просто наука о том, как нарушать правила; это наука о том, как правильно их нарушать. А для этого нужно эти самые правила хорошенько усвоить. На первый взгляд, весьма детская уловка, но в действительности не все так просто.

Первый том начинается с того, что нарушение правил существует на земле с тех пор, как появился человек — то есть это наше естественное состояние.

В качестве примера приводится история про Адама, Еву и яблоко. Но если теологические концепции вас не очень устраивают, существует еще одна версия, согласно которой правилонарушание так же старо, как сама жизнь:

«…первое нарушенное правило появилось не в первобытные времена, а гораздо раньше, задолго до возникновения жизни на Земле, и звучало оно кратко и просто: „Не возникай!“»

Через пару десятков страниц учебник подводит нас к тому, что любое правило — не более чем условность, которая где-то работает, а где-то нет. Оказывается, на острове Мьяо Бряо жители «спокойно разгуливают друг перед другом с обнаженными попками», зато никогда не появляются на людях с открытым носом, перед выходом из дома надевая на него специальный защитный колпачок из банановой кожуры.

Еще необычнее дело обстоит на острове Тыку Сыку: там детей бьют по губам за повторение вслух таблицы умножения — считается, что она «гораздо неприличнее самых неприличных анекдотов». А на острове Пыху Вспыху самым стыдным, позорным и непристойным делом на свете почему-то принято считать тушение пожаров:

«Даже если у какого-нибудь пыхувспыхувичанина вспыхивает собственный дом, хозяин пожара все равно засовывает руки в карманы и говорит: „Нет, нет и нет, гасить не буду, лучше я просто так сгорю, чем от стыда!“»

Таким образом, прежде чем что-то нарушить, следует убедиться, действительно ли это здесь запрещено. Иначе можно оказаться в глупом положении псевдобунтаря, который решил раскурить сигаретку под табличкой «место для курения».

Конечно, такой банальной вещью как курение дисциплина не исчерпывается. Скажем, в первом томе нас ожидает большая и увлекательная глава «Неприличные звуки» с разделами в духе музыкального авангарда: «Этюды для носа», «Цыканье и чмоканье», «Чавкане и плямканье» и, конечно, «Пуки»:

«Среди огромного разнообразия неприличных звуков пуки занимают особе место. Все остальные неприличные звуки, когда они очень тихие, могут остаться незамеченными. Пуки — никогда. Даже если ваш пук был совершенно бесшумным, окружающие все равно каким-то таинственным образом узнают про него и отходят от вас подальше. Будем надеяться, что когда-нибудь науке удастся разгадать причину этого пока еще необъяснимого явления».

Углубляясь в учебник, мы постепенно осознаем, что разнообразных правил на свете такое великое множество, что успеть нарушить их все дано не каждому.

Да это и не главное. Главное — приучить себя хотя бы иногда выпрыгивать из зоны комфорта и нарушать хоть что-нибудь, пока не поздно. Иначе с вами может произойти то, что случилось с одним из персонажей второго тома, который всю жизнь мечтал заняться неуважением к старшим, но так и не успел:

«Науке широко известен случай, произошедший с одним уважаемым профессором, который долго не спешил проявлять неуважение к старшим, все время откладывал это дело на потом. Когда же седовласый старик, став уже академиком, решил, наконец, наверстать упущенное — ничего у него не вышло. Бедняга нигде не смог отыскать хоть кого-нибудь старше себя».

5. Вритература

Пособие по вритературе — это «учебник Шредингера»: вроде бы, он есть, и в то же время его нет. К примеру, на обратной стороне «Папамамалогии», изданной в 1999 году, он числится среди уже опубликованных. С вот таким заманчивым анонсом:

«Только изучив и осмыслив все, что наврали своим учителям и родителям прежние поколения детей, вы, современные дети, сможете не просто врать взрослым, а создавать для них подлинные высокохудожественные вритературные произвидения».

Мол, ищите в магазинах. Искали — не нашли. А в 2007 году Остер неожиданно объявил в интервью «Учительской газете», что приступил к работе над «Вритературой» только сейчас:

«…пишу шуточный учебник по „вритературе“. Это же целая наука, огромная область человеческого творчества, к которой в разное время прикоснулся каждый из нас. Здесь тоже есть свои жанры, свои мастера и даже гении. Существуют вритературные спектакли, которые ребенок дает перед родителями, приходя домой, или перед друзьями в школе. Я пытаюсь к этому явлению подойти с той же точки зрения, с какой литературоведы и критики подходят к литературе — не снисходительно, а с восхищением и научным восторгом! Надо понимать, что вритература не имеет ничего общего с обыкновенным вульгарным враньем. Эти понятия нельзя путать. Если человека считают лгуном, значит, он врал неталантливо, не сумел создать по-настоящему вритературное произведение. Сравнивать поистине одаренных вритераторов и врунов — это то же самое, что ставить на одну доску больших писателей и графоманов. „Я больше не буду“ — это, на мой взгляд, величайший памятник вритературы».

Но многообещающая и множество раз обещанная книга так и не вышла — ни тогда, ни годы спустя. Возможно, Остер сам увлекся вритературной деятельностью, а заодно и нарушениями правил приличия, и выдумал такую неприличную вритературную акцию: рассказывать всем про «Вритературу», но на самом деле ее не писать. Ну, или писать — и никому не показывать.

Как бы то ни было, сказанного уже достаточно, чтобы ввести этот предмет в школьную программу.

А изучать в рамках него можно произведения, которые, как правило, не попадают в программу по литературе — те, где на первом месте стоит вымысел, а уже потом смысл и другие неинтересные вещи.

К примеру, прекрасно подойдет «Сказка с подробностями» того же Остера, который именно ее считает своей лучшей книжкой. Изначально короткая история про мальчика, который поругался с мамой и улетел в космос на ракете, по требованию слушательниц, деревянных лошадок с карусели, разрастается до бесконечности. Появляются все новые и новые персонажи, и в какой-то момент одному из них достаточно перепутать мыло с шоколадом, чтобы сказка стала экзистенциальной, а «вритературность» — самой настоящей правдивостью:

«По дороге в баню дедушке Сереже не повезло. Он решил купить новое мыло, а ему вместо мыла нечаянно продали шоколадку. В похожей обертке. Но дедушка торопился и не заметил, как ему не повезло. В бане дедушке опять не повезло. Как назло, в этот день, кроме дедушки Сережи, никто в баню не пришел. Все остальные решили купаться дома.

«Ничего не поделаешь, — подумал он, — помоюсь в одиночестве».

Дедушка разделся, но тут вдруг в бане кончилось электричество, и все лампочки выключились.

Окна в бане были нарочно замазаны краской, чтоб люди не стеснялись мыться. Стало совсем темно.

— Не беда! — решил дедушка. — Намылюсь в темноте. Я и так наизусть знаю, где у меня спина, а где шея.

Дедушка снял обертку с шоколадки — он думал, что это мыло, и стал намыливаться. Но когда он намылился, выяснилось, что в бане кончились обе воды: горячая и холодная.

«В этой бане все кончилось! — подумал дедушка. — Ничего не поделаешь, пойду домой». <…>

Дедушке очень хотелось, чтоб ему кто-нибудь посочувствовал. По дороге домой дедушка проходил мимо милиции. Там, у открытого окошка сидели дежурный милиционер Иван и бабушка Марья. Она пришла к дежурному Ивану в гости.

— Посмотрите, какой грустный пожилой негр идет по улице, — сказала Марья Ивану. — Давайте ему посочувствуем.

Марья приняла дедушку Сережу за негра, он был весь шоколадный и от этого очень коричневый.

— Гражданин, — крикнул Иван негру, — почему вы грустный?! Что вас огорчило?
— Баня, — сказал негр Сережа. — Наша баня.

Марья и Иван решили, что негр называет баней свою Африку, в которой тоже жарко. Как в бане.

— К сожалению, — сказал Иван, — милиция вам помочь не может. Против жары мы бессильны.
— Водой обливайтесь. Холодной. Легче станет! — посоветовала бабушка Марья.
— Кончилась там холодная вода, — вздохнул негр Сережа. — И горячая тоже. Даже электричество кончилось.
— Бедные мои! — посочувствовала неграм бабушка Марья. — А вы постройте себе электростанцию, опять электричество начнется.
— Электростанцию? — не понял дедушка. — В бане?
— В Африке! — объяснил милиционер Иван.
— Разве мы про Африку разговариваем?
— Конечно, про Африку, — сказал Иван. — Вы же негр.
— Я?! — поразился дедушка Сережа. — Вы так думаете?
— Сами на себя посмотрите, — предложила бабушка Марья и протянула дедушке круглое маленькое зеркальце, которое всегда носила с собой сумке из-под капусты.

Дедушка поглядел в зеркальце, убедился, что он действительно негр, попрощался с милиционером и бабушкой, пошел по улице. Но он не знал, куда ему теперь идти.

— Где живет тот негр, которым я стал? — спрашивал он себя и не находил ответа«.

Вопрос, который волнует здесь дедушку, не столько бытовой, сколько философский, сущностный — наподобие извечных «Кто виноват?», «Что делать?» и «Почему вритература есть, а учебника по вритературе нет?». Кроме того, хотелось бы наконец узнать, куда делись книги, которые в 1999 году перечислялись в графе «готовятся к выпуску», а именно: «Хваталгебра», «Ничегоневедение», «Ангцузский язык», «Сорифметика», «Карманотомия», «Схлопотаника», «Увиливание», «Навсеначхимия»?

Мы уверены, что как только человечество найдет ответы хотя бы на два последних вопроса, люди по всему миру станут более мудрыми и образованными. Ну или, по крайней мере, чуть более веселыми.