Почему мы мало общаемся с соседями и как это влияет на качество нашей жизни

«Морфология российской застройки в принципе не расположена к тому, чтобы люди общались между собой»

Российские дома неуклонно растут: средняя этажность городов уже повысилась в два раза, если сравнивать с началом 1990-х. Самые высокие здания возводятся в Москве, где среднее число этажей в новостройках — 20. Чуть меньше это значение в Екатеринбурге и Красноярске — 17 этажей, выяснили эксперты аналитического агентства ЦИАН.

«Человеческий масштаб сегодня забыт и недооценен», — пишет датский архитектор Ян Гейл в библии современных урбанистов «Города для людей». Как правило, с автором соглашаются все, у кого дергается глаз от словосочетания «многоэтажная застройка».

Чем специалистам по городскому планированию не угодили высотные здания?

По мнению Гейла, соизмеримая с человеком архитектура — ключевой фактор, благодаря которому города могут стать комфортным для проживания. Речь о не слишком высоких дома и удобных пешеходных зонах, где прохожий не чувствует себя муравьем. Но с 1960-х человеческий масштаб отошел на второй план. Модернисты отрицали город как единое пространство и уделяли внимание отдельным строениям — так появились «огромные безжизненные города».

Чтобы объяснить, почему важна высота зданий, Гейл проводит аналогию с театром. Самые удобные и дорогие места расположены не слишком близко и не слишком далеко от сцены. И наоборот — когда мы покупаем дешевые билеты где-то на балконе, то видим общую схему движения актеров, а не представление во всех его красках. Причина в горизонтальной ориентации человеческого зрения: наша сетчатка устроена так, что мы различаем перпендикулярно расположенные объекты даже за пределами поля зрения. На бо́льших расстояниях мы получаем максимум информации, но она не детальная, на меньших — наиболее сильные и эмоционально значимые впечатления.

Характер коммуникации между соседями тоже зависит от расстояния.

Люди, живущие на верхних этажах, видят город совершенно иначе, чем люди, чьи квартиры расположены на этажах с первого по пятый.

И как следствие — активность вокруг высотных зданий снижена.

Ян Гейл ссылается на исследования жилых районов в Дании, которые показывают: в кварталах с двух-трехэтажными зданиями люди общаются гораздо больше, а их активность выше. И наоборот: кварталы с многоэтажными зданиями и высокой плотностью снижают качество общественного пространства и взаимодействия между людьми.

У Дональда Эпльярда и Марка Линтелла есть исследование, посвященное тому, как дорожные условия влияют на качество уличной среды. Они проводили опросы и наблюдения на трех одинаковых улицах Сан-Франциско. Там, где движение было интенсивнее, люди меньше поддерживали социальные связи с соседями. Увеличение трафика также сопровождалось отъездом семей с детьми с этих улиц.

«Морфология современной российской застройки в принципе не расположена к тому, чтобы люди общались между собой, — рассказывает „Ножу“ урбанист и автор блога „Город для людей“ Аркадий Гершман. — В многоэтажных районах не предусмотрены площади для коммуникации. Лифт, помойка, местная школа — на этом всё. И то школу умудрились закрыть забором, а рядом сделать парковку.

Кроме того, наше восприятие очень ограничено. Когда в таком человейнике 30 квартир и 60 жильцов на один подъезд — невозможно запомнить всех. Если мы будем строить среднеэтажное жилье с хорошо обозримым двором и нормальным количеством квартир на подъезд, управлять домом станет проще.

Сложно о чем-то договориться, если в одном доме 700 собственников, другое дело, когда хотя бы 70.

Среднеэтажная застройка может быть не менее плотной, чем многоэтажная. Это зависит от того, как архитекторы работают и планируют участок. Например, в центре Санкт-Петербурга нормальная плотная застройка и люди в целом неплохо управляют своим имуществом. Везде есть хорошие и плохие примеры, но в среднем в Питере в этом плане обстановка лучше, чем в Москве, где всё управление взял на себя город.

Соседство важно, потому что вместе проще решать проблемы, начиная от самых банальных — если у кого-то сбежала кошка, то, скорее всего, ее пойдут искать по соседям. А если переводить в масштаб дома — это общее имущество. Чтобы это имущество не уменьшалось, а, наоборот, росло в цене, надо уметь договариваться».

Городская среда и планирование напрямую зависят от особенностей и функций города. Военные города Римской империи представляли собой организованную сетку улиц, общественных зданий и казарм. Средневековые торговые и ремесленные поселения сотканы из коротких пешеходных маршрутов и площадей. Получается, сначала мы формируем города, а потом города формируют нас.

Соседство приобрело новые формы

У модернистской высотной застройки много минусов, потому что это утопичная модель. Модернизм опирался на строгие расчеты, но с такой же сверхрациональностью строились и хрущевки.

«Архитекторы, которые строили высотное жилье в 1960–1980-х, думали, что создают маленькие улицы на этих огромных этажах. Но жизнь на эти этажи не перенеслась по разным причинам.

Проектировщики хрущевок также опирались на точный расчет — им казалось, что это очень научно и рационально. Существовали таблицы с расчетами — перечень всех дел, которые человек делает в своей жизни, с точки зрения советского архитектора. Допустим, сколько квадратных метров надо человеку, чтобы вытереться полотенцем, и чуть ли не для того, чтобы перемешать ложкой суп. Для каждой активности в хрущевках были выделены свои квадратные метры.

В итоге жилье начало обрастать проблемами — из-за ориентированности на модель, которая не может существовать. Люди всегда выходят за рамки, которые им устанавливают, они никогда не „средние по госпиталю“, они всегда разные», — говорит социолог Любовь Чернышева.

С точки зрения социологов, многоэтажки не повод для опасений, а огромное поле для исследований. «Слоеный пирог соседства» — так назвали совместный проект ученые из России и Финляндии, в рамках которого рассматриваются соседские отношения во всех проявлениях. Социологи Любовь Чернышева и Эльвира Гизатуллина изучают многоэтажные районы на окраинах Санкт-Петербурга, в частности «Северную долину», — и рассказали «Ножу» о промежуточных результатах.

«Северная долина» раскинулась на 270 гектарах на северной окраине города — в историческом районе Парнас. В новом микрорайоне по плану застройки предполагается построить 2,7 млн квадратных метров жилья.

Исследование началось с изучения местных шеринговых практик. Социологи заметили, что в микрорайоне очень много альтернатив сервисам типа «Авито» или «Юлы» — соседи часто обмениваются вещами через соцсети. Таким образом, сочетаются желания экономически поддержать себя, с кем-то пообщаться и при этом не уезжать в другую часть города.

Помимо этого исследовательницы наблюдали, как поддерживают соседские отношения жители многоэтажек в «Северной долине». Выяснилось, что современное соседствование не отсутствует, а просто приобрело новые формы.

«Классическое восприятие: многоэтажки высасывают жизнь из городов, а сообщества формируют жизнь на улицах. Да, чем больше жителей на этаже, тем труднее их запомнить, и люди зачастую не знают своих соседей по лестничной клетке. Но, как правило, у них формируются связи с теми, кто живет дальше, — с соседями по дому, на другом этаже, например.

В „Северной долине“ есть группы „ВКонтакте“, где соседями считают друг друга тысячи людей. Они делятся вещами, помогают прикуривать автомобили, осуществляют соседский контроль. И получается, что общаться вживую особой необходимости нет. По сути, даже соблюдение каких-то правил — например, не шуметь или не мусорить — тоже форма общения, но она не подразумевает непосредственного контакта.

Соседские отношения не означают сообщества. Как раз пример содействия активных инициатив в „Северной долине“ говорит нам, что там есть сеть, состоящая из людей и какой-то структуры, через которую и происходит их взаимодействие. Контакты могут быть единоразовыми. Например, люди ходят на субботники, что-то сажают, ищут компанию, чтобы вечером кататься на велосипедах, или даже зовут незнакомцев поиграть в настольные игры. Но нельзя сказать, что это сообщество, потому что это неустойчивая группа», — говорит Эльвира Гизатуллина.

Понятие сообщества, базовое для социальных наук, сегодня имеет сотни определений. По словам Любови Чернышевой, соседство в «Северной долине» лучше описывает понятие «сообщество практики». Это временные сообщества, основанные на общем интересе. Например, когда жители двора пытаются разными способами бороться с уплотнительной застройкой — привлекают внимание прессы, собирают подписи, проводят пикеты, судятся с застройщиками. И когда добиваются или не добиваются цели, для дальнейшего взаимодействия уже нет повода.

«Северная долина» — довольно специфический случай. В новостройках на окраине активно развиваются социальные сети и люди много общаются онлайн. Получается, они могут создавать связи не только с соседями в непосредственной близости, но и в других домах, но могут не знать, кто живет в соседней квартире. Зато могут знать каких-то активистов района и общаться с ними.

Любовь утверждает, что это способствует новому пониманию того, что считать соседскими отношениями. В классическом понимании соседство представляется в виде эго-сети. Есть «я» — центр этой сети, и он окружен соседями. Чем больше соседей — тем выше социальный капитал, а значит, соседство лучше живет: больше социального контроля, меньше беспорядка и преступности.

Но из-за того, что в современном соседстве большую роль играют соцсети и онлайн-общение, уже нельзя сказать, что есть один эго-центр и его контакты. Получается такая деперсонализированная сеть, в которой, чтобы соседствовать, не надо ориентироваться на конкретного соседа. Достаточно быть подключенным к какой-либо группе, потому что так можно черпать ту информацию, которую генерировала эта сеть в течение долгих лет: где в районе открылись новые точки, а где закрылись, как отдать ребенка в школу, как правильно читать квитанции… В этой системе эго-центра уже не будет.

«Следующий этап исследования — сравнение с другими районами.

Считается, что соседство в хрущевках, в небольшом пятиэтажном жилье, утопающем в зелени, обязательно крепкое и эффективно работает, а если это высотка — почему-то не должно работать.

Среда, безусловно, влияет на соседские отношения, но очень ограничено», — говорит Любовь.

По мнению исследовательниц, после крушения социалистической системы в России квартиры приватизировались без понимания того, что в доме, помимо индивидуальной, есть еще коллективная собственность. Хозяева квартир редко осознают, что все жильцы дома в равной степени владеют подвалами, чердаками, инфраструктурой — и никто, кроме собственников, заботиться обо всем этом не будет. Но чтобы разобраться в управлении общим имуществом, надо долго и целенаправленно изучать вопрос. Это сложно, проще отмахнуться со словами «Да всё равно скоро капитальный ремонт» или «Найдется какая-нибудь активистка, которая всё решит». А такая позиция выгодна управляющим компаниям.

В других постсоциалистических странах приватизация шла иначе. Например, в Венгрии были организованы кондоминиумы, которые получили в собственность общие инфраструктуры и пространства. В Восточной Германии корпорации получили жилые массивы и стали собственниками.

Апогей этой капиталистической истории — в Соединенных Штатах, где люди стригут газоны не потому, что есть какой-то закон, а потому, что один неподстриженный газон уменьшает стоимость домов во всем районе. Рыночные отношения рассматривают квартиры как ресурс и благо, которое можно монетизировать. В постсоциалистических городах совсем иное восприятие, в отличие от капиталистических. Значительная часть россиян никогда не покупала жилье, а уже к 2015 году было приватизировано около 30 млн квартир.

Конечно, любая материальная среда влияет на то, как организованы человеческие отношения и какие практики будут реализованы, многое зависит и от этажности. Но люди всегда находят способы, чтобы эффективно решать вопросы и взаимодействовать друг с другом.