Франсуа Озон: «Есть много способов кончить»
«Двуличный любовник» — история о девушке, которая узнает, что у ее жениха есть брат-близнец. Запутавшись в паутине любовного треугольника, она не может понять, какого из двух пауков ей выбрать: каждый таит в себе столь волнующую ее опасность. Фильм завораживает своей визуальной составляющей, с первых же минут заставляя зрителя балансировать между любованием и шоком. Ксения Рудич поговорила с его режиссером Франсуа Озоном об истории создания картины и смыслах, которые он в нее вкладывал.
— Первые кадры — я смотрела и не могла поверить, что вы сделали это [крупный план глаза девушки монтируется с очень крупным планом другого женского органа — прим. ред.] Вышло, конечно, очень красиво, но разве это не слишком откровенно? Вы сразу, без подготовки, дразните аудиторию.
— Конечно! Я всегда играю с аудиторией в своих фильмах. Я не могу оставаться нейтральным, я же не из Швейцарии (смеется), мне нравится взаимодействовать со зрителями. Я выражаю чувства очень остро — так чтобы люди недоумевали: «Это правда? Или это вымысел?», так что я очень рад вашей реакции. Я осознаю, что кому-то это нравится, а кому-то нет, но это не хорошо и не плохо. Пробовать такие вещи — значит ходить по лезвию, но ведь это именно то, для чего придумано кино!
Первые кадры в «Двуличном любовнике» очень важны для понимания фильма, в котором нам предстоит проникнуть вглубь персонажей, в их двойную сущность, раскрывать их секреты, наблюдать за сексом. Так что для меня такое начало было очевидным решением.
А еще вагина и глаз — одной формы, и оба очень красивы.
— В кадре настоящая девушка? Вы предупредили ее о том, что хотите снимать?
— Это реальная модель Penthouse. Конечно, она знала, что именно я хочу снять. У нее очень красивая вагина. Но её имя нигде не появляется, и только несколько человек знают, кто позировал в этой сцене.
— В фильме вы не раз возвращаетесь к символу вагины.
— Я предполагал, что многие зрители так подумают. Но то, что показывается второй раз — это голосовые связки, которые пусть и очень похожи на вагину, но одинаковы у всех людей.
— Как вы себя останавливали, чтобы не переборщить?
Никак. Режиссер вроде бы должен ставить какие-то границы, но должен и экспериментировать. Иногда это работает, иногда нет. Реакция будет неоднозначной в любом случае, так что я не боюсь обвинений в дурновкусии. Наша жизнь часто безвкусна, пресна, так что добавить в нее что-то необычного — это в любом случае хорошо. В этой игре с жанром триллера у меня была абсолютная свобода, я не цензурировал себя.
— Вы встречались с подобным сюжетом в реальной жизни?
Я не стремился к реалистичности, реализм вообще мало меня интересует. Я предпочитаю сам создавать сложные ситуации и смотреть, как мои персонажи будут их проживать.
— Ваш фильм близок с творчеством Альмодовара, но еще он напомнил мне фильмы Брайана де Пальмы. Он тоже был вашим источником вдохновения?
— Конечно, в моем подсознании проигрывались фильмы де Пальмы и Хичкока. Они оба работали в жанре эротического триллера, так что, конечно, когда снимаешь что-то подобное, оглядываешься на этих мастеров. Я старался экспериментировать с визуальными эффектами в этом классическом жанре, но отсылки к де Пальме знатоку сложно не заметить.
— А кот в фильме уж очень напоминает кота из фильма «Она» Пола Верхувена. Это тоже отсылка?
— Я посмотрел «Её» уже после съемок, так что нет. Просто, знаете, есть такой тип котов. Они просто потрясающие — роскошные, мистические создания. Когда видишь их в кадре, возникает чувство, что они знают, о чем ты думаешь. Кстати, у актрис в «Любовнике» тоже кошачьи повадки.
— А ведь это дискриминация — то, что в Каннах дают пальмовую ветвь лучшей собаке, а для котов награды нет.
— Точно. Хорошая идея. Надо начать награждать котов.
— С ними же невероятно сложно работать на площадке. Сколько котов вы задействовали в фильме?
— У нас были очень хорошие тренеры. Мы снимали двух серых котов — один был хорош в движении, в прыжке, а второй наоборот — идеален для сцен, когда его носят или он просто лежит. У них очень разные характеры, так что это отлично подходило для съемок.
Еще у нас очень ленивый был черепаховый кот — он практически не двигался, так что можно было подумать, что это чучело. Мне кажется, он так и не издал ни единого звука на площадке.
— Что такого особенного в модели Марине Вакт, что вы снова предложили ей поработать вместе четыре года спустя?
— Она — звезда, безусловно, такая молодая и красивая, работает с разными режиссерами. Но главное — мне было интересно увидеть, как именно Марина выросла как актриса. Я был уверен, что она справится с такой сложной ролью, но очень переживал по поводу того, что снова зову ее сниматься обнаженной и играть во множестве интимных сцен. Но Марина с большим энтузиазмом взялась за эту роль, и для меня было настоящим удовольствием проходить через это творческое испытание вместе с ней.
— После «Молода и прекрасна» вы сказали, что картина, возможно, получилась слишком открытой для интерпретаций, и фильм «Новая подружка» был более точным высказыванием. Но в «Двуличном любовнике» вы снова обращаетесь к многослойности смыслов, к возможности интерпретаций. Почему вы вернулись к «сложному» сценарию?
— Вообще-то у меня было чувство, что фильм достаточно прозрачен. У вас нет?
— Тогда что именно прозрачно для вас?
— Развязка, откровение в конце фильма — это возвращение в реальность. На самом деле, все зависит от истории — каждый раз я стараюсь дать аудитории свободу, чтобы они увидели «свой» фильм.
Для меня важно дать зрителю свободу прочувствовать фильм сообразно его собственной индивидуальности. Я не из тех режиссеров, которые снимают фильмы с четко выраженным посылом.
— Вы — режиссер с огромным опытом. В съемочном процессе вы педант-перфекционист, вы требовательны к себе и актерам или принципиально даете себе и им свободу?
— Все вместе. Мне просто нравится режиссура, я получаю от этого занятия настоящее наслаждение. Мне нравится находиться на площадке и вместе с командой проходить через все испытания, которые нам выпадают. Я стараюсь работать с актерами на доверии. Конечно, я требователен, но в хорошем смысле этого слова. Хотя, наверное, это лучше спросить у актеров — я же не могу посмотреть на себя со стороны.
— Кстати, об испытаниях. Что сложного было в этом проекте?
— Работа с компьютерными эффектами, потому что раньше я никогда их не использовал. Я хотел, чтобы они были очень сильными, убедительными и одновременно реалистичными. Мы убили на них кучу времени, зато я был в восторге от того, что получилось.
— Когда смотришь «Двуличного любовника», невольно вспоминаешь другие фильмы с похожей темой: «Связанных насмерть» Кроненберга или «Сияние» Стэнли Кубрика. Понятно, что близнецы — это очень мистическая тема.
— Для меня близнецы — это шедевр природы. Представьте, природа может создать абсолютно идентичных людей — разве это не восхитительно? Так что для меня любая сцена в фильме с близнецами — это произведение искусства.
— Но в этом есть и что-то пугающее. Мы все — индивидуальности, но тут мы буквально смотримся в зеркало. Одинаковые внешности, но такие разные личности.
— Лично для меня было интересно показать, как Хлоя (героиня Марины Вакт) путается в близнецах: кого из двух она хочет, с кем разговаривает в данный момент. Но есть еще и некая метафора: любая пара проходит через желания и фантазии о других, через тайны.
— В фильме мы оказываемся в музее современного искусства. Что за экспонаты мы видим? Вы их сами выбирали?
— Большинство из них были созданы нашим арт-директором специально для фильма, так как они являются отражением внутренних конфликтов героев.
— Как думаете, почему французские режиссеры одержимы темой секса? Они сейчас практически не снимают политические или исторические фильмы…
— Да просто все французы одержимы сексом, простите.
Хотя вот мой последний фильм «Франц» можно назвать историческим.
— Как вы приходите к идее фильма? Вы сами пишете сценарии, с чего начинается работа, что дает толчок картине?
— Я должен зафиксировать на чем-то свое желание. А вдохновение — оно вокруг нас, особенно, когда ты знаешь, что именно искать. В случае с «Двуличным любовником» изначальным толчком была книга Джойс Кэрол Оутс. Мне понравился сюжет, и я понял, что это отличная возможность опробовать новый для меня жанр. И, конечно, поиграть с визуальными эффектами, с отражениями, с раздвоением кадра, с лестничными пролетами.
— А для вас как зрителя что важнее — история, контекст или красота кадра?
— Я не разделяю фильмы на такие составляющие. Для меня важно рассказать историю, но сделать это красиво. Я не буду снимать эстетику только ради эстетики.
— Во время просмотра мне показалось, что эта картина стала вашей любимой, прямо видно, сколько души вы в нее вложили. Признайтесь честно, вам понравилось работать над «Любовником» больше, чем над другими своими фильмами?
— Нет, я всегда получаю удовольствие от съемок, просто оно всегда разное. Есть много способов кончить (смеется).