Интервью с Алексеем Паевским

Science Bar Hopping — научно-популярный фестиваль Фонда инфраструктурных и образовательных программ (Группа «РОСНАНО») и медиакомпании «Бумага». Ученые читают лекции в барах, а аудитория при этом может пить алкоголь. 30 мая в Санкт-Петербурге прошло шестое подобное мероприятие: в 16 барах выступили 32 ученых. Главной темой фестиваля стала эволюция науки.

— Алексей, вы не ученый, но активно занимаетесь просветительской деятельностью и популяризируете науку. Расскажите, как это возможно?

— Ну, во-первых, я себя никогда не называл просветителем, это слишком пафосно. Слово «просветительство» подразумевает некое отношение сверху: сейчас мы будем вас учить уму-разуму. Это неправильно. Отношение [между аудиторией и лектором] должно быть на равных. Если человек не знает того, о чем ему рассказывают, это не делает его ни лучше, ни хуже.

Моя основная работа — научная журналистика, то есть писание о науке. Этим я занимаюсь уже шестнадцатый год. С 2005-го я был журналистом такого плана в ежедневном СМИ, в «Газета.ру». Формат лекций и других выступлений — это уже с 2014-го. Сейчас я провожу около 150 выступлений в год, в среднем три-четыре в неделю.

— Расскажите, как вы начинали, где вход в профессию лектора?

— Механически всё очень просто. Если 15 лет или даже пять-семь каждый день читаешь о чем-то, то фактически получаешь очередное высшее образование. Дело в ежедневной практике, и, самое главное, в практике по собственной инициативе.

— То есть нужно быть заинтересованным читателем?

— Скорее заинтересованным писателем. Потому что я не просто читаю — я каждый день об этом пишу. Причем пишу так, чтобы, с одной стороны, было понятно обыкновенному человеку, а с другой — чтобы меня потом не убили авторы прочитанных мною статей. Здесь очень важна тщательная проверка себя. Фактически работа научным журналистом — огромное подспорье для лектора, потому что ты каждый день учишься: открываешь научную статью и разбираешься с новыми вещами, которые могут быть тебе непонятны, терминами, дискуссиями. И за несколько лет постепенно складывается цельная картина, которой ты уже можешь делиться с людьми.

— Есть какой-то переходный этап от заинтересованного писателя к лектору?

— У меня как-то случайно получилось. Мне позвонил знакомый по «Что? Где? Когда?» Максим Поташёв и сказал: «Алексей, тут „Росатом“ ищет лектора, ты готов прочитать?» А потом просто пошло одно за другим.

Выступление с лекциями — ремесло, довольно схожее с научной журналистикой. Конечно, хорошо, когда есть у кого учиться, когда есть человек, который может послушать твою лекцию и сказать: «Здесь фигня, здесь так себе». В противном случае учишься на своих ошибках.

Еще очень важно следующее. Если ты прочитал лекцию и к тебе пришли с комментариями, что вот здесь ошибка, здесь ошибка, здесь устарело, здесь не то, самое неправильное говорить: «Да вы сами ничего не знаете». Всё нужно проверять, если ошибка — признавать это и исправлять в следующей лекции.

— У вас очень широкий спектр тем лекций: история науки, космос, медицина, архитектура, химия. Как можно быть специалистом одновременно в таких разных областях?

— У меня четыре основных направления, по которым я читаю лекции: нейронауки, химия, история медицины и история науки. Вот это те вещи, которыми я активно и давно занимаюсь. Из-за того, что я много лет погружен в эти области, у меня хватает наглости о них что-то рассказывать людям. Я не ученый, хотя где-то могу выступать как эксперт. Могу объяснить на примере нейронаук. Ученые прекрасно знают свою тему, но она настолько широка, что они почти ничего не знают о тех ее частях, которыми сами не занимаются. А я каждый день просматриваю новые статьи и выбираю, о чем написать для нашего портала «Нейроновости», поэтому получается, что осведомленность у меня шире.

— Что думаете о формате «наука в баре»?

— Мне очень нравится. Потому что он неформальный и максимально приближен к реальному научному поиску. Я много занимаюсь историей науки, и ряд прозрений, открытий случались как раз за пинтой пива. Плюс это возможность выйти на новую аудиторию. Часто бывает так, что тусовочка замыкается в себе и мы рассказываем для себя же. А сюда приходят люди, которые знают, как ходить в бар, но, возможно, не очень привыкли к лекциям.

— Алкоголь и наука вообще сочетаются? Сегодняшняя ваша лекция связана с работой мозга, с этой позиции они совместимы?

— При избыточном употреблении алкоголь жестоко влияет на мозг. Но в разумных дозах он многим помогает общаться, делает коммуникацию чуть проще. Вообще, это такой элемент культуры общения, у нас ведь не принято пить в одиночку. Если только человек не в состоянии депрессии или чего-то подобного. Так что это абсолютно нормально: встретиться за кружкой пива и обсудить какие-то научные вопросы. Я даже знаю одно серьезное открытие, которое было сделано за ящиком пива.

— С общением понятно, а как насчет восприятия?

— Восприятие зависит не от употребления алкоголя, а от того, смог ли лектор зацепить аудиторию какими-то крючочками. В работе, конечно, требуется абсолютная четкость, собранность, никакого алкоголя быть не должно.

— Вы написали книгу о нобелевских лауреатах, общались со многими из них. Какие у них отношения с алкоголем?

— Очень разные. Есть те, кто вообще не пьет. В то же время я разговаривал с нобелевским лауреатом по химии Куртом Вютрихом, который участвует в новой магистерской программе МГУ, и он жаловался, что из-за карантина не может приехать в Россию и выпить с друзьями водки.

— Всё как у людей.

— Да, ученые такие же люди, ничем не отличаются, ни лучше, ни хуже. Есть среди них святые, а есть гады, подонки и всё такое, в том числе среди великих.

— Расскажите, зачем вообще заниматься популяризацией науки среди непрофессионалов? Есть у этого какая-то цель в будущем?

— Не знаю. Я читаю очень много лекций, понимаю, что это важно, но не знаю, как именно это выстрелит. Иногда цель понятна — например, когда я рассказываю про медицину и призываю людей прививаться или пойти к врачу, я помогаю принять правильное решение.

Когда мы работали на портале «Такздорово», мы формировали представление, что здоровый образ жизни — это модно. То, что происходит сейчас, 10 лет спустя, — это наша работа, в том числе наша. И когда через пять лет пришли данные, что смертность от сердечно-сосудистых заболеваний снизилась на 40 тысяч человек в год, я считаю, что их спасли мы.

На нашем счету маленький город, который мы спасли. Человек после моей статьи вовремя пошел куда-то, обнаружил заболевание, либо спас зрение своему младенцу после ретинопатии, либо нашел у себя или у кого-то из родственников рак на первой стадии, а не на третьей, и выжил.

А с популяризацией науки другая история. Наша работа может выстрелить через 10, 20 или 50 лет. Я знаю нескольких выдающихся, величайших ученых, которые пришли в науку, потому что прочитали научно-популярную книжку. Есть такая книга Поля де Крюи «Охотники за микробами», одна из главных по микробиологии. И я знаю, что как минимум два нобелевских лауреата пришли в науку, прочитав ее. Александр Йерсен, выдающийся человек, который открыл возбудителя чумы и по сути создал всю медицину во Вьетнаме, пришел в науку, прочитав научпоп про Пастера.

— А почему приводить новых людей в науку важно?

— Важно не новых людей приводить в науку, а тех, кто в ней что-то сделает. Задача просветителей — привести в науку гениев, которые в противном случае могли бы проскочить мимо нее.

— А для тех, кто вряд ли свяжет свою жизнь с наукой, для них какова ценность просветительских лекций?

— Люди ходят в театры не для того, чтобы стать актерами, а чтобы получить удовольствие. И на наши лекции ходят, чтобы получить удовольствие. Люди пришли, получили кайф, узнали что-то новое, рассказали про это детям, сослуживцам, собутыльникам, девушке. Это же классно. Задачи загнать всех в науку нет.

— Что вы думаете про закон о просветительской деятельности? Теоретически он может сильно повлиять на вашу работу как популяризатора науки.

— Да, может. Насколько я знаю этот подзаконный акт, это такая большая глупость и неуклюжесть. Знаю, что его отправили на переписывание после слушаний в Общественной палате, не знаю, каким он оттуда вернется. Замминистра образования краснел, бледнел, покрывался багровыми пятнами [за законопроект]. Минпросвещения вроде как хотело сделать закон, который касается выступлений в научных и образовательных учреждениях, а фактически правило применили ко всему, и к разовым выступлениям тоже. Ну и написали настолько криво и коряво, что получилось как получилось. Поэтому и ушло на доработку. Это то, что я знаю. Сделали по-идиотски. Я не вижу здесь злого умысла, просто кривые руки и кривые головы работали. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Расскажите, как идет процесс написания книг по истории тех наук, на которых вы изначально не специализировались?

— Четыре наши книги были сделаны по мотивам нашего же блога. У нас с Аней есть блог по истории медицины, мы запустили его, когда она еще училась у меня, чтобы было где публиковаться. В какой-то момент он стал популярным, и к нам пришли из [издательства] АСТ, предложили сделать книгу. Так появилась книга по истории болезней. По сути, всё выросло из небольшой инициативы, которую мы довольно активно развивали. Сейчас доделываем книгу, которую уже сами решили написать, — об основах нейронаук.

— Нужна ли специальная подготовка, чтобы написать такую книгу, если, допустим, есть серьезная мотивация?

— Главное здесь — умение работать с информацией, потому что в книгах нельзя наврать. В отличие от статьи в интернете книгу не получится поправить. Еще нужен большой опыт написания текстов. И надо уметь работать на стайерских дистанциях, потому что это довольно долгая вещь, есть риск забить, бросить.

Читайте также

Фото: Юлия Мелешко, Влад Буленков, Дмитрий Колосов