Свобода, ведущая нейроны. Признает ли современная биология свободу воли
Свобода воли была одним из главных вопросов античной философии. Полярные точки зрения на эту проблему и основные линии аргументации наметились уже тогда. С тех пор прошло две с половиной тысячи лет, и, казалось бы, всё, что мы узнали о работе мозга, генетике и влиянии культуры на принятие решений, должно было бы подвинуть нас в решении этой головоломки — свободен человек или нет. Дэн Фальк поговорил с двумя крупнейшими современными учеными, отстаивающими свободу воли и уверенными в ее полном отсутствии, и обнаружил, что никакого консенсуса нет и в помине.
Вам хочется пить, и вы тянетесь за стаканом воды. Это можно считать либо свободным действием, либо неизбежным следствием законов природы. Есть ли у нас свобода воли? Вопрос древний, и не самый простой. Над ним ломали головы лучшие умы, и многие из них пришли в итоге к достаточно однозначному ответу — либо безусловно да, либо безусловно нет.
В лагере приверженцев «безусловно нет» находится Роберт Сапольски, приматолог и профессор неврологии Стэнфордского университета. В своей новой книге «Обусловленность: наука о жизни без свободы воли» он рассказывает, почему у нас не может быть свободы воли. Почему мы ведем себя так, а не иначе? Почему мы предпочитаем бренд A бренду B или голосуем за кандидата X, а не за кандидата Y? Не потому, что у нас есть свобода воли, а потому, что каждое действие и мысль являются результатом «совокупности биологических и экологических случайностей».
Сапольски пишет, что «биологические факторы, над которыми вы не имели контроля, и взаимодействие с окружающей средой, над которой вы не имели контроля, сделали вас вами». Другими словами, «все ваше детство, начиная с того, как мать обращалась с вами в течение первых нескольких минут после рождения, заканчивая культурой и эволюционным развитием, сформировавшим ваш вид, в совокупности и определяют ваш выбор».
В своей последней книге Сапольски снова сочетает приземленную прямоту и литературный стиль, которые отличали его предыдущие работы, в том числе «Почему у зебр не бывает язв», посвященную биологии стресса. Подводя итог своим рассуждениям в «Обусловленности», он пишет:
Сапольски сейчас за шестьдесят, у него густая борода и бодрый вид. Во время нашего недавнего интервью по зуму я искал непоследовательность в его рассуждениях — все, что могло бы свидетельствовать о том, что в глубине души он признает, что мы действительно принимаем свободные решения, как, несомненно, воспринимают это многие из нас. Но он был к этому готов и стоял на своем.
У меня не было возражений против того, что культурные и генетические факторы, а также факторы окружающей среды влияют на нашу жизнь и заставляют нас двигаться в определенном направлении. Но как эти факторы могут влиять на то, что мы говорим или делаем в каждый момент времени? Он снова перевел стрелки на меня.
«Почему вас так волнует этот вопрос? — спросил он. — Почему вы стали человеком, который берет у кого-то интервью на эту тему? Этого бы не случилось, например, если бы вы выросли в центральном Нигере и у вас были бы кишечные паразиты».
По словам Сапольски, большинство людей обо всех своих действиях думают, что совершают их свободно. «Вы спрашиваете: „Намереваюсь ли я это сделать? Осознаю ли я, что мог бы сделать что-то еще? Что у меня были варианты?“ Интуитивно на все эти вопросы мы отвечаем „да“, и таким образом утверждаем значение свободы воли в нашей жизни. Но это все равно что пытаться оценить фильм, посмотрев последние три минуты. Если всерьез попытаться ответить на вопрос о том, откуда взялось некое намерение, следует учитывать все, что происходило от одной секунды до миллиона лет назад. Это неизбежно приводит к выводу, что свободы воли не существует. Потому что, как бы вы ни старались, вы ничего не решаете. Вы не можете заставить себя проявить силу воли. Вы не можете думать о том, о чем вы будете думать в следующий раз. Это просто невозможно».
По мнению Сапольски, вы не можете избежать влияния биологических и культурных сил и факторов окружающей среды, которые предшествовали вам и сформировали вас. «Все слишком крепко спаяно друг с другом, и нигде нет ни малейшей трещины, в которой свобода воли могла бы явить себя, — говорит он. — В современных аргументах в пользу свободы воли, которые не ссылаются на Бога, волшебную пыльцу или что-то в этом роде, все равно предполагается некий маневр, который позволяет обойти обстоятельства и причины, побуждающие нас к тому или иному. Но это нарушает законы функционирования нейронов, атомов и вселенных. Ваша жизнь — это следствие всего, что было раньше».
Многие ученые и философы с этим не согласны. Кевин Митчелл, нейробиолог из Тринити-колледжа в Дублине, в своей новой книге «Свободные агенты: Как эволюция дала нам свободу воли» утверждает, что даже не смотря на то, что мы сформированы нашей биологией, именно эта биология в течение миллиардов лет эволюции превращала нас в свободных агентов.
Даже самые ранние и примитивные существа обладали некоторой способностью контролировать свою судьбу.
Когда одноклеточный организм движется к источнику пищи или прочь от опасности, он вступает, пусть и весьма покорно, в новый мир действия и свободы. Простые организмы, пишет Митчелл, «делают выводы о том, что происходит в мире» и «принимают взвешенные решения, чтобы адаптировать свою внутреннюю динамику и выбрать соответствующие действия».
Он добавляет: «Это представляет собой совершенно иной тип причинно-следственной связи, отличный от всего, что наблюдалось ранее во Вселенной».
Митчелл на дюжину лет моложе Сапольски, и борода у него тоже не такая пышная. Он родился недалеко от Филадельфии, но вырос в Ирландии; затем он вернулся в Соединенные Штаты для получения степени, прежде чем отправиться обратно в Дублин.
Во Вселенной, где бездумные законы природы перемещают частицы материи, возникновение свободы воли действительно может показаться чудом. Просматривая «Свободных агентов», я вспомнил карикатуру из «Нью-Йоркера», где двое ученых стоят у доски, заполненной уравнениями. В середине доски вместо уравнения первый ученый написал: «Затем происходит чудо». Его коллега говорит ему: «Я думаю, тебе следует быть более ясным здесь, во второй части».
Но, по словам Митчелла, именно это и происходит во Вселенной сплошь и рядом, и он непреклонен в том, что в этом нет ничего чудесного. Скорее, у таких живых существ, как мы, биологические факторы как раз таки обуславливают свободу воли.
Разве мы не можем контролировать биологические факторы? В своих книгах и Сапольски, и Митчелл ссылаются на работу нейробиолога Бенджамина Либета. В 1980-х годах Либет провел серию экспериментов, которые показали, что электрическая активность в мозге может быть обнаружена за несколько сотен миллисекунд до того, как испытуемый осознает, что принимает решение. Некоторые предполагают, что сам мозг, должно быть, принимает «решение», а сознание следует за ним. Эксперименты Либета по-прежнему вызывают споры, тем не менее, они заставили многих людей задуматься, является ли свобода воли иллюзией.
Митчелла это ни в чем не убедило. Да, в мозге происходят физические и химические процессы — как же их может не быть? — но это никак не лишает нас свободы, говорит он.
«Есть такая идея, что если внутри мозга активизируется некий механизм, когда мы принимаем решение, из этого якобы следует, что принятие решений — это и есть не более, чем действие этого механизма, — говорит он. — Я не думаю, что это правильная точка зрения. Мне кажется, из этого следует лишь то, что для принятия решений нам нужно использовать некий биологический механизм».
По мнению Митчелла, история принятия решений началась не с людей. Скорее, его можно проследить до первых простых организмов, которые процветали сотни миллионов или даже миллиарды лет назад. «Я применяю эволюционный подход к этой проблеме», — говорит он.
Эволюция, по словам Митчелла, благоприятствует организмам, которые обладают способностью прокладывать себе собственный путь в этом мире. Организмы развили способность чувствовать и способность действовать, основываясь на полученных чувствах. Уже примитивные существа стали оценивать, какое действие, по всей вероятности, продлит их существование, а какое — нет. «Даже бактерии делают это», — сказал Митчелл. Люди просто делают это более изощренным способом.
В ходе эволюции появились существа с более развитой способностью к принятию решений. «Эти способности становились все более сложными, что привело к появлению более активных организмов с большей способностью к контролю, — говорит Митчелл. — У них больший диапазон возможных действий и более гибкое поведение».
По мере того как существа развивали более изощренные способы реагировать на окружающую среду, они стали заглядывать дальше в будущее и строить далекоидущие планы.
«У них появился когнитивный горизонт, который становится все шире и шире в процессе эволюции, — говорит Митчелл. — И это означает, что они обладают большей причинно-следственной автономией. Ими не помыкают все непосредственные события в окружающей среде. Они могут думать о вещах, которые еще не произошли, и учитывать в своих решениях события, которые могут произойти через несколько десятилетий».
Никакой магии, никаких чудес — просто способность принимать решения, которую мы получили от гораздо более простых существ и развили благодаря естественному отбору.
Что удивительно, так это то, что Сапольски и Митчелл, отталкиваясь, по сути, от одного и того же корпуса научной и философской литературы о свободе воли, пришли к противоположным выводам. Кто же из них прав?
На мой взгляд, больше прав Митчелл. Мы действительно способны принимать решения, и эта способность развивалась на протяжении веков. Простые существа принимают простые решения («там может быть источник пищи — нужно двигаться в этом направлении»), а сложные существа принимают сложные решения («мне не нравится предложение кандидата о едином налоге, но мне нравится, как он относится к энергетике»). Детерминист может настаивать на том, что все, что мы делаем, зависит от того, что было в прошлом. Для простых существ это утверждение достаточно справедливо. «Решения» инфузорий принимаются более или менее на автопилоте. Но у таких сложных существ, как мы, действия зависят от сознательных решений. Митчелл считает, что мы находимся в водительском кресле.
Точка зрения Митчелла находит поддержку в работа физика Дженанн Исмаэль из Университета Джона Хопкинса. Физики давно спорят о том, как работают законы природы и допускают ли эти законы свободу воли. В своей книге 2016 года «Как физика делает нас свободными» Исмаэль высказывает точку зрения, в целом совпадающую с точкой зрения Митчелла. Да, прошлое прокладывает путь настоящему, которое, в свою очередь, формирует будущее, но люди не являются простыми наблюдателями в этом процессе.
Исмаэль согласна с тем, что на нас влияет то, что было раньше, но, по ее мнению, этот опыт скорее информирует нас, чем ограничивает наши решения. «Из различных происшествий моей жизни я извлекла надежды, мечты, приоритеты и свое видение, — говорит она. — Когда я решаю, что делать, я смотрю на то, что было, и принимаю решения о том, как настоящее может повлиять на будущее».
И все же некоторые аргументы Сапольски по-своему также убедительны. Физики встают и на его сторону. В своей книге «Экзистенциальная физика», вышедшей в 2022 году, физик Сабина Хоссенфельдер пишет, что идея свободы воли непоследовательна.
«Чтобы ваша воля была свободной, она не должна быть обусловлена ничем. Но если некое решение не обусловлено ничем — если это „беспричинная причина“, как выразился Фридрих Ницше, — значит оно не было обусловлено и вами, независимо от того, что именно вы подразумеваете под собой. Как подытожил Ницше, это „лучшее самопротиворечие, которое было придумано до сих пор“. Я согласна с Ницше».
По мнению Сапольски, признание того, что людей формирует их прошлое, открывает нам путь к построению более справедливого общества. Сапольски считает, что мы не должны хвалить людей за достижения, к которым их привел ряд преимуществ, помогавших им на протяжении всей жизни. Также он утверждает, что неправильно осуждать тех, кто в чем-то отстает из-за множества неблагоприятных обстоятельств, с которыми они столкнулись. Я согласен с этим.
Рассмотрим нейрохирурга и преступника. Нейрохирург в этой паре вовсе не является «лучшим человеком, просто обстоятельства создали человека, способного стать компетентным нейрохирургом, — сказал мне Сапольски. — И преступник человек не является худшим человеком, поскольку обстоятельства породили кого-то, кто в определенных обстоятельствах бывает слишком импульсивным».
В то же время я не могу не задаваться вопросом: если у отдельных людей нет свободы выбора, как могут суды, законодательные органы или целые общества иметь ее? Если свобода — это иллюзия, может показаться, что такая идея, как «выступать за судебную реформу», также теряет смысл. Как можно делать что-то, отличное от того, что мы предположительно намерены делать? По мнению Сапольски, хотя мы не можем изменить мир, мир может изменить нас.
«Все меняется! — говорит Сапольски. — Мы больше не держим рабов. Мы надеваем свитер, потому что сегодня прохладнее, чем было вчера. Тот, кто раньше был сторонником превосходства белой расы, теперь сожалеет об этом и выступает за толерантность. Не потому, что он проснулся однажды и сказал: „Я решил, что ошибался во всем“. Это обстоятельства изменили его».
Так как же эти два выдающихся ученых пришли к таким разным взглядам? Я думаю, ответ заключается в том, что они рассматривали разные аспекты головоломки о свободе воли. Сапольски обеспокоен тем, что мы переоцениваем степень нашей свободы, не принимая во внимание биологические, социальные и экологические силы, которые сделали нас теми, кто мы есть. И он прав: мы, безусловно, должны учитывать эти силы.
Но он, возможно, довел свой аргумент до крайности, вообразив, что эти ограничения вообще не оставляют места для какой-либо свободы. Вполне возможно, тот факт, что мой папа любил играть народные песни на пианино, когда я рос, как-то повлиял на мои вкусы — но действительно ли мое прошлое определяет все, вплоть до секунды, когда я захочу потянуться за стаканом воды?
Митчелл, тем временем, сосредоточен на «спасении» свободы воли от мира, который будто бы во всем ее определяет. На деле же в этой спасательной операции нет необходимости; философы давно утверждают, что мы можем обладать свободой независимо от того, как функционируют наши атомы и молекулы. В конце концов, никто не может определить победителя между Сапольски и Митчеллом так же, как мы не можем определить победителя между бейсбольной командой «Нью-Йорк Метс» и хоккейной командой «Нью-Йорк Рейнджерс».
Несмотря на то, что Сапольски и Митчелл охватывают широкий круг вопросов, многое остается нерешенным. Можно задаться вопросом, как количественно оценить те биологические и культурные силы, которые подкрепляют тезис Сапольски. Как можно доказать, что они вообще не допускают свободы? А в теории Митчелла, который изо всех сил пытается согласовать свободу воли с физикой, остается непонятным, как именно такие вещи, как разум и свобода воли, возникают из неодушевленной материи?
Эти две книги показывают, насколько сложна проблема свободы воли. И поскольку к этой проблеме можно подходить многими способами, мы можем быть уверены, что в ближайшее время она никуда не денется. Как недавно сказала Исмаэль на лекции в Торонто, загадка свободы воли — это величайшая философская загадка.