«Из бывшего тоже чучело сделаешь?» Таксидермистка Маргарита Чайка — об увековечивании домашних животных и стереотипах, преследующих ее интересную профессию

Внимание! Некоторые описания работы таксидермиста могут шокировать вас. Если у вас хрупкая психика, подумайте, готовы ли вы читать о деталях этого труда.

— Расскажи, как ты пришла в таксидермию?

— Интерес к таксидермии у меня появился еще в детстве: мы с мамой коллекционировали бабочек, дедушка выделывал шкурки, а на базе отдыха я часто засматривалась на чучела, пока другие дети бежали гладить лошадей. Кроме того, я очень рано столкнулась с потерей близкого человека: мой папа умер, когда мне было три года. Возможно, тогда же ушел и страх смерти — такая психологическая защитная реакция ребенка.

Долгое время моя семья жила в деревне, и первыми шагами в таксидермии стало увековечивание змей, лягушек и бабочек. Выглядело это довольно примитивно: я снимала шкуру, растягивала ее и засаливала. У нас было много домашних животных — декоративные кролики, волнистые попугайчики, крысы, хомяки — все они когда-то умирали. Я хоронила их на своем маленьком кладбище и порой выкапывала: например, крысу я решила достать, потому что безумно по ней скучала. Еще мне хотелось понаблюдать, как меняется тело, и рассмотреть кости.

— А когда начала обрабатывать животных?

— Первый опыт работы с черепом случился после восьмого класса, когда я на всё лето уехала к бабушке в деревню. Местные ребята рассказали, что в заброшенной гостинице лежит мумия. Вместо саркофага я увидела обычную кошку с пробитым черепом: она лежала под плакатом с куклами Winx. Всё это напоминало какой-то некромантский обряд со странными символами на стенах.

Осознав, что никто не ищет своего питомца, я принесла секатор, отделила голову и забрала ее домой для экспериментов. Дождавшись, когда бабушка с дедушкой уедут, я решила сварить ее в старой кастрюле.

Запах стоял, конечно, неприятный: как от любого тела, предавшегося гниению. Череп получился хороший, но не идеальный — и я решила обработать его перекисью, которой было полным-полно: моя бабушка фанатела от профессора Неумывакина, практиковавшего обтирание перекисью водорода. Когда всё было готово, я спрятала череп в заброшенном доме и вернулась к нему только через несколько недель. Меня очень впечатлил результат: мало того, что он не развалился, так еще и побелел!

После работы над кошкой мне хотелось попробовать что-то еще: я просила знакомых приносить мне всех, кого найдут на улицах. К концу лета у меня набралась приличная коллекция, которую я прятала в секретной коробке. Ее обнаружила моя мама, когда в доме начался ремонт. «Ты что, в сатанисты записалась? — такой была первая ее реакция. — Сначала пирсинг, теперь черепа?» От неожиданности я ответила, что собираюсь продать коллекцию. Тогда я была подписана на группу «Магазинчик странностей» и знала, что подобные артефакты продаются. Ну, «пацан сказал — пацан сделал»: в тот же день я разместила объявление на стене во «ВКонтакте» и уже вечером получила 800 рублей за череп.

Мама очень удивилась моим предпринимательским способностям и решила познакомить с Валерой — охотником и другом моего покойного отца. Он занимался выделкой шкур и немного знал о таксидермии. Он был рад поделиться опытом: представь, ты столько лет занимаешься делом, которое все считают странным, а тут к тебе домой приводят маленького падавана! Сейчас я понимаю, что его знания были не столь обширными, но тогда он буквально открыл мне новый мир и объяснил, что мое увлечение — не просто странный хендмейд, а настоящая профессия. Еще Валера подарил мне книгу Юрия Ивановича Заславского об основных методиках обработки животных.

Наслушавшись охотника и получив книгу, я хотела сразу же приступить к делу. Мы договорились с мамой, что я буду варить черепа, когда никого не будет дома. С местного рынка в Одинцово я привезла бычью голову, но сразу обработать ее не получилось — и тогда я позвонила Валере. Он дал мне несколько советов, которых не было в книге Заславского: так я поняла, что не всегда смогу двигаться по мануалу, придется всё узнавать на практике.

Параллельно охотник начал приносить мне то куниц, то чьи-то лапки — в общем, всё, что находил у дома.

Готовые работы я выкладывала в соцсети и заметила, что люди интересуются. 14 сентября 2013 года я открыла сообщество «Таксидермия», чтобы выставлять на продажу черепа, кости и всё остальное. Начали поступать заказы: мой друг нашел на дороге мертвого канюка и попросил сделать из него чучело за две тысячи рублей. Оно получилось довольно странным, но уверенно стояло на лапах и даже было похоже на реальную птицу.

— Как относились окружающие к твоему увлечению?

— На фоне ровесников, которые разъезжали на машинах и красились, я выглядела так, словно приехала из монастыря. Как-то летом одна из одноклассниц увидела меня с мертвой вороной в руках — и на Первое сентября со мной уже никто не общался. Хотя я практически ни с кем не дружила, у меня завязались первые отношения с молодым человеком, который спокойно относился к моим интересам. Кроме того, мама всегда поддерживала мое, пусть и специфическое, хобби и комментировала работы с эстетической точки зрения. Параллельно я развивала свой блог — и этого мне было достаточно, чтобы не общаться с одноклассниками и не заострять внимание на их пассивном буллинге.

Потом начался институт: выучиться на таксидермиста в России невозможно — профессии попросту нет в Госреестре. В некоторых биологических вузах открыты курсы, где обучают основам таксидермии без какого-либо глубинного погружения в специальность. Поэтому я решила пойти на инженера, поступила в МАИ, хотя ничего не знала о самолетах и не особо ими интересовалась. Но именно этот вуз дал мне ощущение свободы. Я познакомилась с лучшим другом своего нынешнего мужа — он учился на четвертом курсе и работал в мастерской, располагавшейся прямо в институте. Позже он разрешил мне заниматься таксидермией там: сначала я бралась только за скелеты и украшения — всё, что не пахнет. Постепенно я наглела и в какой-то момент перевезла все необходимые материалы из дома, где уже невозможно было работать: мы часто конфликтовали с сестрой, в одну из ссор она содрала чучело со стены и разбила его о пол. С тех пор я никому не доверяю свои проекты — просто блок стоит.

Около двух лет я практически жила в институте: сходила на пары — вернулась в мастерскую. Там часто зависали компании, и все ребята адекватно относились к моему увлечению. Мне даже выделили шкафчик! Было забавно наблюдать, как очередной инженер спрашивал: «Что это за полка с костями?»

— Получается, буллинг остался в школе?

— Знакомые и друзья поддерживали меня, а вот зоозащитники подавали заявления о жестоком обращении с животными. Естественно, я никого не убивала и всегда очень трепетно относилась и отношусь к живым существам. Поэтому приходилось объяснять в УВД, чем я занимаюсь. После нескольких встреч с полицейскими я поняла: это не прекратится, пока у меня не появится официальный документ. Тогда я пошла в Политехнический техникум № 2 на курсы повышения квалификации по реставрации в разделе «Таксидермия», по окончании которых ты получаешь сертификат о профильной подготовке. Сейчас эти курсы закрыли. Каких-то новых знаний о птицах и млекопитающих я не получила — этот примитивный уровень я уже изучила на практике. Но ради общения с себе подобными и диплома решила всё-таки закончить обучение.

— Выходит, этот сертификат тебе пригодился больше, чем диплом из МАИ?

— Не совсем. Не могу сказать, что мое образование бесполезно. Я училась на инженера-технолога, что очень пригодилось: я знаю, откуда берется необходимый мне материал; себестоимость технической составляющей; могу наладить процесс, чтобы он был одновременно экономичен, эргономичен и правилен. Всё это я применяю на практике: в моей мастерской рабочие зоны расположены в определенном порядке — так удобнее делать чучела и не терять время на перетаскивание тела по всему помещению.

— Давай поэтапно разберем процесс выделки чучела: к примеру, у человека умерла кошка. Как это всё происходит?

— Первое и самое важное требование — предоставить максимально свежий материал в замороженном виде.

Это делается в обычной пищевой морозилке: тело кладется в пленку — прямо рядом с пельменями. Никто ничем не заболеет, все останутся живы.

Потом его передают мне. Если такой возможности нет, то я либо нахожу знакомого таксидермиста, который готов предварительно подготовить тело для пересылки, либо, если клиент в состоянии сам справиться, объясняю ему процесс подготовки.

Сначала идет первичная обработка шкуры: препарирование губ, век, носа, пальцев и хвоста. Далее мы замораживаем или консервируем шкуру для передачи на выделку. После этого идет копирование тела, то есть создание первичной матрицы с него. Для этого животное замораживается в нужной нам позе, делится на части, каждую из которых мы будем долепливать и формировать до «живого» вида.

Когда всё готово, соединяем все части в один манекен, который снова отформовываем. Но если предыдущий мы лепили из глины, то здесь делаем копию из пенополиуретана. Далее мы заказываем или изготавливаем самостоятельно расходники челюстей, носа, глаз и слизистых, а заодно дожидаемся шкуры с выделки и соединяем это воедино.

Следующие этапы — сушка, правка шкуры, причесывание, становление ворса на клею, иссушение при правильных температурно-влажностных условиях и финишная доводка: постановка на посадку и антураж, если это необходимо. Это изготовление млекопитающего, но если мы рассматриваем птицу, там всё совершенно иначе.

— С птицами ты тоже работаешь?

— Да. Чаще всего таксидермисты выбирают себе определенную ветвь работы и прокачиваются в ней: например, занимаются млекопитающими, конкретно — медведями. Другие, наоборот, предпочитают птиц. Кто-то останавливается на костях и работает со скелетами. Я многопрофильный специалист, потому и выбрала себе псевдоним «Чайка»: в СССР существовала фирма с таким названием, которая разрабатывала всё на свете — от эвакуаторов до баянов и наручных часов. Я занимаюсь скелетами, черепами, чучелами птиц и млекопитающих, реставрирую музейные экспонаты, занимаюсь бутафорией для кино, готовлю сублиматы и препараты для учебных заведений.

— Я так понимаю, ты одна из немногих, кто берётся за чучела из домашних животных.

— Старшее поколение относится к этому с непониманием и страхом, а вот мои ровесники и молодежь соглашаются на подобные заказы. Изготовление домашних животных повышает сложность работы в несколько раз: начнем с того, что старость накладывает свои отпечатки. Смерть от пули — значит, таксидермист получит хороший материал; смерть от эвтаназии — получит кошку, у которой шкура в три раза толще, да еще шерсть лезет, ведь животное наверняка болело под конец жизни. Если человек не заморозил вовремя труп, у него облезают уши. Плюс все расходники нужно разрабатывать с нуля — кто захочет этим заниматься? Намного проще купить в магазине готовый манекен, но тогда шанс, что чучело будет похоже на прежнее животное, уменьшается в разы. К тому же сами желания клиентов бывают из ряда вон выходящие. Как-то у меня хотели заказать шарнирное чучело из двадцатилетнего кота. Я пыталась объяснить хозяйке, что это сомнительная идея — очень тяжело работать с таким материалом.

— Какие чучела чаще всего у тебя заказывают? Собак и кошек?

— На самом деле это не самая частая история — дорого. Сейчас мой ценник на кошку начинается с 70 000 рублей, собаку вроде овчарки — от 120 000 и выше, маленьких собак — около 80 000. Далеко не у всех людей есть такие деньги. Куда чаще заказывают домашних крыс — именно в виде скелета — и рептилий: они очень красивые, люди не хотят, чтобы их питомцы просто сгнивали. Владельцы таких питомцев относятся к смерти намного проще — для них это нормально, так как они кормят их трупами грызунов. Поэтому я часто делаю браслеты или шкурки змей на память, а также скелеты лягушек, хамелеонов, крыс, крабов, варанов.

Некоторые клиенты возвращаются. У моей ровесницы Дарьи было три зверя: белый кролик, собачка-дворняжка и кошка. Сначала она покупала у меня черепа, а когда умер кролик, заказала его чучело. Она долго готовилась, не находила поддержки у друзей, которые кричали: «Сходи похорони! Что ты делаешь?» Мы договорились, что после ее дня рождения она привезет мне тело — ей было важно встретить праздник с ним. И она действительно фотографировалась с замороженным кроликом, что у многих ее знакомых вызывало лишь страх и гнев. Но до меня его она так и не довезла — только выкладывала снимки в соцсети.

Внезапно она приехала через год, когда кролик был уже не в очень хорошем состоянии: тело в морозилке начинает сохнуть. Требовалось провести определенные махинации, чтобы придать ему прежний вид.

Из-за этого цена выросла, что не смутило хозяйку. У кролика из-за онкологии вся нижняя часть тела облысела, и мне пришлось имплантировать ему шкуру от кошки. Итоговый вариант не получился идеальным, однако хозяйка всё равно очень обрадовалась. Отдавая кролика, я не могла не спросить, почему она не привезла мне его год назад. Оказалось, у нее был очень сложный период, переживать который ей помогал труп кролика: она могла поплакаться ему, утешиться, и это придавало ей сил.

Самое важное — доверие к мастеру. У меня были клиенты, которые пытались навязать свои взгляды, и каждый раз это заканчивалось плохо. У них есть картинка в голове, которую они хотят в конце получить. К сожалению, не все понимают, что порой выполнить заказ невозможно.

— От каких заказов ты отказываешься?

— Есть чисто российская тема — медведь с подносом на входе, чтобы туда класть ключи и монетки; бобер в виде гаишника или зайцы в бане с голым задом. Я не считаю такие чучела эстетичными: животные теряют свое достоинство, а я, соглашаясь на подобные заказы, свое. Поэтому всегда отказываюсь от подобных предложений. Также я стараюсь не браться за особо охраняемые виды и не работаю с человечиной. Всё, что касается УК РФ, я уважаю — не хочу окропить свою репутацию чем-то плохим. Не занимаюсь совсем больными животными: процент, что получится сделать что-то стоящее, низок.

Еще один вид заказов, на который я точно не соглашусь, — это анальные пробки с животными. На мой взгляд, такие изделия омрачают память о животном и смотрятся вульгарно. Кроме того, приклеивать хрупкий череп на эпоксидку или клей к анальной пробке травмоопасно: как только человек на нее сядет, конструкция тут же может сломаться.

Также меня дважды просили сделать «упоротых лисов», и я дважды отказывалась. Большинство россиян считают, что вся таксидермия заключается в «упоротых» животных, а хороших чучел попросту не бывает, и это очень раздражает.

— Какие еще ярлыки вешают на таксидермистов?

— Многие думают, что этой профессией занимаются только мужчины, причем они должны быть странными, необщительными и работать в каком-нибудь заброшенном месте. А еще много шуток в духе «Из своего бывшего тоже чучело сделаешь?»

Общество часто критикует изготовление чучел из кошек — почему-то собаки, ящерицы и хамелеоны не так задевают аудиторию. А вот увековечивание домашних кошек сильно рвет шаблоны: люди не понимают, как вообще человек решается на подобное, и чаще всего начинают его осуждать. Поэтому я публикую фотографии чучел без имени заказчика, предварительно спросив его, могу ли я вообще поделиться материалом. Порой такие посты вызывают резонанс у аудитории.

Несколько лет назад в наших кругах прогремели две истории, связанные с живодерством. Одна из них произошла в Новосибирске, где девушки не только убивали животных, но и выкладывали объявления о продаже костей в наших сообществах-барахолках. После разбирательств виновных наказали, а группы закрыли.

Такие случаи только поддерживают мифы о том, что все таксидермисты издеваются над животными, хотя на самом деле все, кого я знаю, очень трепетно относятся к ним и никогда не причиняют им боль.

Еще одна девушка — не буду рекламировать ее — называет себя таксидермистом, хотя занимается остеологией — изготовлением черепов, что в разы проще, чем та же выделка чучел. Параллельно она создала вокруг себя комьюнити кинологов, которые поддерживают ее во всём. К сожалению, образ этой девушки в соцсетях создает неверное представление о нашей работе: она выкладывает шок-контент, обсуждает в чатах убийства животных ради костей, ведет себя крайне вызывающе, устраивает скандалы с зоозащитниками. Такие люди поддерживают мифы о живодерстве, из-за чего наше сообщество очень переживает.

— Ты не только выставляешь свои работы, но и преподаешь?

— Два года назад я закончила вуз и начала преподавать. Разместила объявление, что можно приехать ко мне в мастерскую и сделать чучело. Сначала занятия стоили пять тысяч рублей: я решила брать учеников на платной основе, чтобы они понимали — это не дружба. За год у меня сформировалась маленькая команда, которая каждое занятие была в восторге: оказывается, можно за день собрать полноценное чучело, да еще и не всратого лиса!

Сейчас я хочу открыть свою мастерскую, запустить личный бренд, который сломал бы представление о таксидермии в России. Это касается и увековечивания домашних животных, и трофейного увековечивания, и остеологии. Самое главное — открытость и коммуникабельность с внешним миром. Большинство людей в нашей профессии очень закрытые люди. Они боятся конкуренции и того, что их посчитают живодерами. Это очень острая тема. Я считаю своим долгом и миссией показать, что на самом деле представляет из себя таксидермия.

— Работала ли ты с экзотическими животными? Нужно ли на них отдельное разрешение, если это редкие виды?

— Как-то я помогала собирать жирафа, с нуля делала омаров и лангустов. Вот сейчас у меня дикобраз на сушке лежит. Получить редкое животное на выделку сложно. Например, ты едешь на Камчатку своим ходом и на дороге находишь сбитого тигра. Ты не можешь его просто так забрать. Министерство экологии разделяет виды на охотничьих и охраняемых, если животное попадает под вторую категорию — у тебя нет никаких шансов его забрать. Любой зверь — это государственное имущество. На воронов, которые живут во дворе, у меня есть разрешение на изъятие: черного Рика я выкупила у государства за 650 рублей.

Просто так забрать животное с улицы нельзя. Надо сначала оформить документы, а потом уже забрать. Но это не действует на особо охраняемые виды: их невозможно выкупить.

Чаще всего редких животных привозят члены охотничьего клуба. Ты вступаешь в него, находишь организатора охоты, который оформляет разрешение на международном уровне, чтобы ты легально мог въехать в конкретную страну с оружием и охотиться на определенные виды зверей. Например, в Африке доход с охоты уходит на поддержку популяции тех же слонов. В некоторых регионах специально разводят животных для охоты, чтобы защитить диких особей: например, носорогов, слонов, павианов, львов, жирафов. Охотник с лицензией убивает животное, которое потом препарируют туземцы — иногда у них это прилично выходит. Далее шкура лежит три года на карантине, раньше ее вывезти нельзя — это опасно. Были случаи, когда люди заболевали: шкура не долежала карантин, специалист начал с ней работать, заразился мозговыми паразитами и застрелился, потому что его никто не мог вылечить. Если все условия соблюдены, через три года шкуру отправляют охотнику. В таком случае получение тела легально.

— У тебя в мастерской довольно много работ. Есть ли среди них чучела, которые ты сделала из своих домашних питомцев?

— Да, есть парочка таких. Например, попугай, голубой монах: птица умерла, прожив у меня несколько месяцев. Я не успела к нему привязаться, но решила оставить: подобное голубое оперение редко попадается. Также я делала скелет кота, которого забрала у своего знакомого, парня с неблагополучной судьбой. Питомец попал под машину и моментально умер на моих руках. Я хотела его похоронить, но дважды у меня ломались лопаты. Тогда я решила сделать скелет, что пролило свет на его прежнюю жизнь: у него оказалось разорвано одно из легких, а на ребрах и лопатке были сросшиеся переломы. Я не выдержала, встретилась с прежним хозяином и отчитала его за такое обращение с животным.

В морозильной камере лежит попугай — бразильская пиррура. Это был долгожданный птенец: он должен был быть зеленым, но из-за мутации родился красным! Еще и по характеру был безумно любвеобильным. Но однажды он выковырял нитку из игрушки и случайно повесился. Уже больше двух лет он лежит в морозилке, и я ничего не могу с ним сделать — достаю и плачу. Рука не поднимается его вскрыть, а отдавать или закапывать не хочу. Очень мне его жаль.

Сейчас я воспитываю двух воронов — Рика и Кокса — и пока не хочу думать, буду ли я что-то делать после их смерти. Своего первого ворона я отправила на плоту по реке — не смогла его закопать. Мне кажется, похороны в землю — это способ избавиться от инфекций и то, что нам навязали эпидемии в Европе. Других причин я не вижу: если бы люди знали, кто на самом деле лежит в гробах на кладбище, они бы ужаснулись. Нет никаких мифических жуков и червей — чаще всего трупы просто омыляются и превращаются в мумии. А если хоронить тело без гроба, то оно рано или поздно станет экспонатом музея, поскольку не разлагается: в земле происходит процесс замены костного материала на минералы. Я придерживаюсь вариантов кремации или скармливания другим животным. Свои похороны я вижу как скармливание воронам — с огромной радостью стала бы их рационом.