Розовые фламинго на страже зла: любимый фильм Мэрилина Мэнсона глазами чувашских ученых

С именем Эшу Марабо, предводителя Народа Перекрестков Рельс, вождя Народа Душ Похорон, на устах начинаю данный анализ.

В 1972 году совсем молодой на тот момент режиссер Джон Уотерс представляет на суд публики свою самую скандальную картину — «Розовые фламинго». Лента производит настоящий фурор и по сей день остается вершиной американского трансгрессивного кинематографа.

Сюжет фильма строится вокруг двух преступных семей, соперничающих за звание самых омерзительных гадов в мире. Одну из них возглавляет божественная Дивайн — актриса, певица, икона целого поколения драг-квин. Ей и предстоит выиграть в этом вселенском противостоянии, включающем в себя поедание собачьих фекалий, изнасилование женщин с целью продажи их детей, секс втроем с курицей, погибающей в процессе, художественную эквилибристику сфинктером и многие другие криминальные дисциплины.

Про «Розовых фламинго» сказано и написано много. Но сегодня мы хотели бы в очередной раз обратиться к классическому фильму, применив к нему оптику, которую пока никто не применял. Нам хотелось бы обратиться к фильму Уотерса, проанализировав его через призму атманософского учения «Ломоносова из Чебоксар» Анатолия Аринина и созданной им же науки суромологии.

Поскольку метод этот до сих пор известен лишь узкому кругу специалистов, сперва кратко расскажем о сути суромологии и задачах, которые ставят перед собой эксперты-суромологи и вообще атманософы.

Основы суромологической науки изложены Анатолием Арининым в труде «Суромология. За Великую Душу человечества», изданном в Чебоксарах в 2007 году. В этой книге ученый раскрывает свое видение зла как части человеческой природы. Согласно учению Аринина, высшим носителем зла является суром — «человек, склонный к разрушению всего в окружающем мире… индивидуум, представляющий в мире абсолютное и совершенное зло».

В этой книге нас прежде всего интересуют следующие выведенные академиком Арининым тезисы:

1) «Зло и ненависть — это средство для достижения собственного удовлетворения».

2) «Нам нравится насилие над собой».

3) «Если среди зла и страданий исчезнет человечность, то значит исчезнет и само человечество».

Также сразу приведем краткий глоссарий начинающего суромолога, составленный священником Андреем Берманом и любезно дополненный нами и депутатом Государственного Совета Чувашской Республики Игорем Моляковым:

Эгота — индивидуум, который любит ругаться и скандалить, но не любит, когда ругают его;

Эготул — индивидуум, которому нравится, когда его ругают;

Эготатул — индивидуум, который любит скандал в любых проявлениях;

Ризорм — получение удовольствия как от сотворения зла, так и от получения его в свой адрес;

Цупэ — маленький ребенок, который еще не стал суромом, но уже имеет наклонности к разрушению;

Кастер — индивидуум, созидающий преступление, т.е. подталкивающий других к совершению преступления своими жалобами и недовольством; человек, провоцирующий преступление в отношении себя;

Лотер — жертва индивидуума, созидающего преступника;

Люх — индивидуум, которому нравится быть униженным;

Любуж — тот, кто обожает бояться;

Интон — эгоистически-инстинктивное состояние, исключающее разумный и логический анализ.

Все эти типажи так или иначе представлены в большинстве лент Джона Уотерса, но именно в «Розовых фламинго» суромологический концентрат доведен до его кристально чистых форм. Причем режиссер не только последовательно переносит эти типажи на экран, но делает это на высочайшем художественном уровне, а порой и с дьявольским хитроумием.

Так, роль цупэ здесь отведена пожилой женщине — матери Дивайн, которую играет очаровательная Эдит Месси.

Несмотря на зрелый возраст, все экранное время она проводит в детском манеже, а голову ее венчает грязный чепчик. Через образ старухи-ребенка Уотерс не только буквалистски визуализирует выражение «впасть в детство», но создает сложную онтологическую конструкцию, заставляющую переосмыслить в модернистском ключе наши базовые представления о времени и человеческих интенциях.

Персонажа Эдит Месси можно воспринимать как сошедшую с ума старуху, а можно (и даже желательно) — как мать, родившую дочь задолго до собственного полового созревания.

Разумеется, произойти это может лишь в одном случае — если случится чудо. Дивайн таким образом оказывается ни чем иным как омерзительной карикатурой на Христа.

Цупэшность цупэ демонстрируется также тонкими средствами. Можно было бы заставить Эдит Месси бить посуду, плакать без повода, словом — заниматься вполне естественными для ребенка проявлениями зла. Однако вместо этого Уотерс заставляет свою героиню есть десятки куриных яиц в день — практика очевидно аутоагрессивная, направленная против собственного здоровья. Получается, что персонаж Эдит Месси не просто цупэ, а цупэ с наклонностями к ризорму, или, говоря проще, цупэризормическая личность.

Теперь обратимся к главным персонажам, точнее — к главным сообществам, противостояние которых направляет нарратив иконокластического Антиевангелия «Розовых фламинго». С одной стороны мы видим Дивайн, ее мать, дочь и сына. С другой — эксцентрический дуэт Дэвида Локари (эксгибиционист-полифетишист с синими волосами) и Минк Стоул (стервозная бизнес-леди с красными волосами).

Персонажи Локари и Стоул зарабатывают на жизнь торговлей детьми, которых они отдают за большие деньги в лесбийские пары. Фабрика по производству такого необычного «товара» находится в подвале их дома, где на цепях сидят похищенные девушки. Их оплодотворяет дворецкий-гомосексуал в исполнении Чаннинга Уилроя, из-за своей ориентации испытывающий серьезный стресс от работы.

Локари и Стоул представляют собой яркий пример эгот, то есть, напомним, индивидуумов, которые любят ругаться и скандалить, но не любят, когда ругают их. А персонаж Чаннинга Уилроя демонстрирует типичное ризормическое поведение: зарабатывает на жизнь тем, что противно его природе, и регулярно провоцирует хозяев на агрессию в свой адрес.

Несмотря на все очевидные ее достоинства, у этой троицы (с маленькой буквы) нет никаких шансов перед семейством Дивайн. И вот почему.

Дивайн являет собой не только уродливую пародию на Христа, но и предстает своего рода кощунственной Троицей (с большой буквы), парадоксальным образом объединяющей в себе черты эготы, эготула и эготатула. Ей нравится, когда ее называют омерзительной, конфликт фильма целиком строится вокруг того, что кто-то усомнился в том, что она самый ужасный человек на свете; Дивайн обожает все степени скандала: от бытового хамства до хладнокровного убийства перед телекамерами. При этом она проявляет удивительную ранимость, когда кто-то рассекречивает ее место жительства и присылает по почте собачье дерьмо. Но гораздо интереснее то, как она ведет себя со своими родными. С одной стороны, она испытывает искреннюю дочернюю любовь к матери, которую снабжает кормом, охотно дает мудрые материнские советы — самые идиллические сцены «Фламинго» отведены доверительным диалогам между Дивайн и ее дочерью — и при этом питает плотскую страсть к родному сыну.

Большинство зрителей «Розовых фламинго» наверняка помнят сцену, в которой Дивайн феллирует морхлого сына.

Но для нас интереснее соседний эпизод, в котором дуэт матери и ребенка занимается ликингом — практикой, заключающейся в облизывании предметов мебели, посуды или, допустим, ступенек и перил. Ликинг помогает и без того близким людям добиться еще большей близости в отношениях, не только окончательно разрушив границы между партнерами, но и между партнерами и остальным миром. Представьте себе медузу, плавающую в небольшом бассейне. В обычном состоянии она представляет собой единую субстанцию, ограниченную тонкой кожурой плоти. Эта медуза в нашем примере — пара влюбленных, достигших полной гармонии в своих отношениях. Ликинг — это ланцет, который разрезает влюбленную в себя медузу, заставляя ее клетки выйти за пределы себя и обрушить свою любовь на всю зримую часть вселенной.

Дивайн, помогая своему сыну облизывать перила, дарует своему сыну величайший дар, который мать только может дать своему ребенку — дар тотальной всепоглощающей свободы.

«Случай с сестрой был у меня, вот когда ее насиловали, мне нравилось смотреть», — так в книге «Суромология. За Великую Душу человечества» описывает схожий опыт Светлана Демирус, event-менеджер, организатор концертов, творческих встреч, лекций, семинаров, чувашская амазонка и самая экстремальная швея в мире.

«Мне радостно от ощущения родной крови», — вторит ей другая, ныне мертвая ученица Аринина Рена Фариус, описывая то, как пила кровь своего только что убитого брата.

«Просветление — это смерть», — учит протосуромолог Константин Руднев. «Разрыв родственных уз — это их окончательное укрепление», — будто бы добавляют Джон Уотерс и неземная Дивайн. Зачем они это делают? Ответ прост и ясен, как зимний рассвет над Ладожским озером.

Подлинное произведение искусства приподнимает над бытием завесу тайны подобно тому, как циклопический член Михаила Задорнова приподнимает крышку его гроба.

Именно это и совершают «Розовые фламинго»: содрав с шоколада жизни мещанскую фольгу морали, они демонстрируют подлинную сущность человеческого присутствия во вселенной, которую являют собой зло и ненависть, насилие над собой и последовательное уничтожение всего человеческого, самой сути так называемой «человечности».

Инцестуозная связь Дивайн и ее сына — не просто инцестуозная связь, а наслаждение запахом родной крови, пульсирующей в хорошо знакомых жилах. «Родительская любовь — источник и гарантия благополучия человека, поддержания телесного и душевного здоровья», — совершенно верно замечает академик Академии Атманософии, лауреат всемирной премии им. М. Н. Юхмы Галина Николаевна Николаева.

Суромолог Р. Б. Беледа

Но помимо насыщенного суромологического содержания «Розовых фламинго» интересен и контекст, в котором был создан и изначально существовал этот фильм. Из 2020 года лента Джона Уотерса может показаться образцом киноавангарда, однако это не совсем так, вернее — совсем не так. «Розовые фламинго» — типичный midnight movie, «полуночный фильм». Этот специфический класс кинопродукции окончательно добил авангард, отняв у него ночные часы показы. К «полуночным фильмам» обычно относят низкопробную продукцию: дешевые ужасы, разнообразный эксплотейшн, порнографию. Pink Flamingos можно смело отнести ко всем перечисленным категориям. Midnight movies, в отличие от авангардных фильмов, не ставили перед собой никаких дидактических и художественных задач, стремясь лишь развлечь публика откровенной демонстрацией тем, табуированных в мейнстриме. При этом посещать ночные сеансы считалось хорошим тоном не только у богемы, но и у вполне буржуазных обывателей, претендующих на интеллектуальность.

Феномен «полуночных фильмов» продлился недолго: вскоре в США наступила золотая эра порно, которая целиком прибрала к своим рукам независимый ночной кинопрокат.

Однако давайте задумаемся, почему подавляющее большинство midnight movies оказались благополучно забыты, и лишь единицы обрели культовый статус и прочно застолбили себе место в истории кинематографа. Настоящим королем жанра был легендарный Роджер Корман, человек, чье имя стало синонимом эпохи расцвета эксплуатационного кино. Фильмы же, не отмеченные фамилией Кормана в титрах, подкрадывались к массовому зрителю окольными путями, как, например, «Шоу ужасов Рокки Хоррора» и, конечно же, «Розовые фламинго».

Своей популярности «Розовые фламинго» во многом обязаны авторитетному синефилу и стихийному суромологу Брайану Хью Уорнеру, также известному под творческим псевдонимом Мэрилин Мэнсон. В начале 1990-х он был одержим лентой Уотерса: песня Filth с его дебютной пластинки Portrait of an American Family вдохновлена «Розовыми фламинго» и содержит массу отсылок к сюжету и отдельным сценам картины. Кроме того, в песню под названием Dogma с того же альбома многократно вмонтирован сэмпл с репликой Минк Стоул, кричащей «Burn you fucker!»:

К слову, блистательный шлягер с «Портрета американской семьи» под названием Cake and Sodomy содержит аналогичные отсылки к другому фильму Джона Уотерса — «Жизнь в отчаянии» (Desperate Living).

Творчество Уотерса также нашло свое отражение и в визуальной составляющей первых выступлений ансамбля Мэрилина Мэнсона. В суромологическом труде «Долгий тяжелый путь из ада» он описывает это следующим образом:

«Пространство в самом конце сцены мы называли Игорный Дом Пого. Там мы держали все наше садо-мазо оборудование, в том числе клетку, на которой были установлены клавиши. Во время дебюта нашей новой шоу-герл мы посадили ее в эту клетку и запустили туда цыплят. Она смотрелась прекрасно: бледная полураздетая восемнадцатилетняя девочка с длинными черными волосами, облепленная цыплячьими перьями. Мы придумывали все новые и новые решения концепции нашего шоу. На сцене присутствовало уже две обнаженные полненькие леди (эту идею мы, кстати, стырили из фильма Джона Уотерса „Розовые фламинго“), а позднее мы стали выводить на подмостки девушку в бигуди и с подушкой под халатом, имитировавшей беременность. Она стояла у гладильной доски, разглаживая морщины на нацистском флаге. С развитием шоу она ложилась на доску, раскинув ноги, и изображала, будто делает сама себе аборт, после чего клала выкидыш на свастику, как бы предлагая его включенному телевизору, стоящему напротив. Таким образом мы хотели выразить свое отношение к фашиствующему американскому телевидению, к американским нуклеарным семьям, приносящим своих детей в жертву этой грязной отмороженной сиделке».

После этого нам и добавить, собственно говоря, нечего.

Подробнее об атманософии, суромологии и создателях этих наук могут узнать зрители документального фильма «Академики Атманософии».