Хрущевки, которых мы не заслужили: шесть книг про петербургскую архитектуру последних ста лет
Петербург — это, конечно, музей архитектуры под открытым небом, но чаще всего интерес к этой архитектуре не идет дальше периода модерна. Ко всему, что построено после революции, принято относиться с некоторым пренебрежением — и это при том, что новые здания встраивались в петербургскую историческую застройку гораздо деликатнее, осторожнее и уважительнее, чем это было в других городах (достаточно сравнить с тем, что происходило в советское и постсоветское время с Москвой). Такое отношение сказывается и на книгах: если про дореволюционную архитектуру их издано сотни, то советский и постсоветский периоды нечасто становились объектом интереса историков архитектуры. Но ситуация меняется: теперь советское наследие отстаивают градозащитники, по нему водят экскурсии, да и книги появляются. О шести из них рассказывает авторка канала «Книжный клуб интроверта».
Первое издание, целиком посвященное архитектуре ленинградского авангарда. Этот стиль долгие годы недооценивался, да и срок жизни у него оказался коротким — каких-то десять лет. В начале 1930-х все эксперименты резко свернули, авангард оказался в опале, и советская архитектура развернулась к сталинскому ампиру.
Но и за это время в Ленинграде успели построить много конструктивистских зданий, и авторы книги выбрали пятьдесят самых ярких представителей стиля. Здания самого разного назначения — жилые дома и целые жилмассивы, школы, райсоветы, дворцы культуры, бани, ТЭЦ, фабрики-кухни — сгруппированы по районам, начиная, конечно, с Кировского, главного заповедника ленинградского конструктивизма, где в 1920-е строили целыми ансамблями. Каждая статья снабжена множеством архивных и современных фотографий, планов и чертежей, позволяющих разглядеть детали. А открывает книгу раздел о модерне (один из авторов книги, Борис Кириков, ранее посвятил ему целый трехтомник): по мнению авторов, именно «рационалистическая линия модерна послужила петербургским прологом ленинградского авангарда».
«В Петербурге архитектура авангарда не получила должного общественного признания. В городе глубоких классических традиций новаторские течения на протяжении долгих лет воспринимались как чужеродные явления. И поныне наследие 1920–1930-х годов остается в тени высоких стилей прошлого, уступая в известности не только замечательным ансамблям эпох барокко и классицизма, но и памятникам эклектики и модерна».
«Периоду авангарда история отмерила короткий срок — всего около десятилетия. Цикл его развития был насильственно прерван резким поворотом к освоению классики, породившему „сталинский ампир“. Авангард оказался эстетическим и идеологическим изгоем. На следующем этапе, когда внешняя репрезентаивность уступила жестким требованиям функциональности и экономичности, опыт конструктивизма был востребован, но бесконечное тиражирование его приемов на сниженном уровне массового строительства привело к профанации былых творческих достижений. Наконец, критическая переоценка в годы Перестройки всей новейшей истории усилила ностальгическую апологию Старого Петербурга — в противовес социалистическому Ленинграду».
«Ленинградская утопия. Авангард в архитектуре Северной столицы»
Елена Первушина
Эта книга менее академичная, более популярная. Через архитектуру Первушина рассказывает о духе эпохи, когда архитекторы были еще свободны и искренне верили, что строят здания для человека будущего.
Конструктивистские здания многим кажутся бедными и скудными, но только потому, что их обычно сравнивают с парадным Петербургом, с восьмикомнатными барскими квартирами с пятиметровыми потолками. А между тем подавляющее большинство населения Петербурга накануне революции жило отнюдь не там, замечает Первушина, и в первой части книги дает обзор рынка жилья на рабочих окраинах. После этого становится ясным, что двушки в жилмассивах и квартирки без кухонь в домах-коммунах их обитателям казались настоящей роскошью, да и были ею.
Объекты в книге сгруппированы не по районам, а по назначению: жилмассивы, студенческие и рабочие общежития, жилые дома и «дома специалистов», фабрики-кухни, школы, больницы и поликлиники, дома культуры, универмаги, бани, промышленные предприятия и райсоветы.
Представлены не только сохранившиеся здания, но и утраченные: например, Крестовский жилмассив или жилкомбинат для работников Водопроводной станции неподалеку от Таврического сада.
«Любой стиль рассказывает о своей эпохе. О людях, их чаяниях и страхах. Об их заблуждениях и прозрениях, победах и поражениях. Конструктивизм часто упрекают в „бездушии“, „прямолинейности“, „убогости“. На самом деле конструктивизм был воплощением мечты о простой и честной жизни, о крылатой душе, знающей высшие радости: справедливости, созидательного труда, безграничной смелости познания и братской любви. И не его вина в том, что эта мечта так и осталась утопией».
«Молодая Советская республика не могла себе позволить обойтись без женского труда (как, впрочем, ни одно государство в мире во все века его существования). Но зато она могла облегчить домашний труд. Появлялись новые заводские столовые, столовые при домах-коммунах и домах специалистов. Появилось, наконец, новое, невиданное предприятие — фабрики-кухни, задачей которых было поставлять горячие обеды большими партиями (от 10 до 30 тысяч обедов в день). При фабрике-кухне могла быть организована столовая, но часто, благодаря экспедиции термосов, готовая горячая пища доставлялась непосредственно на предприятия».
«Блага — материальные и духовные — должны принадлежать тем, кто их создает. Но если с передачей материальных благ трудностей не возникало, то как приобщить народ к искусству? Как доказать ему, что это не „барская затея от скуки“, что искусство создается о нем и для него, и что он сам способен творить? И, наконец, как наиболее успешно можно использовать искусство в пропаганде? Этим задачам и служили возникшие в 1920–1930-х годах Дома культуры».
Кварталы с двух- и трехэтажными домиками послевоенной застройки есть, наверное, в каждом городе бывшего СССР (в комплекте с городскими легендами о том, что их строили «пленные немцы» или «по немецким проектам»). Немало таких домов было и в Ленинграде, но они почти не попадали в поле зрения ни историков архитектуры, ни тем более туристов. Авторы книги исправляют эту несправедливость: изучив архивы, подшивки газет, да и просто пообщавшись с жильцами, они написали увлекательную историю строительства этих домов. А его свернули очень быстро: уже в начале 1950-х годов малоэтажные массивы признали нерентабельными.
Книга разделена на две части. Первая — история возведения «немецких» малоэтажек в Ленинграде (с множеством архивных фотографий и чертежей): кто их проектировал, кто, как и из чего строил, как была устроена жизнь в этих домах, что пошло не так, почему строительство так быстро свернули. Вторая же часть почти целиком состоит из современных фото одного из малоэтажных кварталов за Нарвской заставой, в котором прошло детство одного из авторов и который сейчас находится под угрозой сноса.
И кстати, о пленных немцах. Изучив вопрос, авторы книги пришли к выводу, что если военнопленные и участвовали в строительстве этих домов, то их доля от общего числа рабочих была очень незначительной. Гораздо больше, чем военнопленных (и больше, чем мужчин вообще), на ленинградских стройках того периода было женщин: к 1947 году «удельный вес женщин в строительстве» составлял почти 53%, указывают авторы. Проекты тоже были не немецкими, а вполне себе отечественными.
«Короткий период с момента окончания Второй мировой войны и до смерти Сталина был ознаменован в Советском Союзе некоторым „послаблением“ политического режима, которое, правда, быстро сменилось новым ужесточением. Во время той скоротечной „либерализации“ возник вопрос о строительстве жилья для того социального класса, от имени которого вроде как выступала партия большевиков».
«На фоне торжества современных антигуманных „человейников“ опыт жилищного строительства эпохи позднего сталинизма выглядит на удивление человечным, „сомасштабным“ человеку».
«Нормативная высота — два этажа (одно- и трехэтажные допустимы). Норма заселения: на ближайшее время — шесть м2 на человека; на расчетный период — девять м2. Дома могли быть двух типов: с односемейными квартирами и с покомнатным расселением (последний вариант — для „одиночек или малосемейных“). Двух- и трехкомнатных квартир в квартале предполагали 80%, остальные — одно- и четырехкомнатные.
Односемейные квартиры должны были состоять из жилых комнат, передней, уборной, ванной и кладовой. Жилая площадь — от 18–22 м2 для однокомнатных квартир, до 36–45 м2 для трехкомнатных. Минимальная площадь комнаты — 9 м2, кухни (с оборудованными очагом, кухонными столами, полками, шкафами и раковиной) — 5–8 м2. Одна из комнат могла быть проходной; в непроходных разрешали альковы; в каждой комнате — обязательный встроенный шкаф. Высота потолков — 2,8–3 м».
«Ленинград: архитектура советского модернизма 1955–1991»
Анна Броновицкая, Николай Малинин, Юрий Пальмин
Третий справочник-путеводитель по архитектуре советского модернизма от издательства «Гараж» (первые два были посвящены Москве и Алма-Ате). Совмод в Петербурге недооценен, кажется, еще больше, чем конструктивизм; эти здания безжалостно сносят или «реконструируют» до неузнаваемости. Только совсем недавно к нему начали проявлять интерес, и данный путеводитель — первая полноценная книга об этом стиле.
В предисловии авторы оговариваются, что выбор Ленинграда как героя книги этой серии немного странен. Архитектура советского модернизма здесь не такая яркая, она уж точно не определяет лицо города, в центре ее и вовсе мало; там, где ее всё же допустили, она «отчаянно компромиссна», и вообще, ни одного по-настоящему революционного проекта за весь советский период в Ленинграде так и не было реализовано. С другой стороны, считают авторы, «именно этот постоянный напряженный диалог с традицией и есть главная особенность ленинградского модернизма, основная причина его своеобразия и красоты».
К тому же именно в Ленинграде были впервые реализованы многие новые инженерные решения. Например, первый крупнопанельный дом (объект № 1 путеводителя), который мог стать прообразом всех хрущевок, но не стал: дом с трехметровыми потолками, огромными кухнями, изолированными комнатами и входными дверями из дуба оказался слишком роскошным, чтобы пойти в серию.
В путеводителе пятьдесят глав. Некоторые посвящены конкретным объектам. Другие — целым ансамблям, так как комплексный подход и застройка целыми ансамблями — площади, набережной, проспекта — вообще отличительная особенность ленинградского совмода. Третьи — типам сооружений: крытые рынки, гаражи, дома быта. Книга прекрасно иллюстрирована: в нее вошли несколько сотен снимков фотографа архитектуры Юрия Пальмина.
«Конечно, как и в Рим, в Петербург туристы едут смотреть совсем не эту архитектуру. И мы отдавали себе отчет в некотором безумии, нанося на карту Автово и Купчино, Гражданку и Обуховку. Но именно эти районы массовой жилой застройки лучше всего отражают то удивительное время, которого нигде больше не было (и, наверное, уже не будет), — во всей его противоречивости».
«Превратившись из искусства в отрасль техники, архитектура до определенной степени ускользнула от идеологического контроля. Если художники, осмелившиеся выйти за пределы социалистического реализма, лишались возможности выставлять или публиковать свои работы, архитекторам прямо предписывалось быть современными. В отличие от художников, которым не было позволено увлекаться западными течениями, архитекторы должны были перенимать зарубежный опыт: заимствование технических достижений капиталистических стран в СССР никогда не считалось зазорным».
«Этот неприметный дом в глубине квартала у метро „Ломоносовская“ — ничуть не менее судьбоносное место, чем Сенатская или Дворцовая. Это ровно такая же развилка, откуда история России могла бы пойти в иную сторону. И скорее Сенатская, чем Дворцовая: если бы за образец типового жилища был взят этот дом, а не лагутенковская 5-этажка, поколения советских людей выросли бы значительно более добрыми и счастливыми. Потому что бытие, как они верили, определяет сознание, а бытие с высокими потолками и большими окнами — это была бы жизнь, товарищи, совсем хорошая».
«Клизма романтизма. Путеводитель по постсоветской архитектуре Петербурга»
Даниил Веретенников, Александр Семенов, Гавриил Малышев
Капромом, или капиталистическим романтизмом, авторы этой книги назвали архитектурный стиль, распространившийся на постсоветском пространстве с начала 1990-х по конец 2000-х. Ни один стиль не ругают так, как этот: для многих он стал синонимом китча, вульгарности и градостроительного произвола. А уж в Петербурге, где традиции особенно сильны и даже модернистские здания встраивали в существующую застройку максимально бережно и уважительно, он выглядит совсем уж неуместным.
Но авторы книги не разделяют этого презрения. По их мнению, капром «отражает то опьянение свободой и ту жажду творческих экспериментов, которые охватили архитекторов после избавления от государственного идеологического диктата».
В путеводителе собраны самые знаковые здания эпохи. Все они сгруппированы по пяти маршрутам: по Петроградской стороне, Васильевскому острову и другим городским районам. Причем про некоторые объекты авторам рассказали сами архитекторы: роскошь, которую могут позволить себе очень немногие архитектурные путеводители.
«Явление петербургского капрома исключительно для России. И дело здесь не в архитектурных особенностях самих построек, а в совершенстве того контекста, в который они погружены. В большинстве своем эти здания относительно сдержанны и контекстуальны — настолько, что в любом другом городе, пожалуй, они и вовсе остались бы неприметны. Но в Петербурге, где всё предельно тонко, деликатно, искусно, — даже малой степени постмодернистской смелости достаточно, чтобы выглядеть вызывающе. Может быть, именно поэтому новое строительство на улицах исторического центра Петербурга всегда воспринималось острее, чем в других городах».
«Здесь, у Сампсониевского моста, стоят на вечном приколе две „Авроры“ русских революций. Одна, возвестившая о революции социалистической, и вторая, ознаменовавшая триумфальный реванш капитализма, — обе выглядят бессмысленно и нелепо: ржавеющие символы ненужных пертурбаций».
«Как бы ярко ни выглядел павильон „Горьковской“ снаружи, основная „изюминка“ проекта всё же внутри. Это декоративная композиция, украшающая плафон над вестибюлем. Авторы пытались изобразить испещренную кратерами лунную поверхность розовато-сиреневого цвета, но горожане увидели в ней коровье вымя, а развидеть такое, как ни старайся, уже не получится».
«Ленинград. Самые знаковые здания и места города эпохи СССР»
Валерия Черепенчук
Если все остальные книги подборки посвящены какому-то одному периоду или архитектурному стилю, эта охватывает всю советскую архитектуру. Здесь есть разделы обо всех архитектурных стилях: конструктивизме, сталинском ампире, модернизме, плюс бонусный раздел — про локации неофициального Ленинграда вроде «Сайгона» и Пушкинской, 10. Конечно, погружение в материал здесь не такое глубокое, так что для знатоков этих стилей содержание книги окажется, наверное, очевидным, но для первого знакомства с архитектурным наследием советского периода она отлично подойдет.
«С середины 1920-х годов возрождение Северной столицы приобретает практический характер; работа велась по нескольким направлениям. Нужно было, во-первых, восполнить утраты военного времени. Во-вторых, пересмотреть устаревшие архитектурные нормы царской эпохи, которые продолжали действовать вплоть до 1920-х годов. Вне зависимости от идеологии они уже не соответствовали реалиям жизни: развитие промышленности, транспорта, освоение территорий под городские районы требовали новых норм и технологий. Но самое главное — архитектуру нужно было приспособить к иным идеологическим установкам, подогнать ее под нужды „новой личности“».
«Строитель социализма — человек общественный, непрерывно работающий как над собственным развитием, так и ради светлого будущего. На смену царским династиям пришли „рабоче-крестьянские“ органы власти. А значит, нужны новые типы зданий и учреждений: всевозможные административные постройки (районные, городские и так далее), учебные заведения (очень важна была борьба с безграмотностью), детские сады (женщина превращалась в полноправного строителя коммунизма, и государство принимало на себя часть забот о воспитании детей), „фабрики-кухни“ (они освобождали от необходимости подолгу стоять у плиты)».
«В 1941 году здание Дома Советов было полностью готово, оставалось лишь довести до ума отделку внутренних помещений. Планам помешала война; к тому же Дом Советов оказался совсем недалеко от линии фронта. В его окрестностях до сих пор сохранились военные ДОТы. Посмотрев на карту города, вы сможете оценить, насколько близко к Московской площади находятся Пулковские высоты, с которых велся обстрел заблокированного Ленинграда. В итоге уже во время войны городское руководство задумалось о том, что размещать органы власти так близко к черте города попросту нецелесообразно: даже если Ленинград продолжит разрастаться, административные здания всё же должны находиться ближе к центру. Кроме того, авторов Генерального плана города обвинили в гигантомании, в непонимании политики, потребностей и нужд Северной столицы, в итоге от идеи переноса центра города на Международный проспект отказались. И Дом Советов остался без Советов…»
