Магазин жестяных носов: как Первая мировая повлияла на развитие пластической хирургии
По данным Американского общества пластических хирургов, в 2020 году только в США было проведено более 2,3 млн пластических операций (и это не считая инъекционной пластики — таких процедур проводится в несколько раз больше). Самые популярные операции — ринопластика, блефаропластика, подтяжка лица, липосакция и увеличение груди, поэтому сегодня термином «пластическая хирургия» чаще всего называют хирургию эстетическую. А вот когда пластическая хирургия только зарождалась, она была преимущественно реконструктивной, то есть не подгоняла людей под конвенциональные представления о красоте, а собирала по кусочкам лица искалеченных солдат. Неслучайно основным толчком для ее развития стала Первая мировая война, «подарившая» миру рекордное количество новых видов вооружения и, как следствие, новых травм.
Пластическая хирургия: предыстория
Исследователи расходятся во мнениях, где и когда началась история пластической хирургии, но единодушны в том, что первой процедурой была ринопластика — пластика носа. Такие операции описываются и в древнеиндийском медицинском трактате «Сушрута-самхита» (написанном примерно в 500 году до н.э.), и в древнеегипетских папирусах (приблизительный возраст — 1500 лет до н.э.). Некоторые исследователи предполагают, что пластические операции на лице могли проводиться и в Древнем Риме: по крайней мере, они упоминаются в трудах Авла Корнелия Цельса, древнеримского ученого-энциклопедиста, который в своем трактате из восьми книг собрал все имеющиеся на тот момент знания о разных областях медицины.
Автор книги «Пионеры пластической хирургии», профессор кембриджского упиверстета Дэвид Толхёрст предлагает относиться к этим заявлениям с осторожностью и вести отсчет с менее туманных и лучше исследованных времен. Пионерами пластической хирургии он считает Густаво Бранку и его сына Антонио Бранку.
Уроженцы Сицилии, Бранка еще в XV веке были знамениты своими операциями по ринопластике — восстановлению носа при помощи кожи, взятой с других участков тела пациента. Густаво, как правило, брал фрагменты кожи со щеки, Антонио же научился использовать кожу с руки, что делало хирургическое вмешательство менее заметным.
Еще одним пионером пластической хирургии (и, по всей видимости, последователем Бранка) был итальянский хирург XVI века Гаспаре Тальякоцци. Изучив и усовершенствовав методику Бранка, он разработал так называемый «итальянский метод» ринопластики. Учитывая распространенность сифилиса и популярность поединков на рапирах в Европе того времени, такие операции были крайне востребованы. Теорию и практику своего метода Тальякоцци подробно описал в трактате De Curtorum Chirurgia per Insitionem (1597) — первом в истории медицинском труде, целиком посвященном пластической хирургии. В этой же книге он сформулировал, по сути, девиз новой области медицины:
К сожалению, после смерти Тальякоцци в 1599 году его искусство было практически забыто. Но два с небольшим века спустя именно «итальянский метод» ринопластики модифицировал и описал в своей работе «Ринопластика» немецкий хирург Карл Фердинанд фон Грефе.
Огромным толчком для развития пластической хирургии стало появление в XIX веке анестетиков. Благодаря тому, что в руках у хирургов теперь были сильные обезболивающие, они могли проводить операции, во-первых, не торопясь, а во-вторых, не опасаясь резких движений пациентов — и то, и другое бесценно для пластических операций. Появление антисептиков и совершенствование хирургических инструментов тоже сыграло свою роль.
Одним из самых выдающихся пластических хирургов этого времени стал немецкий врач Иоганн Фридрих Диффенбах. Уроженец Кёнигсберга, в юности добровольцем прошедший наполеоновские войны, а впоследствии ставший главным хирургом берлинской университетской клиники Шарите, он одним из первых стал проводить операции по восстановлению не только носа, но также губ, челюстей, нёба, век и ушных раковин и разработал методики операций, многие из которых в том или ином виде используются до сих пор. И хотя Диффенбах не изобрел ринопластику, именно он научился оперировать носы так, чтобы они и выглядели совершенно естественно, и сохраняли функционал. Кроме того, он был одним из пионеров хирургического лечения косоглазия и заячьей губы. «Надо было обладать необыкновенным чутьем и великим опытом, чтобы, не имея широких и прочных научных познаний, изобретать столь сложные операции и производить их с таким совершенством», — писал о Диффенбахе учившийся у него Николай Пирогов.
Во второй половине XIX века врачи в разных странах независимо друг от друга учились восстанавливать лица своих пациентов; особенно много таких попыток было предпринято во время Гражданской войны в США. Но все это, по сути, была только предыстория. Самый большой толчок развитию пластической хирургии дала Первая мировая война.
Первая мировая: гонка вооружений и ее последствия
Почему именно Первая мировая — ведь, казалось бы, и в предыдущем веке войн тоже было немало? Дело в том, что ни одна из них даже приблизительно не могла сравниться с Первой мировой ни по количеству жертв, ни по разнообразию увечий. Первая мировая, помимо всего прочего, стала соревнованием огромного количества технических новинок. Химическое оружие, танки, дирижабли, бомбардировщики, подводные лодки, огнеметы, разрывные пули, сверхдальнобойные орудия… Новые виды вооружения приводили к новым травмам, с которыми хирурги еще не сталкивались, а преимущественно окопный характер этой войны привел к тому, что особенно распространенными стали травмы лица.
Такие раны часто зашивали прямо на передовой, где хирургам было, конечно, не до эстетики: лишь бы остановить кровотечение, снять угрозу жизни и поскорее перейти к следующему раненому.
Шрамы заживали — и лицо превращалось в безобразную гримасу. Многие ветераны совершали самоубийства, лишь бы больше не видеть ужас и отвращение в глазах окружающих.
Разрешить ситуацию попытался новозеландский хирург Гарольд Гиллис. В начале Первой мировой он добровольцем вступил в Красный крест и отправился на фронт, где и насмотрелся на чудовищные раны нового типа. Вернувшись в Англию в 1915 году, он настоял на создании в Кембриджском военном госпитале специального отделения лицевых ранений и попросил хирургов полевых госпиталей отправлять людей с такими ранениями прямо к нему. Но отделение на двести коек не справлялось с наплывом раненых: в одной только битве на Сомме количество раненых с тяжелыми ожогами и травмами лица исчислялось тысячами. Поэтому уже в 1916 году Гиллис убедил руководство открыть отдельный госпиталь для лечения лицевых травм. За шесть лет существования клиники Гиллис и его команда хирургов прооперировали более 5000 солдат.
Гиллис прекрасно понимал, насколько мощной психологической травмой для человека может стать изуродованная внешность. Именно поэтому он запретил вешать в палатах зеркала: вид собственного отражения мог убить в пациентах всякую мотивацию бороться за жизнь. А в парке рядом с больницей некоторые скамейки специально были выкрашены в синий цвет: это сигнализировало прохожим, что сидящий на скамейке человек не хотел бы, чтобы его разглядывали.
Действовать приходилось почти вслепую: подобных травм медицина еще не знала. Первая мировая дала пластическим хирургам небывалые возможности для экспериментов: изуродованные солдаты готовы были на риск, лишь бы получить шанс на хотя бы частичное восстановление внешности. Но, учитывая, что антибиотики еще не были изобретены, такие эксперименты часто заканчивались плачевно. Так случилось, например, с британским летчиком Генри Ральфом Ламли. Прямо во время экзамена по летной подготовке его самолет потерпел крушение, а сам пилот в результате множественных ожогов остался практически без лица. Ламли доставили в госпиталь, которым заведовал Гиллис. Бригада хирургов под руководством самого Гиллиса приняла решение восстановить лицо летчика, используя кожу с его груди. Но организм Ламли отторг трансплантат, начался сепсис, и пилот, и так уже ослабленный, умер через несколько недель.
Именно эта неудача помогла Гиллису осознать свою ошибку: он пытался пересадить слишком большой фрагмент кожи и сделать это слишком быстро. В результате он разработал принципиально новую методику: walking-stalk skin flap (в примерном переводе «перенос кожного лоскута»). Методика заключалась в том, что кожный лоскут для трансплантации не отделяли от прежнего места полностью, а сшивали в трубочку, второй конец которой подшивали к поврежденному участку. Таким образом в трансплантате сохранялось кровообращение, и адаптация происходила гораздо легче. Только после того, как конец трубчатого стебелька кожи полностью приживался на новом месте, другой конец отрезали от донорского участка. Конечно, трансплантация кожи таким способом занимала как минимум несколько месяцев, а то и лет (и значительную часть этого времени пациентам приходилось проводить в неудобных позах — например, с рукой, из которой брался кожный имплантат, примотанной к лицу). Зато риск отторжения и заражения резко снизился.
(Интересно, что практически одновременно с Гиллисом идентичный метод трансплантации кожи изобрел российский офтальмолог Владимир Филатов. В 1916 году он провел операцию образования стебельчатого кожного лоскута для устранения дефекта нижнего века после удаления у пациента раковой опухоли. Пересадка закончилась успехом, а годом позже Филатов опубликовал в журнале «Вестник офтальмологии» работу «Пластика на круглом стебле». В российских источниках трубчатый лоскут кожи для трансплантации зачастую так и называют филатовским стеблем).
Новый метод Гиллис опробовал на британском матросе Вилли Викеридже.
Во время Ютландского сражения на крейсере, где тот проходил службу, произошел взрыв, 65 членов экипажа погибли, а Вилли выжил — но остался без нижней челюсти. На месте утраченной кости Гиллис установил металлический каркас, а потом протянул к нему кожные «стебельки» с груди пациента.
Пришлось провести множество операций, но в результате Вилли все-таки обрел новую челюсть, а техника walking-stalk skin flap стала классикой пластической хирургии.
После окончания войны и расформирования клиники Гиллис занялся частной практикой — как правило, в области эстетической хирургии. Но с началом Второй мировой вновь вернулся к помощи раненым: он был консультантом британского Министерства здравоохранения, организовал отделения пластической хирургии во множестве британских госпиталей, а параллельно обучал пластической хирургии врачей из разных стран Содружества. Кстати, в том числе этим объясняется бурный расцвет эстетической хирургии в послевоенные годы: ведь сотни пластических хирургов, обученных и практиковавших в военное время, теперь остались без работы.
(А вскоре после войны Гиллис прославился еще и как человек, совершивший одну из первых в истории операций по коррекции пола — фаллопластику. Впрочем, «операция» — это сильное преуменьшение. Процесс занял четыре года и включал 13 (!) операций, в ходе которых Гиллис активно использовал изобретенный им же тридцать лет назад метод walking-stalk skin flap. Но это отдельная история).
Но вернемся к Первой мировой, тем более что по другую сторону окопов тоже были свои таланты. Восстановлением лиц немецких солдат прославился пластический хирург по имени Якоб (Жак) Жозеф.
Уроженец Кёнигсберга, третий ребенок в семье раввина, Жозеф изучал медицину в Берлине и сначала специализировался в ортопедии. Однажды он из любопытства взялся за нестандартную задачу: хирургически исправить уши десятилетнего мальчика, которого одноклассники так жестоко дразнили за лопоухость, что он отказывался ходить в школу. Операция оказалась успешной, и вскоре к Жозефу потянулись другие страждущие, недовольные своей внешностью. К примеру, один из пациентов стеснялся своего якобы слишком большого носа и обратился к доктору с просьбой: если тот сумел кому-то уменьшить уши, то нельзя ли сделать то же самое с носом? Жозеф некоторое время попрактиковался на трупах, а потом успешно прооперировал пациента.
Впрочем, заслугой Жозефа были не только операции, которых никто до него не делал. Что не менее важно, этот человек сформулировал концепцию современной пластической хирургии. Он заявил, что недовольство человека своей внешностью наносит ему такой же урон, как и серьезная болезнь — а значит, эстетическая хирургия и ее психологический эффект не менее важны, чем лечение «настоящих» болезней. Для 1898 года, когда Жозеф впервые высказал эту теорию, она была слишком радикальна: «серьезные» хирурги презирали использование своих профессиональных навыков в «мелких» косметических целях, да и пуританская мораль гласила, что в жизни нужно довольствоваться тем, что дал тебе Бог.
Но пришла Первая мировая война, и таланты Жозефа стали востребованы как никогда. Он проводил множество сложнейших операций, а в 1916 году возглавил только что созданное отделение лицевой пластической хирургии в клинике Шарите, где восстанавливал раненым лица даже в самых сложных случаях (за эти заслуги он даже получил Железный крест). В 1920-х он, как и Гиллис, вернулся к частной практике и так прославился своими операциями по ринопластике, что в Берлине его называли Nasen-Joseph («Нос-Жозеф») или просто Noseph. Другими его «хитами» стали подтяжка лица и операции по увеличению груди.
Маски как альтернатива операциям
Но результаты тогдашних пластических операций были все же далеки от современных. Поэтому Первая мировая породила еще одно неожиданное решение проблемы: маски. При одной из лондонских больниц в 1916 году было создано Отделение масок для обезображенных лиц, которое сами раненые в шутку называли Магазином жестяных носов.
«Моя работа начинается там, где заканчивается работа хирурга», — говорил о себе автор этой инициативы, художник и скульптор Фрэнсис Дервент Вуд. Для раненых, которым тогдашняя пластическая хирургия бессильна была помочь, он по индивидуальному заказу создавал легкие металлические маски. В 1917 году о работе Вуда узнала американская художница и скульпторша Анна Коулман Уоттс. Проконсультировавшись с ним, она под эгидой американского Красного креста открыла в Париже аналогичное учреждение — Студию портретных масок.
Работа была ювелирной: скульпторы старались максимально точно воссоздать внешность каждого солдата, какой она была до войны. Для этого они использовали, во-первых, гипсовые слепки с лиц пациентов, а во-вторых, сохранившиеся довоенные фотографии.
Маски делались из оцинкованной меди толщиной в 0,8 мм и весили от 112 до 252 граммов. Сверху они были покрыты матовой эмалью в цвет кожи, причем художники пытались передать малейшие оттенки, а также текстуру кожи пациента.
В зависимости от характера травм, маски скрывали либо все лицо целиком, либо только верхнюю или нижнюю его часть. Если у человека отсутствовал глаз, он рисовался либо прямо на металлической пластине, либо на специальной стеклянной заготовке. Конечно, маски были далеки от совершенства, но это было все же лучше, чем ничего. «Любимая женщина больше не находит меня отталкивающим, на что она в ином случае имела бы полное право», — писал один из клиентов в благодарственном письме. Впрочем, эта инициатива так и не стала массовой и вскоре после войны свернулась.
В послевоенное время пластическая хирургия постепенно выделяется в отдельную область медицины. Учреждаются ассоциации пластических хирургов (первая — Американское общество пластических хирургов — образовалась в 1931 году), в вузах появляются соответствующие специализации (первым был Карлов университет в Праге — там эту дисциплину начали преподавать в 1930 году). Но пластическим хирургам еще долго пришлось бороться за то, чтобы медицинское сообщество признало их «серьезными специалистами».
И напоследок: была ли пластическая хирургия в СССР? Да, хотя из-за железного занавеса несколько отставала в развитии. Первое (и на долгие годы единственное) отделение пластической хирургии открылось в Москве еще в 1930-е годы. Пластическая хирургия была единственной платной медицинской услугой в СССР и по бумагам даже недорого стоила. Фактически же из-за исчезающе малого количества специалистов обычным гражданам было почти невозможно попасть на прием. Зато услугами отечественных пластических хирургов активно пользовались советские кинозвезды (Любовь Орлова) и чиновницы (Екатерина Фурцева). Ходили слухи, что отечественные пластические хирурги работали также с советскими разведчиками (при необходимости изменяя их внешность) и даже с «двойниками Сталина». Но тут уж мы вступаем на зыбкую почву конспирологии.