Есть ли у ландшафта своя метафизика? Валерий Подорога и его философия земли

Земную мысль пройдя до половины

Валерий Подорога — один из ключевых персонажей русскоязычной философии последних двадцати лет. Он не только создал оригинальный подход к анализу литературы — аналитическую антропологию, но и оказался «наставником» для целого поколения исследователей философии, среди которых, например, Оксана Тимофеева, Олег Аронсон и Кети Чухров. Подорога был автором около 200 научных текстов и эссе, в том числе знаменитой работы «Выражение и смысл», в которой описан его проект метафизики ландшафта.

«Выражение и смысл» является почти единственным масштабным исследованием по геофилософии на русском языке. Как пишет сам Подорога, метафизика ландшафта — это топология философского мышления. Она передает содержание самого мышления и показывает его в образах-понятиях — в таких сложных концепциях, которые преодолевают разделение на «философское» и «художественное», говоря о мире за пределами мышления. За этими пределами можно найти природный ландшафт, городские улицы, само тело человека, который мыслит, а также то, где это тело расположено и что происходит вокруг него. Подорога замечает:

Всякая мысль пространственна, и не только благодаря известным особенностям языка, но и телесной ориентации мыслящего: познавая, он активирует ближайшее пространство, наделяет его духовными интенциями, проектирует во вне, приближая к себе самое удаленное.

Книгу Подороги, безусловно, нельзя назвать исследованием только по геофилософии, предметом которого становится исключительно земля. При обращении к идеям Подороги в первую очередь следует говорить о связях земли и литературы — или ландшафта и дискурса.

Как замечает искусствовед и философ Олег Аронсон, Подорога «пытается показать, что сама философская мысль есть произведение, что она обитает в определенной среде, она — элемент этой среды»

Аронсон О. Предпоследний метафизик // Философско-литературный журнал «Синий диван». 2006. № 9.

Иными словами, мысль имеет «среду обитания» — пространство, землю, мир, ландшафт, которые позволяют фиксировать нетипичный опыт авторства.

Этот опыт преодолевает разделение по типу «Ницше-автор» и «текст Ницше». Подорога говорит о выражении письма, которое совмещает это и создает, например, «Ницше-текст». Такое письмо не принадлежит до конца автору, оно еще не получило свой завершенный смысл. Оно объединяет его мышление и мир вокруг, в котором это мышление происходит.

Чтобы понять, когда произведение всё же находит свой смысл, Подорога формулирует два ключевых вопроса, за которыми сам следует на протяжении описания метафизики ландшафта. Первый вопрос: кто мыслит и говорит? Второй: как сделаны мысль и письмо или в другой формулировке — как сделано философское произведение?

Ответы на эти вопросы исследуются Подорогой с помощью совместного рассмотрения языка и пространства. Он обращается к опыту «овнешнения» текста, который накладывается на философские переживания — метафизическое переживание ландшафта и пространственное переживание метафизики. Самый яркий пример здесь — история о том, как Ницше в Зильс-Марии повстречал камень, который вдохновил его на создание идеи вечного возвращения. Безусловно, это не было прямым влиянием и непосредственным переходом от камня к концепции. Однако ландшафт сыграл свою роль и позволил вытянуть новый смысл из пространства «пред-мысли». Мы вновь видим здесь связь: ландшафт, тело, язык, мышление.

Если смотреть на метафизику ландшафта Подороги с точки зрения геофилософии, то можно увидеть несколько важных моментов, которые определяют прочную связь земли и философии в его идеях.

Так, совместное рассмотрение языка и пространства рождает один из главных тезисов Подороги, который состоит в утверждении, что всякая мысль — топологична. По его наблюдению, многие лингвисты также выделяли эту связку — например, Вильгельм фон Гумбольдт, для которого был важен факт того, что «язык сплетается из пространства».

Ориентируясь на географическую метафору смысла, Подорога пишет о ландшафтной сущности любого философского произведения. Он утверждает, что всякая мысль имеет место, а реальный ландшафт может быть воображаемым планом этого места, где располагается та или иная философия. В связи с этим, например, тот же Ницше оказывается сценографом текстового пространства — тем, кто обустраивает свои тексты в соответствии с образом реальных мест, в частности лабиринта.

Другие персонажи книги Подороги — философы Серен Кьеркегор и Мартин Хайдеггер — тоже связываются с ландшафтным миром. Его ключевыми элементами Подорога называет небо, горизонт, береговую линию и холмы. В случае Хайдеггера — это леса Шварцвальда, темные и таинственные, немного сказочные и легендарные. В случае Кьеркегора — мысли о земле Мориа и долгие прогулки вдоль датского морского берега с точным указанием места и времени. Эти ландшафты были частью биографии философов, но одновременно влияли на то, как их мысль «борется за метафизические территории».

Как написать землю?

Связка «язык — пространство», которая так часто встречается в «Метафизике ландшафта», по-новому ставит проблему философского осмысления земли. Подорога создает свой проект вокруг воображаемого пространства — концептуальной земли, которая в то же время наделяется характеристиками внешнего и реального — это реальное место, географический ландшафт, который может быть найден на карте. Например, как комната Ницше в швейцарском Энгадине, лесная хижина Хайдеггера или места прогулок Канта в Кенигсберге.

Земля балансирует между метафизическим переживанием ландшафта и пространственным переживанием самой философии. Оба эти переживания связаны с географическими метафорами. Эти метафоры перемещаются в саму философию, и благодаря им появляются различные идеи или произведения — Подорога обращается к «Проселку» Хайдеггера и вспоминает, как Ницше критиковал «твердую землю» городов и взамен ей искал землю «легкую»:

Путешествие не должно начинаться с «твердой земли». Ницше ставит под сомнение архетип земли и не включает его в пантеон стихий вечного возвращения: не земля, а подземное есть то особое пространство «перехода», которое заключено в земле, но сама земля со своей силой тяжести, городами-захватчиками и отравленным воздухом должна быть преодолена.

Для философа важно, что у самого языка есть способность выражать отношения пространства.

Земля в рамках ландшафтной философии погружается в границы литературы и письма. Подорога не пишет о земле отдельно, а говорит о ней только в связи с конкретными авторами.

Подобная ситуация приближает геофилософию к состоянию геопоэтики, которая уделяет внимание тексту, языку и письму и лишь потом обращается к земле в ее геологическом и социальном многообразии.

География ума только для человека

Несмотря на большое количество различий, некоторые исследователи сравнивают идеи Подороги с геофилософией французских философов Делеза и Гваттари. И для Делеза и Гваттари, и для Подороги геофилософия оказывается «географией ума» — мыслительной практикой, внутренней борьбой за метафизические территории. География ума показывает устройство мышления подобно тому, как обычная география показывает устройство земли. География ума может стать проводником в философии — сделать так, чтобы мы нашли нужную нам идею или поняли, как она работает. Подобно тезису о том, что любая философия и есть геофилософия, Делез и Гваттари говорят о географии ума:

География не просто дает материю переменных местностей для истории как формы. Подобно пейзажу, она оказывается не только географией природы и человека, но и географией ума. Она отрывает историю от культа закономерности, давая проявиться фактору ни к чему не сводимой случайности. Она отрывает историю от культа первоначал, утверждая могущество «среды».

Несмотря на обращение к реальным географическим местам и точкам на карте, подход Делеза, Гваттари и Подороги создает разделение между реальной землей и землей, представленной в мышлении или в произведении. В этом сходство трех авторов. В работе Делеза и Гваттари «Что такое философия?» происходит поворот от антропологического и геологического описания земли к историко-философскому. Делеза и Гваттари интересует Древняя Греция как «земля философии». Они ставят вопрос о том, что именно повлияло на появление философии там.

Все трое обращаются к текстовому пространству. Оно существует благодаря установленной связи между человеком и местом, в котором он находится и которое непредставимо без человеческого присутствия. Так, для Делеза и Гваттари — это Древняя Греция и философы, которые ее населяли, а для Подороги — конкретные ландшафты европейской местности, где жили и писали Кьеркегор, Ницше и Хайдеггер.

История философии, таким образом, становится историей пространства текста и мысли.

Например, Подорога утверждает, что мысль Хайдеггера является опытом философской персонификации земли:

«чтобы осуществить движение-чтение хайдеггеровского текста, надо рискнуть стать тектоническими существами, претерпевающими страсти геогенеза».

Делез и Гваттари, в свою очередь, говорят, что мышление о земле возможно при осознании прихода «нового народа на землю», чтобы земля стала землей философского народа. Иными словами, земля оказывается во власти человека и его действий. С такой точки зрения землю невозможно представить без человека. Земля, где не производится мысль и где нет мыслителей, не интересует Делеза и Гваттари.

Для Подороги важно, что земля в метафизике ландшафта не может быть представлена без текстуальных измерений. Подорога исследует, по собственным словам, «не тот ландшафт, который обычно созерцает одинокий путник в Швейцарских Альпах или любитель искусства в музее», а тот, который создает условия мысли, то есть текст-ландшафт. Он пересекается множеством творческих сил, потоков и ритмов в рамках философского письма.

Есть ли жизнь после текста?

Для Подороги важно сплетение жизни и философии, земли и мысли. Это сплетение представлено именно в тексте, поэтому выйти за его пределы относительно тяжело. Подорога пишет:

Земля, чтобы стать произведением, должна пройти путь вверх и к себе по линиям невидимой кривизны бытия как сферы: она вздымается, чтобы оставить след своего самозатворения, по которому будущее произведение создает свою внутреннюю форму.

Проект Подороги чрезвычайно важен в качестве опыта медиации, в которой пересекаются разные области — геофилософия, философия литературы и литературоведение. Сложный подбор географической метафорики открывает новые возможности для интерпретации земли в философии, в том числе через телесность и соматический опыт, также описанный в работе Подороги. Он часто говорит об идеях с точки зрения телесности. Например, попасть в землю Мориа, к которой обращается Кьеркегор, можно, только «задержав дыхание»:

Оно отражается в полной остановке объективного времени, и только благодаря этой остановке возможно экзистенциальное путешествие в землю Мориа. Дыхание является движением вокруг некой пульсирующей точки, которая в любой момент, там, где она переходит в импульс, может прервать органический ритм, «перебросить» экзистирующего в другую сферу.

Важно, что речь идет именно об экзистенциальном путешествии. Это еще один ответ на вопрос об описании земли за пределами текста. Конечно, экзистенциальное путешествие не равняется реальному посещению мест. Однако степень того, насколько оно может захватывать человека, который мыслит, очень высока. Мыслительный ландшафт окружает мышление — так же, как реальный окружает тело и влияет на восприятие. Земли мышления могут быть реальнее и удивлять сильнее, чем пейзажи, которые мы видим за окном поезда или машины, когда путешествуем.

Как заметил Олег Аронсон, «не надо думать, что, попав в Энгадин, мы становимся немного Ницше, а в Шварцвальде — немного Хайдеггерами. Энгадин и Шварцвальд — ландшафты, в которых собирается произведение-Ницше и произведение-Хайдеггер. И собрать эти произведения из разрозненных текстовых элементов становится той задачей, которую пытается решать Подорога».

В этом, пожалуй, и таится главное послание метафизики ландшафта — не разделять, а связывать. Вместо разрозненных текстовых элементов — целостные произведения, которые не разводят жизнь и теорию, а замечают места, где между ними выстраивается связь. Для философии земли важен такой опыт, так как философия земли тоже в какой-то степени такое произведение. Оно расширяет привычные рамки философии и впускает туда то, что долго оставалось за пределами: геологическую силу жизни, философское переживание пространства.