«Реальный мир — это тот, где ты жив, а возможный — где ты мертв». Как философы путешествуют по возможным мирам

Московский центр исследования сознания при МГУ — оплот аналитической философии в России. Его сотрудники занимаются классическими проблемами аналитической философии, касающимися сознания, свободы воли, моральной ответственности и тождества личности. «Мы транслируем наиболее значимые идеи англоязычной философии. Это очень важно, потому что англоязычная аналитическая философия сейчас доминирует», — говорит доцент философского факультета МГУ Артем Беседин.

В 2014 году директор центра Дмитрий Волков организовал круиз вокруг острова Диско в Гренландии, собрав на яхте звезд аналитической философии: Дэниела Деннета, Дэвида Чалмерса, Пола и Патрисию Черчланд и других, а также российских студентов и аспирантов философских факультетов. Собравшиеся мыслители (многие — непримиримые оппоненты) всё плавание обсуждали проблемы сознания и спорили друг с другом. Это была незабываемая поездка и даже спустя годы, по словам сотрудников центра, от некоторых западных философов можно услышать: «Вы были в том круизе? О!» Но проводить такую конференцию на регулярной основе тяжело, поэтому в результате коллектив остановился на более простом формате — летней философской школе.

Школа международная, заявки принимаются на английском, обсуждения проходят на нем же. В 2016 году она состоялась в Риге, в 2018-м — на Мальте. В прошлом году Дэниел Столджар вел семинары в зуме по проблемам интроспекции. «Но гештальт не был закрыт, — сказал Артем Беседин. — И мы решили провести школу очно, в России».

Метафизика возможных миров

Темой этого года стала метафизика возможных миров. Эта концепция помогает решать самые разные философские проблемы, но главным образом используется для анализа модальных и контрфактических высказываний. Первые имеют дело с возможностью или необходимостью чего-либо: например, «у Саши короткие волосы, но он мог бы носить афро» или «Саша должен написать эссе, чтобы попасть на летнюю школу». Вторые описывают ситуации, которые не произошли: «если бы Саша вышел пораньше, он бы не опоздал». Подобные высказывания, касающиеся возможности, необходимости и того, чего не случилось, очень важны в метафизике, этике и философии сознания. Но что означают все эти «мог бы», «должен» и «если бы»? Возможные миры дают ответ на этот вопрос.

Если нечто возможно, то существует возможный мир, где так оно и есть: если у Саши может быть афро, то есть мир, в котором у него афро. Если нечто необходимо, то так оно и есть во всех возможных мирах: если, чтобы попасть на летнюю школу, Саше необходимо написать эссе, то он написал его во всех возможных мирах, в которых отправился на летнюю школу. Контрфактические ситуации описывают ближайшие к нам возможные миры: если верно, что Саша не опоздал бы, выйди он пораньше, то мир, где Саша вышел пораньше и не опоздал, ближе к нашему, чем тот, в котором он сделал так и опоздал.

Но что такое возможный мир сам по себе? В каком смысле он может существовать? И как связан с нашим миром? Эти вопросы и составляют проблемную область метафизики возможных миров. На них отвечают три основных теории — именно их обсуждали участники школы в этом году.

Модальный реализм

Саша коротко постригся, но мог бы сделать себе афро. Вы опоздали на встречу, но могли прийти вовремя. В обыденной жизни мы то и дело сталкиваемся с контрфактическими ситуациями и считаем, что описывающие их высказывания могут быть истинными или ложными. Но как они могут быть истинными, если им ничего не соответствует в действительности? Почему в определенных обстоятельствах высказывание «у Саши афро» для нас ложное, а «у Саши могло бы быть афро» истинное? Если контрфактическим высказываниям не соответствует реальное положение дел, разве они не должны быть все ложными или попросту бессмысленными?

Согласно философу Дэвиду Льюису, контрфактические высказывания не являются пустыми, поскольку возможные миры, которые они описывают, существуют так же, как и наш актуальный мир. В чем же тогда отличие этих миров? По Льюису, лишь в том, что в актуальном мире существуем мы. Сам термин «актуальный мир» Льюис считал выражением, значение которого, как у слов «это», «я» или «здесь», зависит исключительно от обстоятельств его употребления. Точно так же, как слово «здесь» указывает на окружение говорящего, «актуальный мир» обозначает его мир. Для обитателей других миров актуальным будет их мир, а наш — возможным.

В возможных мирах существуют наши двойники, которых Льюис вводит, чтобы избежать противоречия: если бы вы в актуальном мире, в котором опоздали на встречу, и в возможном, где пришли вовремя, были одним и тем же человеком, то было бы истинно взаимоисключающее утверждение, что вы и опоздали, и пришли вовремя. Поэтому нужен ваш двойник, которым вы были бы, если бы наш мир имел несколько иную историю. Можно ли встретиться со своим двойником? Нет: миры каузально замкнуты. Это означает, что ничто в возможном мире не может стать причиной чего-либо в нашем, и наоборот. Мир ограничен собственным пространством-временем: не существует форточки, через которую можно было бы заглянуть в возможный мир, не говоря уже о том, чтобы отправиться в него.

Возможные миры существуют не в физическом, но в логическом пространстве. Логически возможно всё, что не содержит противоречия. В логическом пространстве бесконечно много возможных миров. Существуют миры, где вы пришли вовремя, стали первым человеком на Марсе, у людей отросли хоботы, живут эльфы и действует магия. И всё это, убежден Льюис, существует реально.

Конечно, раздача статуса «реально существующего» направо и налево может показаться странной, если не расточительной. Однако Льюис считал свою теорию наиболее естественной и экономной, поскольку она, во-первых, полностью соответствует нашему использованию модальных и контрфактических высказываний в обыденной речи, во-вторых, не вводит никакого нового рода сущего (например, абстракций, о которых ниже), а лишь увеличивает количество уже существующих элементов.

Свою теорию, модальный реализм, Льюис считал раем для философов: стоит лишь поверить в логическое пространство, в котором существует всё возможное, как многие философские проблемы находят элегантное решение. Сегодня теория Льюиса востребована не только в философии, но также в прикладных моделях, используемых в экономике и медицине.

Абстракционизм

Далеко не все философы разделяют восторг Льюиса по поводу модального реализма. Многим кажется, что концепция двойников не подходит для анализа модальностей: когда мы говорим «у Саши могло бы быть афро», мы имеем в виду не какого-то обитателя другого мира, но человека перед нами. Но главный контраргумент — это вопиющее несоответствие теории со здравым смыслом. Я-первый-марсианин-с-хоботом и я-здесь-и-сейчас одинаково реальны? Что за нонсенс! Поэтому оппоненты Льюиса предпочитают теорию абстракционизма, согласно которой возможные миры существуют, но не в том смысле, в каком актуальный. Они существуют абстрактно: как числа, как Анна Каренина.

Для их анализа используются пропозиции — абстрактные внелингвистические сущности, описывающие некоторое положение дел. Внелингвистические они в том смысле, что не зависят от своих языковых выражений: предложения «снег бел» и snow is white выражают одну и ту же пропозицию, пусть и совершенно разными знаками. Более того, пропозиции не зависят даже от самого наличия языка и людей, поэтому их не следует путать с мыслями. Это своего рода абстракции, существующие вне пространства и времени.

Весь актуальный мир можно представить как совокупность таких непротиворечивых пропозиций (прошлых, настоящих и будущих). В мире нет двух пропозиций, которые одновременно бы утверждали и отрицали определенное положение дел, например, «Саша короткострижен (в этот момент времени)» и «у Саши афро (в тот же момент времени)» — одна из этих пропозиций ложна. Такое максимальное непротиворечивое множество пропозиций философ Роберт Адамс называет мировой историей, а Алвин Плантинга — книгой мира. Но мировые истории и книги могут быть составлены в том числе и из ложных пропозиций. Грубо говоря, можно помыслить непротиворечивую историю, в которой Саша не пошел стричься и отрастил себе афро.

Максимально непротиворечивые множества пропозиций, часть которых являются ложными, — это и есть возможные миры. Актуален тот мир, чья мировая история составлена только из истинных пропозиций.

Согласно абстракционизму, наш мир — единственный реальный. Возможные миры нереальны, но они существуют — так же, как пропозиции, то есть они абстрактны. Поскольку же абстракции существуют в нашем мире, он заключает в себе все возможные миры.

Что значит, что у Саши могло бы быть афро? В рамках абстракционизма это означает, что пропозиция «у Саши афро» записана в книге некоторого возможного мира — назовем его «Мир Саши с афро». В нашем мире эта пропозиция ложна, но в этом втором мире истинна. Важно, что в пропозициях «Саша короткострижен» и «у Саши афро» говорится об одном и том же актуальном Саше, просто одна из них в нашем мире истинна, а другая ложна. Это позволяет абстракционистам не вводить льюисовских двойников и сохранить трансмировое тождество. Различие истинности и истинности-в-возможном-мире позволяет Плантинге ввести сущностные свойства объекта, которыми он обладает во всех возможных мирах.

Если пропозиция «у Саши афро» ложна в актуальном мире, то ложна и пропозиция «пропозиция „у Саши афро“ истинна». Но пропозиция «пропозиция „у Саши афро“ истинна-в-мире-Саши-с-афро» истинна. Более того, она истинна не только в актуальном мире, но и во всех возможных мирах с Сашей, то есть будет неотъемлемым свойством актуального Саши. Не вдаваясь в подробности, отметим, что с помощью концепта сущностных свойств Алвин Плантинга доказывает существование у человека души.

Комбинаториализм

Внепространственные и вневременные абстракции — штуки довольно странные, а уж сотканные из них возможные миры еще более загадочны. Они не столь фантастичны, как льюисовские, реально существующие в логическом пространстве, но тоже несут на себе печать чего-то сверхъестественного. Поэтому натуралистически настроенные философы их не принимают. Одна из главных претензий к сторонникам модального реализма и абстракционизма состоит в том, что они утверждают существование чего-то каузально бесплодного: ни льюисовские возможные миры, ни абстракции не могут оказать никакого влияния на наш мир. А раз так, то какие вообще основания допускать их наличие?

Более земное объяснение модальностям дал философ Дэвид Армстронг: существует лишь актуальный мир, возможных миров нет, всякая возможность полностью подчинена актуальности. Существуют лишь простые объекты, их свойства и отношения. Просты они в том случае, если не состоят из частей, которые сами служат объектами, свойствами или отношениями. На вопрос, что является простыми объектами — элементарные частицы, струны или что-то еще — должна ответить физика, не философия. Благодаря свойствам и отношениям простые объекты могут объединяться в сложные.

Объекты, свойства и отношения образуют положения дел. Положение дел, образованное простыми объектами, является атомарным. В свою очередь, атомарные положения дел образуют более сложные молекулярные. Самое большое молекулярное положение дел, объединяющее все прочие, — это и есть единственный актуальный мир. Объектов не бывает вне положений дел: если есть какой-то объект, есть и то, каким образом он существует (то есть его свойство), а это уже образует некоторое положение дел. Тем не менее мы можем абстрагировать объекты, мысленно отделив от свойств и отношений и комбинируя их в разных сочетаниях, которые в действительности не встречаются.

Вернемся к нашим утверждениям: «Саша короткострижен» и «у Саши афро». Первое истинно, поскольку соответствует реально существующему положению дел. Второе ложно, поскольку не соответствует. Но оно могло бы быть истинно, поскольку приписывает существующему объекту (Саше) существующее свойство (иметь афро). Такие несуществующие положения дел можно сочетать друг с другом и всячески комбинировать, выстраивая из них возможные миры. По Армстронгу, они являются фикцией, но это не делает их бесполезными.

Армстронг сравнивает возможные положения дел с идеальным газом. Никому в здравом уме не придет в голову утверждать, что идеальный газ существует. Это теоретический конструкт, не соответствующий никакому реально существующему газу. Но этот конструкт полезен в научных целях.

То же и с возможными мирами. Они полезны, так как абстрагированы от чего-то реального и каузально эффективного и могут быть обратно к этому сведены. Это имеет примечательное следствие: из комбинаций существующего можно получить только возможное. Несуществующие же свойства и отношения невозможны. Но их можно помыслить!

Допустим, мы убеждены, что электричество и магнетизм — вещи разной природы. Комбинируя их, мы можем представить себе возможные миры, в которых существует: а) только электрическое поле; б) только магнитное; в) и электрическое, и магнитное. Таким образом, мы можем помыслить три разных, как нам кажется, возможных мира. Но прогресс физических наук открывает нам, что эти два явления, казавшиеся нам принципиально разными, в действительности имеют общую природу. Следовательно, два из трех помысленных нами мира невозможно получить комбинацией реально существующего. Что же в таком случае мы мыслили?

То были невозможные миры, отвечает Армстронг. Мы можем заблуждаться относительно природы и элементов нашего мира, пока окончательная физическая теория не установит, что реально существует и, соответственно, реально возможно. Но до тех пор область того, что, как нам кажется, существует и возможно, будет включать в себя в том числе невозможные миры, которые мыслить тоже полезно — например, в математике.

Возможные миры в крематории

Фонд Дмитрия Волкова поддерживает не только науку, но и искусство, поэтому в Нижнем Новгороде философы провели совместный перформанс с художниками Артемом Филатовым и Алексеем Корси, которые несколько лет назад открыли на территории нижегородского крематория «Сад им.» — пространство, в котором растут цветы и ягоды, а голос оперной певицы из динамиков напевает названия внутренних органов на латыни. В саду встречаются влюбленные, проводят экскурсии, но чаще всего люди заходят сюда, чтобы подумать о смерти.

Одна из частей сада — мемориальная. Здесь растет более 120 видов растений. Каждое кто-то посвятил умершему родственнику. Тем самым создатели сада хотят показать, что память о человеке можно запечатлеть не только на надгробии, но и в ритуалах. При этом растения не подменяют собой памятники — например, их плоды можно есть (в саду растет малина и крыжовник).

Таким сад был последние годы. С появлением философов возник дополнительный смысловой слой, связанный с модальностью. «Я не могу даже претендовать на 1% понимания того, что обсуждают в философской школе, но я вычленил для себя понятие модальности и обнаружил, что модальность существует и в музыке. Мы решили показать музыку не через звуки, а через промежутки тишины», — объясняет Филатов.

Нижегородский композитор Марк Булошников положил в основу перформанса «Сарабанду» Жана-Филиппа Рамо, которую сначала играли на балах, а потом во время похоронных процессий. «Как говорил Джон Кейдж, музыка — это не звуки, а расстояние между ними, тишина. И смерть — это тоже тишина. О смерти можно только молчать. Именно этому мы учим именно молчать», — говорит Булошников.

Молчали так. В разных точках сада расположились два саксофониста и фаготист. При каждом имелся двойник-динамик, воспроизводящий индастриал — лязг металла на заводе, шум метро, звуки отбойного молотка — на фоне которого музыканты исполняли тягучие ноты «Сарабанды». Они играли по партитуре, но не знали, когда и как прозвучат индустриальные звуки. Участники философской школы изучали получившееся звуковое пространство, садясь на разные лавочки и фланируя между растений. Над садом поднимался черный дым крематория.

После выступления Филатов резюмировал: «Со свой профанной стороны я смотрю на это еще и так: реальный мир — это тот, где ты жив, а возможный — где ты мертв».

Зачем изучать теории возможных миров?

По словам Артема Беседина, метафизика возможных миров — «максимально не юзер-френдли тема». «Она закопана в самой глубине многих теорий, которые мы обсуждаем: свободы воли, тождества личности, сознания. И хотя выглядит она довольно безумно, без нее никак», — подчеркивает он.

Проблема модальных высказываний занимала умы философов уже в Античности. С ними пытался совладать Аристотель, разрабатывая первые логические системы. Но природа модальности оказалась неподатлива, и чем дальше философия развивалась, тем острее ощущалась нехватка адекватной логической интерпретации всех этих «возможно» и «могло бы быть». Во второй половине ХХ века крупнейший философ и логик современности Сол Крипке выдвинул для решения многовековых споров концепцию возможных миров. Когда ее стали разрабатывать другие философы, появилась метафизика возможных миров, охватившая темы не только философские, но и научные.

Например, есть проблема свободы воли. Нейрофизиолог скорее спросит: может ли он предсказать по состоянию мозга поведение индивида? Экономист задастся вопросом, при каких условиях работает поведенческая экономика, если рациональный агент свободен? Философы же займутся концептуальным анализом: что такое свобода воли в принципе, предполагает ли она возможность поступать иначе, что такое «возможность поступать иначе» — и вот мы уже в логическом пространстве возможных миров.

«Первое, чему философ должен научить ученого, — это отличать философский вопрос от научного. Вы должны увидеть, что вы экспериментально можете проверить, а что — ваша интерпретация или ваша презумпция», — говорит сотрудник центра Евгений Логинов.

Обычно результатом Летней философской школы становится обзорная коллективная статья. Прошлогодняя статья посвящена проблемам интроспекции: как мы узнаем о своих ментальных состояниях и наблюдаем за внутренней жизнью. В этом году планы масштабнее: итогом школы станет посвященный метафизике возможных миров выпуск «Финикового Компота» — философского журнала, выходящего при поддержке Московского центра исследования сознания.