Сверхъестественное и человеческое: о чем рассказывает постфантастическое кино — фильмы «новой волны» сай-фая
С середины 2010-х экран захлестнула «новая волна» хорроров — метафоричных, интеллектуальных и «возвышенных». Дистанцируясь от классических фильмов ужасов, режиссеры отказываются от эксплуатации и примитивных скримеров. Постхоррор сосредоточен на чувствах персонажей, экзистенциальных и социальных проблемах. Визионерские проекты студии A24 представлены на фестивалях, а режиссеры эстетских хорроров Ари Астер и Роберт Эггерс считаются не ремесленниками от жанра, а художниками с собственным видением. «Нож» заметил, что в сай-фае появилось схожее ответвление, которое можно назвать постфантастикой. Как и в случае «новой волны» хорроров, эти малобюджетные изобретательные фильмы посвящены человеческой психологии.
Лучше, чем люди
Героине фильма «Создан для тебя» Альме (Марен Эггерт) хорошо за сорок. Она изучает в музее клинопись, живет в центре Берлина, отлично выглядит, и ей с детства не везет в любви. Руководство отправляет ее как единственную одиночку в компании на испытание роботов, запрограммированных делать хозяев счастливыми. Робот (Дэн Стивенс) сияет голубыми глазами, говорит с английским акцентом, готовит ей блинчики на завтрак и цитирует Рильке. Он раздражает Альму с первого взгляда.
Главный вопрос фантастики — что такое человек? В этом печальном ромкоме, получившем серебро на Берлинале, режиссер Мария Шрадер (постановщица хитового сериала Netflix «Неортодоксальная») размышляет о том, что такое любовь к человеку. Альма приходит к выводу, что для любви требуется не идеал, поднесенный на блюдечке с голубой каемочкой, а тот, в кого придется вкладываться, с кем не всегда будет гладко, потому что любим мы, в общем-то, не человека, а то, что ему отдаем. Она хочет не блинчики на завтрак, а помнить все его трещинки, которых нет у машины. Правда, женщина в своего робота всё равно влюбляется. Во-первых, со времен советского сай-фая «Его звали Роберт» (1967) известно, что обычные мужчины проигрывают роботам-поклонникам по всем фронтам. Во-вторых, Альма устала от одиночества.
В кинематографе роботы лечат человеческое одиночество довольно давно. В английском мокьюментари «Брайан и Чарльз» главному герою Брайану (Дэвид Эрл), конструирующему забавную и неработающую фигню в валлийском захолустье, любовный интерес не нужен, ему нравится живая девушка. Вот чего парню в жизни не хватает, так это хорошего приятеля, о чем он сразу и сообщает, ломая четвертую стену. Механического друга он и конструирует. Робот получается под стать создателю-недотепе: его главная составляющая — стиральная машина и он похож на недоработанную версию героя Робина Уильямса в «Двухсотлетнем человеке» (1999).
Удивительно, как в наше хмурое рациональное время получилось такое воодушевляющее и эстетически приятное кино, в котором человек находит в роботе человека, а заодно получает уверенность в себе и девушку. Можно было завести и обычного друга, но робот лучше.
Все андроиды, от Роя Батти из «Бегущего по лезвию» до Электроника, давно доказали, что искусственное лучше натурального, потому что одно доработанное, а другое — уж какое родилось.
Впрочем, не меньший потенциал имеет тема проигрыша человека роботу, реализованная, например, в драматичном сай-фае «Как живой», снятом в модном минималистичном стиле, без единого спецэффекта. Молодая пара заводит робота-помощника по дому (Стивен Стрейт), по которому начинают томиться и муж, и жена. Несчастный робот оказывается способным на чувства, а хозяева рвут его на части, пытаясь поделить между собой. Он угнетает их своим физическим и духовным совершенством, а заодно становится зеркалом, в котором отражается их разваливающийся брак. Хотя кончается всё каким-то кровавым фарсом, до финала фильм успевает вымотать всю душу демонстрацией человеческих слабостей, эгоизма и жестокости. Настоящее открытие фантастики XXI века: мы не достойны наших роботов.
Самоидентификация Борна
Существа ex machina были придуманы давно, поэтому роботы на экране появлялись еще в экспрессионистском шедевре «Метрополис» (1927), где ученый создавал механического человека будущего. Клонирование изобрели относительно недавно, и о нем в кино пока фантазируют меньше. В фантастике 2000-х и 2010-х клоны связывались с искусственным выращиванием органов на замену человеческим. На эту тему Майкл Бэй снял разухабистый блокбастер «Остров» (2005), где клонированные Юэн Макгрегор и Скарлетт Йоханссон с боем спасались от жестокой корпорации. Клоны в экранизации романа Кадзуо Исигуро «Не отпускай» (2010) умирали без борьбы, неторопливо и поэтично. Поскольку «дубликатов» из этих фильмов готовили на убой, они, как овечки перед закланием, не знали, кто они такие на самом деле.
В сай-фае «новой волны» клоны прекрасно осведомлены о своей природе и борются с человеком за место под солнцем. Как и андроиды, они оказываются улучшенной версией людей. Сара (Карен Гиллан) сразу замечает у своего двойника голубые глаза, которые встречаются реже карих. А еще у клона чистая кожа, ни единой морщинки, блестящие волосы и более утонченный вкус. Множество маленьких деталей заставляют родных и любимых девушки предпочесть ей клона. Заказав «замену» на случай своей смерти, после отмены страшного диагноза Сара хочет деактивировать клона, но ее копия не спешит на тот свет, и теперь им предстоит сразиться в смертельной дуэли.
Пессимистичная и умная сатира «Клон» Райли Стернса окрашена в трендовые феминистские тона, но, пожалуй, самое главное тут — вопрос идентичности.
В абсурдистской антиутопии фильма людей легко заменяют после смерти. Напрашивается вопрос: может быть, это потому, что у большинства людей просто нет личности?
Чем так сильно отличается от Сары ее обретший собственное сознание двойник, кроме любви к французской кухне вместо мексиканской и облегающим топам вместо балахонов?
Клоны в новой арт-фантастике связаны не с дурацкой страшилкой про органы, а с мотивом темного двойничества, как у Достоевского и Линча. Это ребенок-оборотень, подкинутый фэйри, который придет и отберет твоего бойфренда, маму, дом и жизнь. В антиутопии «Литий Икс» клон отнимает жену и детей Адама (Джеймс Д’Арси), а в перспективе клоны заберут всю планету, «пока не появится что-то лучше», то есть существование окончательно не переберется в виртуал, облака и нейросети.
С личностью Адама всё в порядке, даже слишком. В спрятанном от солнца ночном мире будущего, подсаженном на волшебную голубую таблетку, делающую всех спокойными и крутыми (на самом деле лишенными эмпатии), он фантазирует, играет на гитаре и постоянно беспокоится за семью, будущее человечества и изменения в мозгах, которые наступают от постоянного пребывания в онлайн-реальности. Как Сара из «Клона», Адам болен и умирает. Кажется, как у Сары, его настоящая болезнь — это одиночество и экзистенциальный ужас, который другие глушат препаратами. Общество готово вымести «неудобного» человека, как мусор, за порог, заменив его более гладкой версией.
Фильм Гая Моше (автор брутального боевика «Бунраку») откусывает больше, чем может проглотить. Тут и экофантастика (человечество окончательно угробило озоновый слой), и технологии, и семейная драма. Идей и проблем хватило бы на сериал, но фильму хочется простить его сумбурность. Истошно вопящий Д’Арси, бегающий с пистолетом в одних трусах, спрашивает вечно молчащие мироздание за всех нас, за себя и за Сашку: что, черт возьми, происходит с нами? Почему человечество так нацелено на самоубийство? Неужели мы так сильно себя ненавидим, что хотим заменить себя кем-то «лучшим», а потом раствориться в пикселях?
Паранормальное и ирония судьбы
Когда тоскливый астронавт (Брэд Питт) летел в эпической саге «К звездам» (2019) через всю Вселенную, чтобы найти своего отца, это был так себе символизм. Картинка с космическими далями на десять баллов, психология… скажем так, сцены, в которых Питт старательно произносит пафосные реплики вроде «Он отдал свою жизнь ради науки», вряд ли тянут больше чем на 5 из 10.
Авторы сай-фая со скромным бюджетом тем более не могут позволить себе возвышенность пафоса — их просто засмеют. Без размаха и дорогих спецэффектов действенее сохранять отстраненную ироничную интонацию, в которой тоже можно рассуждать о человеческих отношениях. Любят иронизировать и создатели постхорроров, особенно записанный в новые классики Джордан Пил («Мы» и «Прочь!»). Но когда жанр по природе кровавый и жуткий, посмеиваться не всегда уместно. А в сай-фае это получается естественно, недаром существует поджанр фантастической комедии.
Жонглируя жанрами от ромкома до хронофантастики, Макс Барбаков отправляет во временную петлю раздолбая в гавайской рубашке (Энди Сэмберг) и сестру невесты (Кристин Милиоти). Им предстоит сорок лет ходить на одну и ту же свадьбу, пока они не разгадают тайну загадочной пещеры, из-за которой оказались в дне сурка. Шутка — пока идиоты не поймут, что созданы друг для друга, кому какое дело до пещеры?
«Зависнуть в Палм-Спрингс» продолжил традиции британского хроноромкома «Бойфренд из будущего» (2013), но получился веселее и не таким сентиментальным. Помимо поисков «своей половинки», персонажи задаются экзистенциальными вопросами, которые не интересовали Харольда Рэмиса в 1980-е. Мы привыкли ругать современное в пользу классики, но ревизионистские фильмы иногда оказываются многограннее оригиналов: популярное сегодня смешение жанров позволяет не ограничивать себя только легкой комедией или драмой.
Совершенно немыслимый, вне жанров, поворот совершает сербский дебютант Синиша Цветич, чья семейная драмеди «Усекновение», получившая в этом году приз на ММКФ, в финале уносится так далеко, как не летал Брэд Питт в своих «Звездах». Два часа мы наблюдаем, как собравшиеся во время коронавирусного локдауна родственники делают примерно то же самое, что семейство в мрачном «Торжестве» (1998) Томаса Винтерберга, — играют друг у друга на нервах и разоблачают темные тайны. Только Цветич снимает это скорее ехидно, нежели с угрюмой скандинавской нуарностью. Самый младший член семейства Йован (тоже дебютант Павле Менсур) употребляет наркотики и тупит целыми днями в телефон. Юноша мечтает, что прилетят инопланетяне и спасут его от кусающейся реальности. Этот исход для избранных обещает одна чешская секта.
На пресс-конференции ММКФ Цветич признался, что отчасти его вдохновил роман «Оставленные» Тома Перротты о том, как с Земли вдруг исчезли более ста миллионов людей (мощную сериальную экранизацию режиссер не смотрел). Цветич рассказал, что секта, ожидающая инопланетного пришествия, существует на самом деле. Согласно ее верованиям, «главный по тарелочкам» дружит с нашим Иисусом. А собравшееся в фильме семейство отмечает усекновение главы Иоанна Крестителя. У восточноевропейских режиссеров и в наши дни ощущается смутный религиозный вайб. Но вся история, конечно, о мальчике, который не знает, что ему с собой делать в жизни. Кто в юности не ждал, что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и за нас всё наладит?
Человеческие отношения, на замутненные спецэффектами и боями, но с чем-то неведомым, периодически влетающим в кадр, поднимают сай-фай к его высшей форме, в которой работали Тарковский, братья Стругацкие и Лем, — к философской притче.
Похоже, именно в этом направлении движутся восходящие звезды инди-фильмов Джастин Бенсон и Аарон Мурхед. Режиссеры «Паранормального» (в оригинале фильм называется «Бесконечное») о жуткой сущности и временных петлях, зашифрованных у всех на виду, представили в этом году на «Сандэнсе» свою новую работу «Сверхъестественное. Знаки» (оригинальное название «Что-то в грязи»). В «Сверхъестественном» еще меньше паранормального, чем в «Паранормальном», а человеческого — еще больше. Два калифорнийских неудачника (Бенсон и Мурхед, играющие в собственных фильмах) обнаруживают в квартире одного из них неопознанный летающий объект, который светится и трясет всё вокруг.
Квест приятелей, пытающихся разобраться, на что же они наткнулись, комичен и грустен одновременно. Тут есть своеобразная пародия на «Пи» (1997) Даррена Аронофски и даже режиссерская самоирония: один из друзей состоит в секте, ожидающей апокалипсиса, подобной секте из «Паранормального». Но если отбросить тайные братства, цифровые коды, символы и архетипы, дьявольщину и уфологию, останется история дружбы.
Есть что-то утешительное в том, что фантастика XXI века повернулась к человеческому. Даже канадский классик Дэвид Кроненберг, для которого человек всегда был приложением к технологии, после восьмилетнего хиатуса вернулся с «Преступлениями будущего». Любимый режиссером боди-хоррор и мутации нужны в фильме только для того, чтобы сказать, как художнику с годами становится всё труднее поражать аудиторию, потому что притупилась чувствительность зрителя. Возможно, новое поколение кинофантастов вернет утраченную эмоциональность и расскажет что-то новое нам о нас.