Становление четвертой власти. Как английские журналисты в XVIII веке боролись за свободу прессы

После Славной революции 1689 года в Англии приняли Билль о правах. Первый параграф гласил:

«Если парламент принял закон, король не вправе отменить его».

Монарх стал символом страны и арбитром в различных спорах, реальная власть перешла к премьер-министру и парламенту.

Касался Билль и журналистов. Если коротко, он отменял предварительную цензуру и позволял выпускать газету любому, у кого есть деньги и интерес (раньше требовалось высочайшее разрешение).

Печать отреагировала почти сразу:

«С 1688 по 1692 г. возникли 26 периодических изданий. Все политические партии стали основывать свои печатные органы», — пишет историк зарубежной журналистики Григорий Прутцков в своем учебнике для бакалавров.

Хеппи-энд и свобода прессы? Формально да. Вот только на практике всё оказалось не так просто — парламент предусмотрительно не стал лишать себя вполне законных способов давления, а после придумал новые. Бороться за настоящую свободу английским журналистам пришлось еще очень-очень долго.

Три налога в пользу короны

Представьте, что вы живете в Англии XVIII века и по какой-то причине решили издавать свою газету. Или журнал, но первые газеты появились гораздо раньше и были куда более популярны (одно время газеты и журналы мало чем отличались). Впрочем, это не принципиально.

Итак, что вам нужно? Во-первых, бумага. Покупайте и не забудьте заплатить налог. Не переживайте, в этом вы не одиноки — бумажный акциз распространялся на всех, кто использовал бумагу в коммерческих целях. Главной мишенью и, соответственно, основными плательщиками были книгоиздатели и владельцы прессы, но на практике под этот поезд попали даже продавцы, которые упаковывали товар для покупателей… да, в бумагу.

Расходники есть, новости и сплетни собрали, теперь неплохо бы добавить что-то, на чем можно заработать. С XVIII века ничего не изменилось — газеты до сих пор делают кассу, выделяя на полосах площади под рекламу (да так, что иногда кажется: кроме нее в номере больше ничего и нет).

Реклама, разумеется, облагалась налогом, причем рекламой считалось практически что угодно, в том числе частные объявления типа:

«Семья ищет гувернантку для двух девочек 8 и 15 лет. Обеспечим питание и проживание, знание иностранных языков и умение играть на музыкальных инструментах приветствуются. Кандидаткам приходить по адресу…».

Третий журналистский налог — штемпельный сбор. В разных источниках его еще называют гербовым или почтовым, выбирайте понравившийся вариант. Выглядел процесс примерно так: вы берете тираж, везете или каким-то образом пересылаете его в специальный офис казначейства и платите налог за каждую страницу каждого номера. В качестве подтверждения, что вы законопослушный гражданин, клерк везде ставит специальный штампик с переплетенными розой и чертополохом — гербом королевы Анны.

Легально продавать газеты — а еще книги, брошюры и заодно игральные карты — без штампа было нельзя. Тех, кто всё-таки попробовал и попался, ждал крупный штраф.

Я всегда думала, что гербовые офисы были открыты в каждом крупном городе, иначе как вообще эта система работала. А потом зарылась в учебники и статьи и поискала прицельно. Так вот, офисов было… четыре: Лондон, Дублин, Манчестер, Эдинбург. То есть четыре не на всю Англию, а сразу на Соединенное Королевство. Немудрено, что пресса за пределами столиц практически не развивалась.

Эксперты подсчитали, что один только штемпельный сбор увеличивал затраты на производство газет вдвое. А ведь суммы всех трех налогов постоянно росли. Соколов и Виноградова в своей книге о периодической печати Великобритании приводят такие данные: с 1712 по 1815 год поборы увеличились на 800%. Повышали их минимум пять раз.

Это означало, что продавать газеты задешево издатели не могли, даже если хотели (а многие хотели). Да, были способы обойти закон, и ими активно пользовались. Например, чтобы сделать штемпельный сбор не таким болезненным, увеличили формат бумаги — раньше газеты были примерно с тетрадный лист. По одной из версий, именно так появились прототипы конвертов: весь текст влезал на одну сторону, и листы сгибали чистой стороной наружу.

Дорогая пресса — доступная не для всех: многие англичане не могли себе позволить постоянно покупать газеты. Доступная не для всех — значит, не такая влиятельная, какой могла бы быть, если бы газеты читал каждый второй. Короче говоря, удар не смертельный, но тяжелый. И, конечно, это было еще не всё.

Запугать или подкупить? Зачем выбирать?

Есть разные способы заставить человека что-то делать или не делать. Один из них — страх наказания. Журналистам парламент предлагал довольно широкий ассортимент: штраф, стояние у позорного столба, тюрьма.

Даниель Дефо, который написал «Робинзона Крузо», в свое время собрал комбо: постоял у позорного столба, схлопотал огромный штраф и отправился в тюрьму. (Да, властям очень не понравилось его творчество, особенно памфлеты.) И просидел бы Дефо под замком всю оставшуюся жизнь, только ему предложили стать шпионом. Текст о его приключениях (которые, вероятно, стоит назвать злоключениями) я уже писала.

(Когда я была наивной первокурсницей и не знала, что не все учебники одинаково полезны, я наткнулась на научный труд, автор которого очень эмоционально описывал, как некого издателя заставили измерять шагами собственные кишки, потому что бедолага напечатал что-то не то. Искала подтверждения или хотя бы тот учебник — не нашла, но тот фрагмент навсегда в моей памяти. Теперь, наверное, и в вашей тоже.)

Рабочий способ добиться от человека желаемого без насилия и угроз — подкуп.

Драконовские налоги сильно упрощали задачу всем, кто хотел завести карманного журналиста или лояльное издание: многие (да что там, практически все) газеты не окупались. Тиражи тогда были небольшими, доходы с объявлений и продаж не могли покрыть расходы. Владельцы нуждались в деньгах.

И некоторые получали субсидии, должности, пенсии. Разумеется, не просто так. Особенно этот прием любили виги — и денег, надо сказать, не жалели. По некоторым данным, Роберт Уолпол, долго возглавлявший британское правительство, спустил на спонсирование угодных ему газетчиков и памфлетистов 50 тысяч фунтов стерлингов. Не своих, разумеется. Казенных.

Хотите на заседания парламента? Много хотите

Парламент стремился не только обложить газетчиков налогами, но и лишить их важного контента. Поэтому печатать какую угодно информацию о деятельности парламента журналисты не могли; о том, чтобы пустить их на заседания, не шло и речи.

Кое-какие сведения удавалось добывать окольными путями, подкупая некоторых не слишком щепетильных депутатов или даже обслуживающий персонал вроде швейцаров. Тогда имена публиковали не полностью — как правило, ограничивались первой буквой.

В 1722 году и вовсе случилось неслыханное: кто-то слил журналистам конспекты самых важных речей за последние сто лет. Бесценный материал!

Парламент отреагировал на публикацию ужесточением запрета. Теперь любой нарушитель рисковал незамедлительно отправиться в тюрьму, а не отделаться штрафом или тесным знакомством с позорным столбом (такое себе «отделаться», конечно). Некоторые журналисты замолчали, и их нельзя за это винить. Другие решили, что помолчали они достаточно и пришло время говорить.

Автор крамольных сочинений

В сознании многих студентов Ричард Стил и Джозеф Аддисон так и остаются единым существом. Может быть, потому, что их всегда проходят в паре: познакомились еще в юношестве, большую часть жизни были соавторами и вместе выпускали сатирико-поучительные журналы. Можно сказать, стояли у истоков просветительской журналистики.

Но разница между ними всё-таки была. Как минимум в происхождении: Стил — сын не слишком успешного и не слишком здорового адвоката, отец Аддисона был настоятелем. Стил не проявлял особого интереса к университетским премудростям; в Оксфорде есть аллея Аддисона, он там и учился, и преподавал.

Стил, состоя в парламенте, не стеснялся критиковать на страницах своего сольного журнала политическую обстановку в стране. Настолько не стеснялся, что в 1714 году королева рассказала парламенту о бесчинствах прессы и попросила разобраться.

Стила судили, его сочинения признали крамольными. Впрочем, отделался он легким испугом: просто забрали депутатский мандат. В парламент Стил вернулся, когда на трон сел Георг I. Его даже в рыцари посвятили.

Летописцы Лилипутии

Эдвард Кейв, сын сапожника, исключенный даже из средней школы, начал печатать свой ежемесячный «Джентльменский журнал» в 1731 году. Воспользовался псевдонимом — для широкой публики издателя звали Сильванус Урбан.

Воспользовался — и правильно сделал, ведь через пару лет Кейв решил нарушить постановление парламента, которое гласило: никакой информации о заседаниях в прессе.

Строго говоря, написанием отчетов занимался Самюэль Джонсон, Кейв предоставил ему площадку и нес все риски. Чтобы хоть как-то подстраховаться, Кейв придумал гениальный ход: материалы печатались в рубрике «Дебаты в сенате Лилипутии». Вы же не будете преследовать человека, который что-то там пишет о выдуманной стране и не использует реальных имен?

Несколько административных взысканий издание всё-таки схлопотало, но не более. «Джентльменский журнал» выходил до 1922 года.

Неистовый Уилкс

Ранние годы Джона Уилкса ничем примечательным не отличались: родился в 1725 году в лондонской семье, где кроме него было еще пятеро детей, получил престижное образование, женился, развелся, чем только ни занимался — работал мировым судьей и главой полицейского управления, руководил школой, стал членом Королевского научного общества.

Самое интересное началось, когда в 1762 году ему пришла на ум свежая мысль открыть свою газету. Тон публикаций Уилкс взял такой, что, по свидетельствам современников, в некоторых домах особо преданные фанаты сжигали его портреты.

Что же не нравилось Уилксу?

1. Парламентарии-шотландцы.
2. Король в общем и его тронная речь в частности.
3. Некоторые другие политики, включая членов парламента. Их имена Уилкс совершенно не стеснялся писать целиком.
4. Коррумпированные чиновники.
5. Парламентские заседания при закрытых дверях.

Уже через год своей издательской карьеры Уилкс впервые попал в тюрьму по обвинению в клевете. Впрочем, буквально через несколько дней его освободили — члена парламента за такое арестовывать нельзя. Да, Уилкс состоял в парламенте.

Номер газеты, из-за которого его обвинили, Уилкс перепечатал. Тираж должны были публично сжечь, но исполнению приговора помешали англичане. Народ Уилкса любил, особенно лондонская беднота.

В январе 1764 года Уилкса объявили вне закона, и он решил, что Франция прекрасна в это время года. Вернулся в 1768-м, снова избрался в парламент, снова начал критиковать закрытые заседания и снова попал в тюрьму. В 1769-м, пока Уилкс был в заключении, его опять выгнали из парламента.

Из тюрьмы Уилкс освободился в марте 1770 года. И незамедлительно вернулся к борьбе за свободу журналистики. За решетку больше не попадал, оставил неизгладимый след в истории и сильно способствовал демократизации системы.

Победа! Ну победа же?..

В 1774 году парламент всё-таки дрогнул: журналистов начали пускать на заседания. Для них даже специально построили отдельную галерею, да так, что журналисты теперь возвышались над остальными. (По-другому, видимо, было их не впихнуть, без тотальной перепланировки всего остального зала.)

По этому поводу кто-то — авторство делят сразу несколько человек — сказал, что в Англии появилась четвертая власть. Если дословно, четвертое сословие: не дворянство, не духовенство и не простой люд, а нечто отдельное.

Ну теперь-то хеппи-энд? В целом да.

…Если не считать, что в 1792 году начал действовать закон о клевете. С настолько расплывчатыми формулировками, что никто толком не понимал, что имелось в виду и как делать не надо. Английские журналисты вздохнули и пошли бороться за демократию дальше. Опыт у них уже был.