Древнейшая профессия в новейшее время: история проституции в XX веке

Именно необходимость сдерживать вал сифилиса — в первом десятилетии только в армии количество заболеваний «гусарским насморком» выросло с 9 до 19 % — вызвала столь строгий контроль.

Охватить всех проституток было невозможно. Существовало немало женщин, занимающихся продажей себя втайне, совмещая это с каким-либо иным занятием. Немало их попадалось среди белошвеек и работниц кондитерских. Получить любовь за небольшие деньги можно было и у бедной крестьянки на ярмарке, для которой это было разовым случаем.

Прогрессивное общество требовало от правительства отменить надзор за проституцией. Считалось, что такой контроль унижает человека. Февральская революция претворила мечты в жизнь. Однако сифилис и остальные проблемы не исчезли.

Пришедшие к власти большевики подошли к проституции категоричнее: объявили ее детищем капитализма. Торговля телом должна была отправиться в небытие вместе со старым миром.

Революция и гражданская война. Тело в обмен на жизнь

Самым успешным борцом с проституцией стали голод и нищета. Покупать любовь стало просто некому. В книге Наталии Лебиной «Проституция в Петербурге» есть еще объяснение: недоедание снизило половую активность. У женщин прекращались месячные, а импотенция косила мужчин.

В этих условиях исчезли куртизанки и гетеры. Секс теперь предлагали в обмен на еду, жилье или даже жизнь. Так, один из рабочих, принимавший участие в операциях ЧК, вспоминал, как жена одного из приговоренных царских офицеров шла за отрядом и предлагала отдаться любому, если ее мужа отпустят. «Я отошел с ней в сторону, совершил акт пролетарской справедливости, но мужа все равно расстрелял», — заканчивает свою историю рассказчик.

Но чаще всего в обмен на тело женщины требовали продукты и вещи.

Американская анархистка Эмма Гольдман так описывала питерских проституток: «Я наткнулась на группу женщин, прижимавшихся друг к другу, чтобы защититься от холода. Их окружали солдаты, которые о чем-то говорили и жестикулировали. Как я узнала, эти женщины были проститутками, которые продавали себя за фунт хлеба, кусок мыла или шоколадку». Особенно такой бартер, как пишет историк Станислав Панин в своей статье, был распространен в провинции.

Но даже в такой форме проституция не устраивала большевиков. Человек, торгующий телом, приравнивался к тунеядцу. В Москве и Петербурге на представителей древнейшей профессии строители светлого будущего устраивали облавы. Пойманных женщин высылали из городов. Порой действовали жестче. В 1918 году Ленин в письме к председателю областного совета Г.Ф. Федорову предлагал проституток расстреливать и прогонять.

И все же проституция сохранилась. Как пишет вышеупомянутый Панин, к 1920 году в Петрограде насчитывалось 17 000 проституток и 300 притонов. Как только голод и нищета ушли, наступил расцвет продажной любви.

НЭП. Красота и нищета

Несмотря на то что 20-е годы были богаты на события, в сознании потомков их образ стал четко связан с культурой нэпманов. Быстрая прибыль от торговли вернула спрос на удовольствия. Кабаре и рестораны, «Мурка» и «Лимончики» с эстрады, водевили в театрах и юмор в журналах. И проститутки, скрашивающие досуг.

В центре вновь открывались дорогие заведения. Их блеск и притягивал «ночных бабочек». В Москве они собирались возле Петровского пассажа, в Петербурге — рядом с гостиницей «Европейская». Состоятельные люди могли позволить себе даже услуги борделей. Располагались они в закрытых квартирах, куда попасть можно было только по особому паролю. В них были доступны все услуги вплоть до садомазохизма — в 1924 году в Ленинграде была раскрыта деятельность такого борделя, который содержала одна из актрис.

В наследство от революции и царской России НЭПу досталась повальная страсть населения к «марафету» — кокаину. Его оборот целиком находился в руках жриц любви. Сами проститутки, как указал Станислав Панин, нюхали почти поголовно.

Советской власти был выгоден такой образ проститутки: богатой и развращенной особы. Торговка телом была осколком старого мира — таким же, как и коммерсанты. Но в действительности позволить себе богатую жизнь без особого труда могли далеко не все. Большинство проституток шли на панель из-за безработицы, денег это им не приносило, а риск получить сифилис и сгнить был слишком велик.

Рабочие районы были заполнены нищими женщинами, предлагающими себя прямо на улице. Они вылавливали клиентов возле пивных и бань. К услугам проституток обращались не только нэпманы, но и рабочие, и студенты. Нередко девушек легкого поведения обманывали: платил один человек, а пользовалась целая толпа. Такие коллективные оргии особенно были популярны среди учащихся многочисленных рабфаков. Сами проститутки принимали в комнатах, которые они снимали, а то и в сараях и подсобках. Иногда секс происходил прямо на улице.

Основная часть проституток, судя по опросам того времени, происходили из рабочих и бывшей прислуги. Но встретить на панели можно было даже бывших аристократок. Продавали себя женщины всех возрастов, начиная с подросткового. В книге Лебиной приводится текст «Рабочей газеты» о несовершеннолетней проститутке: «По Невскому гуляет полуребенок. Шляпа, пальто, высокие ботинки — всё как у „настоящей девицы“. И даже пудра, размокшая на дожде, так же жалко сползает на подбородок… „Сколько тебе лет? Двенадцать? А не врешь?.. Идем“. Покупается просто как коробка папирос. На одном углу Пушкинской — папиросы, на другом — „они“. Это их биржа. Здесь котируются их детские души и покупаются их детские тела».

В 20-е годы с оказанием сексуальных услуг стали бороться не только кнутом, но и пряником. По стране стали возникать советы по борьбе с проституцией. Женщинам старались дать работу, объединить их в трудовые артели.

Для противодействия сифилису были созданы первые кожвендиспансеры. Занимались попутно и просветительством. Проституток, как пишет, Панин пытались перевести даже на поруки общественности. Результата это не давало, что в итоге обозлило власть. К концу 20-х проститутка из жертвы общества вновь превратилась в преступницу.

30-е годы. Замалчивание и репрессии

30-е годы отложились в народной памяти не только как время репрессий, но и как эпоха индустриализации. Городское население стремительно росло. Вчерашние крестьяне жили в тесноте: к 1937 году в Ленинграде треть молодежи жила в общежитиях. В одном помещении могли помещаться 80 человек, и следовать в таких условиях нравственным устоям было сложно. Пьянство, драки, свободные отношения считались нормой. С горечью говорил на страницах журнала «Смена» комсомольский активист, что ребята с общежитий ругаются матом, идеал поведения для них вместо честных коммунистов «шпана», а некоторые фабричные работницы называют себя с гордостью «марухой», что и означало проститутку. Кстати, для именования девушек легкого поведения, если верить словарю блатной музыки, предназначавшегося для работников НКВД, в жаргоне использовалось более тридцати слов.

В лабиринтах заводских окраин проституция продолжала существовать, хотя и потеряла былую роскошь. О жрицах любви уже не писали осуждающие статьи. Проблему решили замалчивать. Но борьба с ней продолжалась. На этот раз вместо пряника советская власть предпочла кнут.

Сперва проституток принялись перевоспитывать в трудовых колониях. Попав в такой лагерь, девушки работали швеями или на лесозаготовках. Условия были суровыми: антисанитария, произвол охранников. Заключенные часто не понимали, что от них требуется, чтобы их сочли исправившимися, а выйти на свободу можно было лишь по решению начальства.

После лагеря бывших проституток направляли на завод. Но влиться в советское общество было непросто, и девушки чаще всего возвращались к прежним занятиям.

Вместо воспитательной работы и профилактики был предложен комсомол. Он же полагался средством от разврата, венерических болезней и остальных девиаций в обществе. Нормой признавалась моногамная семья. Секс до брака, смена партнера, разнообразие в сексе осуждалось. При этом семья не признавалась самостоятельной ценностью. Она была полностью подчинена коллективу, осуществлявшему надзор. Как пишет Лебина: «Педагоги и философы типа А.Б. Залкинда изыскивали всевозможные доказательства необходимости угнетения естественных человеческих чувств, настойчиво пропагандируя „…колоссальные возможности советской общественности в области сублимации эротических потребностей“».

Торговля телом, согласно такой морали, была тягчайшим преступлением. Во второй половине 30-х годов отношение к проституткам стало еще жестче. Воспитательные колонии были переданы в ведение НКВД. Пойманных проституток отправляли на Север, где, по словам Лебиной, им приходилось обслуживать целые бригады лесорубов. Порой карьера путаны оканчивалась расстрелом.

Пропаганда социалистического аскетизма принесла свои результаты. Уже к концу 30-х годов секс исчез из публичного пространства. В стране наступила эпоха красного пуританства.

Застой и перестройка. От преступности до элиты

Обычно, рассказывая историю советской проституции, журналисты берут либо 20-е годы, либо 80-е, так как информации в открытом доступе по тому периоду практически нет. В сталинскую эпоху, во времена Хрущева или застоя о девушках легкого поведения просто не упоминали.

«Если я буду их игнорировать, может быть, они уйдут», — решило советское правительство. Даже в научных исследованиях по криминалистике о продажной любви не сообщалось ничего.

Тем не менее небольшой контингент проституток оставался в столичных городах и в послевоенное время, и во времена Брежнева. В редких публикациях мелькали «притоны разврата» и «сводничество» — это были единственные обвинения, выдвигаемые девушкам легкого поведения. «П. работал чистильщиком обуви при гостинице „Душанбе“, по мотивам корысти подыскивал различным мужчинам женщин, сообщая их местонахождение. Кроме того, он предоставлял свою квартиру для половых общений различным лицам», — скупо сообщает статья из сборника об укреплении законности и правопорядка.

Проститутки заняли свое место в криминальном мире СССР, вращаясь с торговцами валютой, содержателями притонов и фарцовщиками. Пользовалось проститутками и КГБ. Не по прямому назначению, естественно, а как источником ценной информации.

Вновь публично обсуждать проституцию стали лишь в 80-х. В страну пришла гласность, а за ней и неприятная правда.

Первая статья о проститутках, написанная Евгением Додолевым в газете «Московский Комсомолец», вызвала скандал. Выход следующего выпуска газеты, в котором должно было выйти продолжение, даже отложили на день.

Статья была пронизана осуждением, но это не походило на упреки и издевки 30-х годов. Автор честно признавал: проститутки живут хорошо. Лучше, чем большинство советских граждан. И им завидуют.

Разумеется, речь шла об элитных проститутках, обслуживающих иностранцев. Оплату девушки принимали в иностранной валюте, что тесно связало их с мафией спекулянтов. Еще доллары и франки открывали доступ к знаменитой «Березке», где можно было приобрести качественные товары по доступным ценам.

Но не только сапоги и пальто могли позволить себе жрицы любви. Сообщалось, что проститутки могли ужинать в самых дорогих ресторанах, употреблять наркотики, и наконец, над ними не стоял начальник и ничто не заставляло их ходить каждый день к восьми утра на работу. Летом они могли поехать в санаторий «Дагомыс», путевку в который советский инженер мог ждать годами, зимой на Домбай. Статья о тунеядстве не соблюдалась, а если возникали вопросы, то девушки могли купить себе место какой-нибудь уборщицы, при этом даже не появившись там.

Впечатляли и цифры, заявленные автором: «А вот у Барабаш (которая зарабатывала свои 100 долларов за десять минут) при обыске изъято только облигаций трехпроцентного займа на сумму 250 тысяч рублей!» Средняя зарплата в то время равнялась 179 рублям.

В продолжение своего материала журналист честно признавался: «Девчонка пятнадцати лет завороженным взглядом провожает экстравагантную даму, спешащую к белому мерседесу. А дама, между прочим, проживает в соседней квартире. И источник ее благополучия подростки во дворе окружили всевозможными легендами. Как легко перед этой роскошью меркнут в глазах ребят слова взрослых о честном труде. Как быстро гаснет радость от тридцати рублей, заработанных на летней практике, когда проносится слух о кругленькой сумме, полученной за одну ночь».

Заметка о проститутках появилась в 1986 году, а уже в 1989-м о них был снят первый фильм — «Интердевочка». Продавать свое тело стало модно: профессия проститутки, по данным опроса среди школьниц, оказалась предпочтительнее научной карьеры или работы дипломата.

Неудивительно, что в последние годы СССР количество ночных бабочек резко выросло.

Но далеко не все проститутки были столь обеспечены. Существовали «рублевые» дамы, согласные гулять в ресторане за бумажки с профилем Ленина, были девушки, обслуживающие дальнобойщиков и моряков — «плечевые». Но они не были никому интересны, про них не снимались фильмы и не писали статьи. Поэтому большинство молодых девушек чаще всего попадали в эту прослойку, ничего не зная об опасностях.

Хотя проституция и считается древнейшей профессией, но говорить в ней о традициях или преемственности сложно. Меняя свои формы, торговля телом стало одним из тех пороков, который Советский Союз пытался безуспешно искоренить. В голодные 90-е, сразу после его распада, проституция стала по-настоящему массовой. Но чем-то новым и неизвестным для независимой России она, конечно, не была.