Кровь за кровь, психоанализ архитектуры и механика головного мозга: какие психотехники 1920-х объединяли ученых и художников, создававших нового советского человека

После Октябрьской революции в новом советском обществе требовалось пересмотреть отношения между зрителем, художником и восприятием. Для этого художники в своем творчестве стали чаще обращаться к достижениям психологии и физиологии, а ученые, в свою очередь, к художественным практикам.

Психотехники — способы воздействия на сознание человека, адаптация психологии для решения практических задач.

Впервые этот вопрос стали изучать в конце XIX века философ Гуго Мюнстерберг и психолог Вильгельм Вундт. Ученые применяли прикладную психологию, чтобы исследовать и удовлетворять потребности жителей современного им индустриального общества, в первую очередь рабочих. С началом Первой мировой войны психотехники начали использовать не только для индустриальных, но и для военных нужд.

Главные психотехнические эксперименты проводились в 1910–1930-х годах в Англии, Германии и СССР. Вначале это были опросы рабочих для определения их профпригодности, позднее эти исследования повлияли на развитие психологии труда. В Советском Союзе же существовал Институт труда под руководством Алексея Гастева, изучавший мельчайшие аспекты жизни рабочих, чтобы понять, как оптимизировать условия труда.

В 1920-е в СССР психотехники разрабатывали ученые, художники, режиссеры, архитекторы. Связь между разными дисциплинами помогала им изучать, как человек реагирует на изменение пространства вокруг него, кадра перед ним и даже крови внутри его организма.

В январе 1921 года в Москве прошла Первая Всероссийская инициативная конференция по научной организации труда и производства. Один из выступающих, Александр Богданов, автор «Всеобщей организационной науки» и политический оппонент Ленина, задался вопросом, как культура может повысить эффективность труда:

«Какие стимулы необходимо применять, какие интересы необходимо пробудить в русском рабочем, чтобы получить от него в социалистическом обществе максимальную производительность труда при максимальной радости от труда?»

Другой докладчик, Владимир Бехтерев, основатель и директор психоневрологического института в Ленинграде и представитель целостного подхода в рефлексологии, поддержал коллегу. Бехтерев высказался о том, как можно мотивировать социалистических работников при помощи просвещения и пропаганды. После этой конференции во многих исследовательских центрах стали работать художники, изучая научные методы для производства культурных продуктов.

В 1920-е стало ясно, что границу между наукой и искусством можно постепенно стереть, если историю науки изучать методами наук о культуре.

При институтах открывались лаборатории, в которых изучали восприятие человека с помощью психотехник — практической психологии, которая «расширяет предмет своего изучения на все сферы человеческой деятельности, готовые ей открыться». Одна из главных целей психотехники — сделать так, чтобы науки о жизни руководили культурой. В СССР хотели даже создать институт гениальности, но проект остановился на этапе идеи.

Маргарета Фёрингер в своей книге исследует три основных направления психотехники в Советском Союзе 1920-х: в архитектуре, кино и медицине.

Психотехника в изучении пространства

Психотехническая лаборатория архитектуры Николая Ладовского, 1921–1927

В 1920 году по декрету Ленина в СССР открылось самое большое учебное заведение для прикладного применения искусства — Высшие художественно-технические мастерские (ВХУТЕМАС). Студенты сами выбирали специализацию, преподавателя и метод обучения. В числе тех, кто вел занятия во ВХУТЕМАСе, был архитектор Николай Александрович Ладовский.

В 1923 году группа архитекторов вместе с Ладовским стали преподавать новую дисциплину — «пространство». Они хотели понять, как человек ощущает архитектуру каждый день и как можно влиять на эти ощущения.

При этом они не учитывали дореволюционную доктрину пропорций и систему художественных форм.

Ладовский без всяких отсылок к Фрейду называл исследование зрительского восприятия психоанализом архитектуры. Для него психика — это функция зрения и движения, у нее нет четкого места обитания, она проявляется в опыте, а не принадлежит бессознательному, как думал Фрейд. Зрительные впечатления, по мысли Ладовского, напрямую образуются из наблюдений за природой, физического переживания архитектуры. Для наглядности и подтверждения практичности своих опытов архитектор от чертежей перешел к пространственным моделям.

В то время лидеры разных направлений авангарда работали совсем рядом.

За стеной лаборатории Ладовского, который представлял рационализм, преподавали Татлин и Лисицкий, выступавшие за конструктивизм.

Их коллега Константин Мельников, один из самых известных архитекторов 1920-х, и вовсе был вне этих направлений, считая оба движения малопродуктивными: архитекторы больше проектировали на бумаге, чем строили. Но все они решали одни задачи — создавали пространственные объекты для массовых мероприятий и практик: дома-коммуны, Дом Советов, «Храм общения народов», киностудии, стадионы или масштабные жилые кварталы.

В пространственных моделях Ладовского лестницы и перила завинчены вверх и вниз идущей спиралью, словно яблочная кожура: «Поверхности деформированы, как вогнутые линзы, парящие пандусы и сужающиеся кверху лестничные пролеты выглядят освободившимися от земного притяжения и неудержимо стремящимися вверх».

Историк искусства Николай Пунин заметил, что в таком здании необходимо постоянно двигаться, а не сидеть на месте.

Ладовский наблюдал за воздействием реальной архитектуры в городском пространстве, анализировал восприятие в лаборатории, конструировал архитектурное сооружение в мастерской, а затем изучал его влияние на человеческую психику в общественном пространстве.

В своей лаборатории архитектор построил несколько приборов, с помощью которых тестировал восприятие у будущих архитекторов.

Так, глазометр измерял способность определить на глаз расстояние до предмета в соотношении с его длиной; оглазометр помогал оценить, насколько человек умеет определять соотношение размера и объема; а прострометр измерял восприятие глубины пространства.

В экспериментах Ладовского участвовал и знаменитый архитектор Ле Корбюзье. В 1928 году он работал над своим единственным в Советском Союзе проектом — административным зданием Центросоюза. Французский архитектор проверил свое зрительное восприятие с помощью прострометра, и выяснилось, что у него не хватает данных, чтобы стать архитектором ВХУТЕМАСа.

Город-тюрьма, архитектурный супрематизм и тотальное наблюдение

Ученик Ладовского Владимир Попов, взяв за основу тюремную архитектуру конца XVIII века, предложил модель нового города. В его центре восемь мест подняты над остальными постройками и соединены друг с другом, образуя окружность, с которой можно видеть всё, что происходит в городе. Несложно найти сходство этой концепции с теорией Фуко в работе «Надзирать и наказывать». Главный принцип такого города — возможность постоянного панорамного наблюдения за всеми, при этом жители постепенно начинают считать наблюдение за собой частью жизни. Так Попов предлагал воспитывать у горожан самоконтроль.

С архитектурой экспериментировал и Эль Лисицкий. В 1926 году на Международной выставке искусства в Дрездене он построил «проуны» [сокращение от «проект утверждения нового» — изображения, демонстрирующие взгляд супрематизма на архитектуру. — Прим. ред.]. В этих инсталляциях зрители могли менять цвет, стены и картины. Из проунов в 1928 году появился проект «Абстрактный кабинет». Посетители могли активно работать с пространством этой выставки: двигать картины, менять цвета, передвигаясь, провоцировать визуальные эффекты. Движущиеся зрители стали полноправной частью экспозиции.

В академии Казимира Малевича художник Михаил Матюшин изучал «психофизиологию зрительного восприятия». Матюшин гулял по улицам Ленинграда со своими студентами и наблюдал за прохожими. Важно было сравнить движение горожан со своим собственным при помощи «бокового зрения», то есть не поворачивая головы. Главным для Матюшина было переориентировать мозг на постоянное наблюдение за малейшими изменениями форм вокруг.

Психотехники в искусстве

В 1925 году в лаборатории Ивана Петровича Павлова, посвятившего жизнь изучению рефлексов, появились киноаппараты. Здесь снимал свой первый фильм молодой режиссер Всеволод Пудовкин, в будущем лауреат Сталинских премий. Это была документальная лента «Механика головного мозга», также посвященная рефлексам. На экране дети, обезьяны, собаки и лягушки. Основной сюжет — опыты над животными.

Фильм начинается со съемки в зоопарке: животные после звукового сигнала бросаются к еде. Следующие кадры — играющие дети. Появляется титр: «Его поведение во время игры еще напоминает игру обезьяны». Далее на экране уже молодые люди — они играют на пляже в мяч, плавают, выполняют упражнения на разных спортивных снарядах, ездят верхом, то есть их поведение усложнилось, стало более разнообразным. «Поведение животных и человека есть результат деятельности нервной системы», — поясняет новая надпись. В своей картине Пудовкин показывал, как можно изучать человеческие рефлексы с помощью средств кино.

После выхода на экраны «Механики головного мозга» советская пресса начала обсуждать влияние науки на кинематограф. При этом зрители в 1927 году, как и сейчас, больше любили игровое кино, и, чтобы документальная пропагандистская картина Пудовкина имела больший успех, пришлось напечатать брошюру, которая поясняла, что ждет зрителей.

В своих киноопытах Пудовкин предлагал зрителю занять место диафрагмы, переместиться в «черный ящик» кинокамеры: «сначала сужая диафрагму камеры, [он] привлекает внимание зрителя к какой-либо детали, а затем резко показывает ему всю картинку, потом повторяет кадры, обрезая определенные куски видимого пространства», — пишет Фёрингер. Так режиссер показывал, как наши органы восприятия связаны с техникой:

«Объектив съемочного аппарата — это глаз зрителя. От режиссера зависит сделать зрителя плохим или хорошим наблюдателем».

Другой великий реформатор кино Дзига Вертов в 1922 году выпустил манифест «Киноки. Переворот» о контроле зрительского внимания, подчинении глаза зрителей киноаппарату. Вертов известен своим культовым фильмом «Человек с киноаппаратом»; помимо этого он постоянно экспериментировал с камерой, например прыгал с ней из-под свода искусственного грота: «держа камеру перед собой, он с помощью замедленной съемки зафиксировал все изменения своего лица.

После эксперимента режиссер утверждал: «На экране я не узнаю своего лица. На лице проявляются мысли. Я вижу как нерешительность и колебания, так и жесткость (насилие над собой) и снова радость победы».

Деятели культуры не только пытались воздействовать на зрителей с экрана, но и изучали их реакцию на увиденное.

В 1925 году авторы журнала Ассоциации революционной кинематографии опрашивали посетителей после киносеанса. Чтобы понять психологию зрителя во время просмотра, они анализировали, как меняется лицо человека в кинозале, полагая, вслед за Дарвином, что мимика связана с эмоциями. Цель была самая практическая: создать «альбом киновоспринимаемости по территории Союза, по которому сможем уже разобраться, что нужно такому-то району, к какой категории киноподготовки его следует отнести».

Реакцию людей на искусство изучал и знаменитый психолог Лев Выготский. Он называл эмоции, которые человек получает от восприятия искусства умными. Ученый делал «пневмографические записи», замерял изменение дыхания и те моменты в тексте, которые вызывали самые сильные и долгие чувства у читателей. Психолог работал над техникой чувств, создавал «психологические карты» произведений искусства. С их помощью можно было наблюдать механизмы, которые оказывали эмоциональное влияние на людей.

Выдающийся советский психиатр Владимир Бехтерев, напротив, работал не с индивидуальным восприятием отдельного человека, а с группами людей. Он верил, что людей можно объединить в коллектив, устроенный как электрическая сеть, где они вскоре смогли бы обмениваться любыми своими мыслями. Люди связаны универсальной биологической энергией, полагал Бехтерев, они похожи на энергетические аккумуляторы, созданные из сплава индивидуального опыта под влиянием генов.

Психотехники в медицине

Переливание крови и эликсиры жизни для Сталина

В марте 1928 года группа студентов прочитала в газете, что ученый Александр Богданов предлагает продлить и качественно улучшить жизнь с помощью обмена кровью. После процедур пациентам обещали физический и душевный подъем, улучшение здоровья. В статье говорилось, что после переливания люди стали проще относится к рутинным проблемам, некоторые сообщили об улучшении аппетита и даже стали лучше заниматься домашними делами. Более того, почти у всех подопытных увеличилась скорость чтения и письма.

Вдохновленные этим добровольцы потянулись в Государственный центр переливания крови, но поучаствовать в эксперименте смогли далеко не все. Только один студент, по фамилии Колдомасов, стал подопытным и обменялся литром крови с Богдановым — ученый проводил значительную часть опытов на себе.

Он стремился переливать кровь представителям разных профессий, чтобы в новом человеке текла смешанная кровь, и полагал, что культурный обмен произойдет на физиологическом уровне.

Александр Богданов был в первую очередь известен своей революционной деятельностью: он переводил «Капитал» Маркса, участвовал в революции 1905 года, в ссылке познакомился с будущими руководителями СССР от Луначарского до Ленина. Уже в 1908 году Богданов размышлял над обменным переливанием крови и упомянул его в своем дебютном научно-фантастическом романе «Красная звезда».

Переливание рассматривалось им как логическое продолжение и расширение художественных экспериментов авангардистов: «Товарищеский обмен жизни не только в идейном, но и в физиологическом существовании…» Главной целью Богданова было изменение советского человека. Ученый верил, что советское искусство может влиять на людей не только идеологически, но и физиологически.

Богданов рассматривал и влияние индустриализации на психику пролетариев: например, разделение труда вынуждало рабочего каждый день повторять одни и те же очень простые движения. «Разве это человек? Это — машина!» — восклицал ученый в одной из своих работ. Но индустриализация имела и другие последствия: «бессмысленная механическая работа была передана настоящим машинам, и рабочий мог уже стать человеком», инженером. Однако, полагал он, сложность происходящих в обществе и в работе процессов перегружает мозг человека, организм изнашивается, и вот тут-то должно было помочь переливание.

Таким образом, методу Богданова приписывались и психотерапевтические свойства.

Видный советский психолог Арон Залкинд посылал в Институт переливания крови своих пациентов, страдающих маниями и депрессией.

Подопытные Богданова проводили в лаборатории несколько дней, чтобы он мог отследить, как их тела реагируют на новую кровь. До октября 1927 года его институт провел 213 переливаний 158 пациентам, его аппарат привезли во все советские республики, в которых открыли центры переливания крови.

На 12-м эксперименте на себе организм Богданова не не справился с шоком, вызванным перепроизводством антител и резкой реакцией иммунной системы на инородные красные тельца в крови.

По иронии судьбы, изобретенным им методом продления и улучшения качества жизни ученый ускорил конец своей.

Вторым директором Института переливания крови был последователь Богданова и ученик Мечникова патофизиолог Александр Богомолец, также работавший над способами омоложения. К 1941 году он создал антиретикулярную цитотоксическую сыворотку (АЦС) — препарат, призванный, в первую очередь, продлить жизнь Сталина.

Ученый вводил кроликам и лошадям лимфу или соединительные ткани жертв несчастных случаев, а затем кровь здоровых животных вводили в тело больного, чтобы подстегнуть его иммунитет. Никаких других эффектов не наблюдалось, но АЦС широко использовали во время Великой отечественной как лекарство чуть ли не на все случаи жизни. Опыты по производству подобной панацеи прекратились вскоре после смерти исследователя в 1946 году.

С кровью были связаны опыты и другого известного советского врача Сергея Юдина. В начале 1930-х хирург выяснил, что после смерти человека кровь не всегда сворачивается, и стал консервировать ее, используя цитрат натрия. Его лаборатория находилась в Институте Склифосовского, поэтому в материалах для исследования недостатка не было. К 1938 году Юдин перелил трупную кровь 2500 раз; 7 человек умерли, а у 125 резко поднялась температура тела.

Вместе с Богдановым, создавшим систему станций переливания, Юдин поспособствовал созданию в СССР банка крови.

Этот запас помог спасти жизни многим солдатам в период Второй мировой войны. В христианских же странах опыты с кровью умерших людей были невозможны.

Как создать нового человека

Самый необычный эксперимент по созданию нового человека приходится на 1926 год. По заданию партии в Африке на территории обезьяньего питомника биолог Илья Иванов хотел провести искусственное осеменение самок шимпанзе спермой человека. Но в Африке не нашлось нужного количества половозрелых подопытных животных. Тогда Иванов вернулся в Советский Союз, привезя с собой одного шимпанзе по кличке Тарзан, и основал свою лабораторию в обезьяньем питомнике в Сухуми. Там он планировал осуществить обратный эксперимент: оплодотворить женщин, вызвавшихся участвовать в опыте, спермой Тарзана. Но шимпанзе скончался в 1929 году, и эксперимент остановили.

В СССР мог появиться банк не только крови. В том же 1926 году генетик Александр Серебровский, поддерживавший опыты Ильи Иванова, решил создать базу наследственного материала пролетариата, который он назвал «Генофонд». С помощью этих сведений можно было бы оптимизировать выбор сексуальных партнеров, а размножаться ученый предлагал с помощью искусственного осеменения. В начале 1930-х лабораторию обвинили в чрезмерной «биологизации» нужд общества, и она поменяла предмет исследования.

Были и проекты по созданию персонального физиологического досье на каждого человека.

Биолог Эммануил Енчмен, автор «Теории новой биологии», еще в 1919 году предлагал запустить систему физиологических паспортов для всех людей.

«Каждый такой паспорт должен содержать цифровое выражение напряжения и силы (коэффициент консервации реакции) самых существенных реакций (цепей рефлексов) специфического человеческого организма». Предполагалось, что в паспорте будет указываться и коэффициент радостности сроком на год или другой отрезок времени. Идеи Енчмена, впрочем, сурово критиковались партийными функционерами, и хода им не давали.

Ученые ставили не только евгенические опыты, но также полагали, что люди должны совершенствоваться сами, например, с помощью упражнений. Глава Института труда Алексей Гастев ввел понятие «установка» в значении «субъективное отношение к работе». Он анализировал мельчайшие движения рабочих, чтобы оптимизировать условия их труда и сформулировать двигательную культуру, в которой участвуют «человеческие машины». Психика рабочих, по мысли Гастева, будет меняться под воздействием физических тренировок.

А что будет, если довериться природе и не никак не воздействовать на людей?

На волне распространения фрейдизма в 1920-х годах создавались экспериментальные детские дома. Детей там не воспитывали.

Им позволяли «свободно переживать их биологически обусловленную инфантильную сексуальность, и это касалось также развития чистоплотности. Не было ни приказов, ни наказаний, ни ласки». Воспитатели превратились в наблюдателей и лишь записывали свои наблюдения за детьми.

Что произошло с психотехникой?

Русский авангард, полагает Маргарета Фёрингер, нельзя считать неосуществленными теориями и утопией: в 1920-е годы в СССР был бум экспериментальных культурных практик. Но те, кто практиковали психотехнику в науке и искусстве, попали в жернова советских репрессий в 1930-е годы. Среди жертв были режиссер Всеволод Мейерхольд, преподававший актерам «биомеханику» — физические упражнения, связанные с эмоциональным состоянием, поэт-футурист Сергей Третьяков, руководитель Института труда Алексей Гастев, создатель русской психотехники Исаак Шпильрейн, партийный деятель Николай Бухарин, поддерживавший идеи Богданова. После Второй мировой войны психотехника как научная дисциплина сошла на нет. Но следы экспериментов с психикой сегодня можно легко найти в экзаменах по сдаче на права, проверке зрения или в рекламе и дизайне.