Как человек сходит с ума? Философское рассуждение Федора Гиренка о повести Пушкина «Пиковая дама»
Общество существует для того, чтобы в воображаемом мире человеческих грез оставалось как можно меньше инакомыслия, утверждает Федор Гиренок. А как при помощи этого тезиса можно исследовать безумие Германна из «Пиковой дамы»?
Повесть Пушкина «Пиковая дама» состоит из шести частей и заключения. Рассмотрим их подробнее.
А что, собственно, случилось?
Но этот речевой автоматизм принадлежит уже не Германну, а его больному организму. О чем это говорит? О том, что тело человека не создано для его сознательной жизни. Язык и мысль не части психики. Человек живет в мире воображаемого, а психика предназначена природой для жизни в мире вещей. В первом случае нужно быть причиной реальности того, что существует. А во втором — реальное существует само по себе, как природа. Человеческую реальность нельзя описать в терминах природы. «Я» ненадежная опора для движения среди того, что условно. Человеку, чтобы быть, нужен Бог. Воображаемое без трансцендентной поддержки легко разрушается. Психики достаточно для того, чтобы можно было двигаться по логике предметов, используя их по назначению, но недостаточно для того, чтобы говорить, ибо говорить — значит использовать образы. Что такое «туз»? Это ничто, согласованная с другим галлюцинация. Идеальная субъективность. Что такое «дама пик»? Это то, чего нет, но что нам дано в наших самоощущениях, то есть ничто. Субъективная идеальность. Почему идеальное совпадает с субъективностью? Потому что субъективность — это не то, что принадлежит субъекту. Это то, чему принадлежит субъект.
Жизнь любого человека зависит от того, что находится за пределами его психики. Жизнь Германна оказалась в зависимости от того, что в воображаемом мире туз — это не дама.
Различие между ними не материально, но идеально. В реальном мире нет никакого идеального, нет никакой субъективности. Здесь даже язык не нужен. От него остается одно сотрясение воздуха.
Германн в какой-то момент отделился от организма, исчез. Растворился в воздухе. Его организм существует теперь не по законам сознания Германна, а по своим собственным законам. Органическая материя склонна, как говорил Аристотель, к гниению. От Германна, как от испорченной пластинки, остались только пустые слова: тройка, семерка, туз. Откуда у него эти слова? Как они у него появились? В какой момент? Не тогда же, когда он попал в Обуховскую больницу в семнадцатый номер.
Предварительные рассуждения об уме
Что значит сойти с ума? Это значит одно: иметь встречу с призраком. Все мы живем в мире призраков, в мире воображаемого. Все мы сумасшедшие, но каждый по-своему. Сочетание карт «тройка, семерка, туз» сообщил Германну образ умершей графини, то есть призрак. Сами по себе призраки не существуют. Причина их существования находится в человеке. Эта связь позволяет им перемещаться из внутреннего мира во внешний. Они всегда, как и цвет, возникают в точке их восприятия. Но все человеческие восприятия призрачны, ибо воспринимать — значит уже воображать.
Если молодой человек, увидев девушку, скажет: «Какая роза», мы не удивимся. Это банальность. Если он скажет: «Как она стройна! Настоящая тройка червонная», то можем ли мы сказать, что он сошел с ума? Нет. Если мы спросим незнакомца: «Который час?» — а он нам ответит: «Без пяти минут семерка», то что мы подумаем? Мы подумаем: какой оригинальный человек, его внутреннее прорвалось во внешний план. А если мы еще от него узнаем, что цифру семь он представляет как готические ворота, то мы, не сомневаясь, назовем его талантом, а не сумасшедшим. Если человек контролирует свои чувства, то он не сумасшедший. Если он не контролирует свои эмоции, то он поступает в распоряжение аффективных токов своего галлюценоза. Он может быть гением. Но на этот случай люди изобрели общество. Задача общества состоит в том, чтобы в воображаемом было как можно меньше инакомыслия, даже гениального. И больше было правил поведения в мире несуществующего.
Что такое общество? Это спонтанное согласие многих грезящих людей в том, что для них нужны нормы. Без нормы галлюцинирующий человек не идентифицирует себя, то есть может потерять себя. Чтобы мы не потеряли себя, мы сами и придумали себе общество. Если бы люди не грезили, то ни в каких нормах они бы не нуждались. А поскольку общество есть, постольку мы не можем чайник назвать стаканом.
Германн из повести Пушкина не пытался создать свой язык. Поэтому его нельзя назвать ненормальным человеком. Он даже слишком нормальный.
Фуко нам рассказал, что до XVII века в Европе ненормальными считали гермафродитов и сиамских близнецов. Но это природа в человеческой реальности. В Европе с этой природой боролись. Гермафродитов сжигали. Всякая борьба с природой бессмысленна. Сиамские близнецы — это тоже природа. Это не сумасшествие, это скорее проблема права, ориентированного на индивида. Как их судить, если один не совершал преступления?
Германн — особый случай. Он не неисправляемый монстр. Самое главное, Германн законопослушен. Он не убивал, как Медея, своих детей. Он их даже не успел родить. Он даже графиню не убивал. Она сама умерла. Германн не пытался мыслить сам, ибо мыслить самому означает разрушать галлюцинаторную связь в обществе. Он следовал коллективным иллюзиям, то есть социальным нормам. Что же с ним случилось? А случилось с ним то, что не относится к психике, а относится к идеальному миру сознания. Психика — это просто природа. И существует она как любая другая вещь в природе. В биогеоценозе. С ней ничего делать не надо. Она такая, какая есть.
Но сознание — это не природа. Это человеческая реальность, то есть реальность, причиной которой является сам человек. Германн полагал, что внутренний мир — это его психический мир. Он ошибался. Внутренний мир человека — это идеальный мир его образов, целей и призраков. Они в нем, но от него не зависят. У каждого человека есть свои «тройка, семерка, туз». У соблазненной им Лизы — удачное замужество. Она, говорит Пушкин, выйдет замуж. Для Томского «тройка, семерка, туз» — Полина. Он получит звание ротмистра и тоже на ней женится. А Германн «обдернулся».
Свалился в пропасть небытия, в самый важный момент психика его подвела и разрушила его галлюценоз. Он случайно даму перепутал с тузом. Это был момент, когда, говоря словами Фуко, «человек становится природой для самого себя».
Вернемся к повести Пушкина и покажем, как природой для себя стал Германн.
1. Анекдот
Сцена первая. Молодые люди играют в карты. Кто из игроков нам интересен? Никто. Нам интересен тот, кто не играет, а смотрит на игроков. Это Германн. Если он не играет, то зачем он сидит с ними всю ночь до пяти утра? Они играют на интерес. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. А что делает Германн? Он собирает себя, то есть строит свой внутренний мир. Он обрусевший немец, инженер. Германн расчетлив, «вот и всё», — замечает один игрок (Томский). Он мне понятен, продолжает Томский, а «если кто для меня непонятен, так это моя бабушка, графиня Анна Федотовна». И далее Томский рассказывает о том, как она когда-то угадала три карты сряду. Этот рассказ, как скрип колеса для героя Гоголя Поприщина, взорвал сознание Германна. Германн изменился, хотя еще не сошел с ума. Почему? Потому что он вступил в игру с сознанием. Почему в игру? Потому что он не обратил внимание на то, что Томский мог бы узнать секрет бабушки быстрее, чем он.
Томский был прав, немцы любят порядок. Они все расчетливы. И Германн расчетлив. Но его расчет носит иной характер, не похожий на рассудочное мышление немца.
2. Игра с сознанием
Во второй сцене выясняется, что Германн живет жалованием. Он беден. Хотя у него есть небольшой капитал, на который он получает проценты, но он эти проценты не тратит, он их бережет. Хотя в душе он был игрок. У него, пишет Пушкин, было огненное воображение. Германн отчетливо понимал, что деньги в обществе — сила. Легко ли ему давалась его скупость? Нет. Германн, как всякий разумный человек, имел волю к тому, чтобы его воображение оставалось на уровне грез и мечтаний. Он контролировал свои желания и дела.
Игра — это случай. Германн искал свой случай. И он его нашел. Рассказ о графине предоставил ему этот случай: сыграть, не рискуя. Для этого нужно всего лишь узнать тайну. Анекдот о трех картах стал воображаемой точкой сбора всей полноты его жизни, воли, желаний и чувств. «Почему же не попробовать своего счастья?» — сказал себе Германн. Надо «подбиться в ее милость». Может быть, даже стать ее любовником? Что с того, что ей 87 лет? Германн в этот момент уже не мог ничего сделать с собой. Он вступил в опасную игру с самим собой, в то, во что никакая психика вступить не может. Желания вышли из-под его контроля. Один раз он даже усомнился в задуманном: а вдруг всё услышанное о графине просто вымысел?
Но это была всего лишь мимолетная мысль.
Воображение вело его к той своей стороне, которая должна была в конце концов оказаться реальностью. Германн непроизвольно очутился у дома графини. Вернувшись к себе, он заснул и увидел во сне «кипы ассигнаций и груды червонцев». Сознание играло им посредством сновидений.
Черноволосая головка Лизы, воспитанницы графини, подсказала ему способ проникновения в дом графини.
Германн уже не мог подчинить себя самому себе. Он стал невменяемым. От окончательного прыжка в бездну сумасшествия его мог еще спасти другой. Но никакого другого, кроме графини, у Германна не было. Простушка Лиза уже двигалась в его воображаемом по логике пути, которую ей уготовило сознание Германна.
Германн соблазнил Лизу, потому что она очень хотела быть соблазненной.
3. Смерть графини
В третьей части мы видим Германна в двенадцать часов ночи в кабинете графини. Он ждал. Графиня приехала только во втором часу утра. Германн был спокоен.
Мимо незаметно мелькнула Лиза. У Германна возникло что-то похожее на угрызение совести и исчезло.
Германн смотрел на графиню и отвратительные таинства ее туалета. Старуха раскачивалась из стороны в сторону под действием скрытого гальванизма, как будто через ее тело пропустили слабый электрический ток.
И эта была последняя возможность обобщенного другого, который мог бы остановить падение Германна в ночь полного сумасшествия. Германн отклонил эту возможность.
И уже никакая сила не могла иметь над ним контроль. Другой перестал что-либо для него значить.
Всякие слова были обесценены. Вся полнота реальности была теперь сосредоточена для него в трех картах.
Германн навел на графиню незаряженный пистолет. Она покатилась навзничь и остановилась. Графиня умерла. С этой минуты игра с сознанием закончилась. Само сознание Германна стало объектом движения по сумасшедшей логике сновидения.
4. Призрак
В четвертой части повести мы узнаем о Лизе, но поскольку Лиза нам не интересна, мы обратимся к пятой части. В ней Пушкин цитирует Сведенборга, который свободно мог общаться с душами умерших. Германн решил проститься с графиней. В момент прощания старуха в гробу прищурила один глаз и насмешливо посмотрела на него. В этот миг видения перестали быть для Германна субъективностью, они стали для него реальнее всякой реальности.
После прощания со старухой Германн спал. Около трех часов ночи он проснулся. Светила луна. В комнату кто-то заглянул. Германну было уже всё равно. В передней комнате открыли дверь. Это денщик, подумал Германн. Кто-то неизвестный стал ходить, шаркая туфлями. Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье. Германн принял ее за кормилицу. Она остановилась перед ним. Он узнал в ней графиню.
Это было долгожданное галлюцинаторное исполнение желания Германна. Германн записал свое видение.
5. Тройка, семерка, туз
Шестую сцену Пушкин начинает с интересной мысли. Он говорит о том, что две неподвижные идеи не могут существовать в одном сознании. Две идеи — это еще игра с сознанием. Одна идея — это исполнение предписания судьбы. Это мания. Все люди — маньяки, если они следуют какому-нибудь одному принципу. Они невменяемы, если на шепот сознания отвечают исполнением его желаний.
Все мысли Германна слились в одну: играть и выиграть. Потом подать в отставку и путешествовать.
Германну представился случай воспользоваться своей тайной. Он поставил на тройку и выиграл. Тогда он поставил на семерку и снова выиграл. Наконец, он поставил на туз.
Герман сошел с ума.
В больницу попал больной человек, то есть человек, который оставил себя и стал жить жизнью своего организма. Все организмы живут жизнью не воображаемой, а природной. Всё высокое, сказал когда-то Бэкон, подлежит разложению.