Квир-история: от критики бинарности к истории угнетенных

18+

С чего начинается «квир»?

В разговоре о квир-исследованиях, квир-теории и квир-истории стоит разделять самостоятельное развитие этого понятие и то, которое задавали ему в академических кругах начиная с 1990-х годов. То, что сейчас считается одним из направлений гендерной истории (а иногда даже субдисциплиной!), долгое время оставалось в виде неограненного алмаза, скрытого за идеями постструктурализма и лингвистического поворота.

В 1970–1980-х годах философы, социологи и антропологи впервые поставили вопрос о формировании окружающей человека идентичности через язык, описывающий его настоящее. Они не ставили перед собой задачи деконструировать академические науки назло университетским червям. Они старались осмыслить взаимоотношения реальности с тем, что формирует наши представления о ней. Идеи Хейдена Уайта, Жака Деррида, Мишеля Фуко и Жана-Франсуа Лиотара не были нацелены напрямую в прошлое. Исследователи через разъяснение различных аспектов общественного и культурного в прошлом и настоящем стремились показать зависимость наших представлений от того, что мы говорим, пишем и чувствуем. И стоит признать — у них получилось.

К концу XX века историческая наука, как и многие другие гуманитарные и общественные науки, перенесла серьезный удар, поставивший под сомнение ее объяснительные способности. Новые понятия, новые методы, новые инструменты и бесконечное дробление дисциплин и направлений пугали ученых, заставляя некоторых всё плотнее замыкаться в своих скорлупках. Однако некоторым такой методологический раздрай было только на руку. Во времена великих потрясений можно поднять на щит новые символы, значения и термины. Так произошло и со словом «квир».

Впервые понятие «квир» в академическом сообществе использовала исследовательница Тереза де Лауретис, собрав в 1990 году научную конференцию в Калифорнийском университете в городе Санта-Крус. Позднее историк Дэвид Гальперин писал в статье The Normalization of Queer Theory, что Лауретис использовала это слово намеренно, желая создать ажиотаж и провокацию столь неприглядным для научной среды понятием. К тому времени термин «квир» уже прочно вошел в повседневный обиход обычных людей, став частью уличного сленга. Использовать его в заголовке конференции — вызов. И он сработал. В конференции приняли участие многие ученые, отметившиеся на поприще гендерной и квир-истории, в том числе Донна Харауэй, Элизабет Гросс, Мэдэлин Мур, Аннамари Джагоз и Нэнси Столлер. С 1990 года можно официально вести отсчет существования квир-исследований в поле академической дискуссии, требующей от ученых решения проблем отражения в прошлом и настоящем геев и лесбиянок.

Проблема термина «квир» обнаружилась довольно быстро, поскольку он стал жертвой своего времени, когда понятия растягивались до невообразимой широты, теряя всякие границы и предметные очертания. С самого начала квир-теория не была ограничена вопросами сосуществования биологического пола, гендера и сексуальности. В своей программной статье Тереза де Лауретис писала, что в настоящем для нее времени больше нет пространства «гомосексуальности», нет единого сообщества «геев» — есть геи, лесбиянки, иные меньшинства и иные угнетенные, чьи нормы поведения выходят за рамки «приличности», но продолжают существовать, требуя отдельного исследования.

«Дело в том, что большинство из нас … мало что знают о сексуальной истории, опыте, фантазиях, желаниях или способах теоретизирования друг друга. Мы также недостаточно знаем о себе, когда речь заходит о различиях между лесбиянками и внутри них, а также между геями и внутри них в отношении расы и сопутствующих ей различий в классовой или этнической культуре, поколениях, географическом и социально-политическом положении».

Именно заботами Терезы де Лауретис, Джудит Батлер и Евы Седжвик у квир-исследований появилась концептуальная база, позволившая поставить вопрос не только о гендерной идентификации и сексуальной ориентации, но и о самоощущении человека в настоящем и прошлом. Не зря же первые работы в рамках квир-истории были посвящены изучению культуры и литературы эпохи Ренессанса. Вовлечение квир в пространство научного знания и приобщение его к критике представлений об идентичности позволили гораздо четче определить ее цель.

Уже к началу XXI века сексуальность сама по себе перестала быть основным предметом изучения в квир-теории.

Однако она вылезает на свет чаще всего, поскольку именно ей довелось попасть в публичное поле первой, будучи самым ярким ненормативным явлением современного общества. Ну а поскольку в мире всё завязано на сексе, то нет ничего удивительного, что многие дороги в квир-теории ведут именно к нему.

Примерно об этом в свое время писали историк Лиза Дагган и политолог Кэти Дж. Коэн. Так, госпожа Дагган считала, что приверженность квир-теории широте «взглядов» несет угрозу историческому аспекту ведения исследований. В то время как мадам Коэн указывала любителям повертеть квир-теорией на то, что чрезмерное увлечение широкими понятиями ведет к утверждению бинарности, а не к ее разрушению.

Квир-теория, следуя по пути, проторенному антропологическим поворотом, постструктурализмом и поворотом лингвистическим, задается вопросами: а почему эти общественные понятия и нормы такие жесткие? Насколько хорошо они способны объяснить различия между полами, гендерами, ориентациями и сексуальностью? Могут ли они дать цельное толкование индивидуального опыта и поведения? Ответы на них долгие годы не интересовали ученых, однако это вовсе не значит, что вопросы глупые, наивные или надуманные. Если на них нельзя ответить, опираясь на привычную систему ценностей, — значит, пора эту систему ценностей менять. Если опыт не включенных в эту систему лиц игнорируется, замалчивается и принижается — значит, пора расспросить их получше. Неважно уже, какая группа будет отвечать на вопросы ученых — геи, лесбиянки, транс*-персоны, инвалиды, бедные, черные или иные угнетенные.

Да-да. Несмотря на то, что квир-теория началась на активистской волне, с течением времени она преодолела свою ограниченность в сравнении гетеро- и гомосексуалов.

Любая идентичность, не подходящая под общественные нормы, — это квир.

Раса, религия, нация, класс, профессия, семейное положение — в каждой культуре и в каждом времени можно найти группы по любому из признаков, что принижаются или рассматриваются как неполноценные.

Женщина в эпоху Средних веков? Отличный пример гендерной дискриминации. Чернокожий раб на американских плантациях? Славно, будешь частью дружной семьи. Больной ВИЧ? Всё верно, теперь мы все в одной лодке. А может, ты крепостной крестьянин на помещичьей пашне? Прости, приятель, но ты тоже квир, пусть сам ты этого и не знал. Ты маргинал, попран в правах, тебя игнорируют, угнетают и ты без понятия, как себя ощущать? Ты часть квир-сообщества. Тебя разберут на части, изучат и сделают нормальной и полноправной частью картины прошлого. Смирись с этим и продолжай жить.Интересно, что до сих пор существует очень мало исследований, рассматривающих появление квиров в историческом контексте. Основной фокус делается на быт в определенный период, их представления о себе, отражение в культуре или отношения с властью. Провести подробное исследование происхождения конкретной социальной группы? Нет, эта проблема останется на периферии.

Такую странность американская исследовательница Кристина Ханхардт объясняет тем, что для многих 1990-е годы еще не стали историческим прошлым. А учитывая то, что квир-история — направление, требующее слома привычных установок, весьма забавно слышать о приверженности многих исследователей строгим дисциплинарным границам. Вдвойне забавно осознавать, что большинство работ по квир-истории написаны в старом добром позитивистском ключе, предполагающем скорее описание и кодификацию собранного материала.

Помимо секса и сексуальности, новейшая историография радует и вовлечением в тему работ, где к гендеру и сексуальности подходят в тандеме с расовой ориентацией и политической экономией. Эти работы касаются вопросов миграции населения, социальной политики государства в отношении жертв изнасилований, секс-работы, расового расселения, социальных протестов, функционирования властных органов и, конечно, гендерных меньшинств в различных регионах США. А ведь начиналось всё с сексуальности и нестандартного отношения к партнеру. В этом направлении наиболее яркий след оставили Шивон Сомервилл, Наян Шах, Регина Кунцель и Джон Говард.

Не менее прекрасным примером комплексного подхода является работа Welcome to Fairyland Хулио Капо, в которой исследуются транснациональные финансовые структуры, экономика туризма и формы регулирования торговли и ведения административного контроля за расовыми мигрантами, транс*-персонами, гомосексуалами и бродягами в первой половине XX века в Майами. В итоге книга со «сказочным» названием дает культурный срез жизни крупнейшего города штата Флорида и объясняет причины формирования к концу столетия у него образа центра квир-культуры.

Не менее захватывающие работы по квир-истории можно найти в истории чернокожих городов и феминистской истории. Например, очерки и книги Кваме Холмса и Тревы Эллисон о функционировании государственного аппарата в Лос-Анджелесе и Вашингтоне показывают, что идеи социальных беспорядков и стратегии государственного контроля сочетают в себе расовую и сексуальную логику социальной патологии. Помним, что власть всегда отдает сексом. А притеснение по цвету кожи всегда позволяет почувствовать власть. И дело тут вовсе не в полицейском произволе, а в экономической реструктуризации, сокращении социальных программ и отказе от финансирования больничных систем. Больше всего от таких «полезных» с точки зрения экономики решений пострадал цветной рабочий класс, маргиналы, гомосексуалы и транс*-персоны.

В продолжение темы черных сообществ можно упомянуть работу Сары Хейли, рассказывающую историю заключения чернокожих женщин в Джорджии в конце XIX — начале XX века. Автор демонстрирует, как идеи гендерных и расовых отклонений использовались для создания идеи приемлемой женственности, в которую черные просто не вписывались.

Странное дело, но как только в публичном пространстве происходит декларация «правильного» образа женщины (в газетах, записях речей и протоколах заседаний суда), так вдруг внезапно повышается уровень агрессии по отношению к черным женщинам, которые в приемлемые рамки женственности не вписываются из-за цвета кожи.

Работа Хейли — это социологическое и культурологическое исследование об устройстве тюремной системы в штате Джорджия и функционировании аппарата насилия по отношению к цветным. Вполне подходит к тематике квир-истории.

Квир-исследования в России

В свое время австрийская исследовательница Тереза Гарстенауэр отмечала, что в России, несмотря на отход от строгого структурализма советских времен, принятие новых идей и подходов оставляет желать лучшего:

«Есть официальная социология, не столько марксистская, сколько услужливая — она предоставляет то, что от нее требуется».

Официальная социология, быть может, и декларирует интерес к гендерной и квир-проблематике, однако остается занята другим. В то же время «подлинное» направление новейших исследований существует в частных университетах и центрах, действуя зачастую под «брендом» истории сексуальности, репродуктивных прав и репродуктивного здоровья. Так, социальные исследования жизненных миров лесбиянок и геев проводились Надеждой Нартовой и Александром Кондаковым.

В области языкознания можно отметить работы Аллы Кирилиной и Марии Томской, посвященные взаимосвязи языка и гендера. Используемые ими подходы когнитивной лингвистики, исследования дискурса и социального конструктивизма позволяют рассматривать язык как инструмент, который открывает доступ к познанию нелингвистических феноменов.

Что касается исторической науки в России, то здесь вопросы гендерной проблематики становятся всё более актуальными с каждым годом. Работающие на поприще гендерной истории Наталья Пушкарева, Лорина Репина, Ирина Жеребкина и Мария Золотухина исследуют скорее вопросы пола и сексуальности женщин. Однако, будем честны, маргинальность темы в русле отечественной историографии позволяет нам считать женщин нашим личным сортом квир-сообщества. По крайней мере, пока не наработаем готовую базу. Хорошим примером тут может послужить работа Ирины Юкиной в сборнике, посвященном женским исследованиям в России, поднимающая вопросы сексуального насилия и проституции в начале XX века, участия женщин в предпринимательской деятельности и социальной практики набожности женщин в постреволюционной России. В схожем ключе работает и Рустам Александер, написавший книгу «Закрытые. Жизнь гомосексуалов в СССР», в которой проводит попытку осмыслить их бытование в реалиях нашего прошлого.

Что может лучше продемонстрировать разницу подходов к квир-исследованию, чем две научные традиции двух столь отличных друг от друга стран? В отличие от США, в России квир-теория сохраняет маргинальный статус, оставаясь чем-то табуированным и, что самое главное, культурно чуждым и неясным, недостойным серьезного исследования и не имеющим оснований для его проведения. В то же время на другом конце света отношение к квир-теории, и квир-истории в частности, успело поменяться не один раз за последние тридцать лет.

Квир-история и ее американский опыт подсказывают, что данное направление в рамках гендерной истории или новой культурной истории может быть полезно при изучении различных сюжетов познания прошлого представителями малых народов и исследовании сюжетов женского и ненормативного, что также присутствовало в нашей культуре, как бы это ни пытались спрятать.

---

Что почитать

• Goldberg, A. E. The SAGE Encyclopedia of LGBTQ Studies.
  Clark University, 2016

Одна из признанных в западной историографии энциклопедий, освещающая научный опыт изучения квир-сообществ на всём пространстве второй половины XX — начала XXI века.

• Women’s History in Russia: (Re)Establishing the Field.
  Cambridge, 2014

Один из немногочисленных сборников по теме гендерной истории на английском языке, созданный трудами отечественных ученых. Несмотря на то, что квир-историю рассматривают часто как самостоятельное направление, женские исследования в России занимают нишу исследований угнетенных и маргинальных социальных слоев.

• Кондаков А. А. На перепутье: методология, теория и практика ЛГБТ* и квир-исследований: сборник статей.
  СПб., ЦНСИ, 2014

Сборник под редакцией Александра Александровича Кондакова, одного из немногих признанных в России и за рубежом квир-исследователей.

* Движение ЛГБТ признано экстремистским и запрещено на территории России