Кольца Анаконды и ослиная плоть: как связаны секс и расизм

Доктрина «змеиного семени», о которой рассказывалось в первой части данной статьи, зародилась еще в гностицизме, а затем заняла свою нишу в американском обществе, будучи взятой на вооружение иными радикально настроенными сектами. Однако со временем из этой доктрины всё больше вымывалась собственно религиозная составляющая. Змей становился не персонажем величайшей библейской трагедии, а символом сексуальной свободы, женской эмансипации и межрасовых отношений, обретая разные обличья как в мейнстримном голливудском кино и поп-культуре, так и в разных вариациях адалт-контента.

18+

Черный фаллос: Проклятие Хама или дефект эволюции?

Вот как вудуистский ритуал в городе Мобил, штат Алабама, описывался в «Нью-Йорк Таймс» от 1894 года:

«По мере того, как ритм там-тамов и банджо ускоряется, обычное благопристойное поведение негров сменяется разнузданной вакханалией. Их поступь и все извивы тел исполняются первобытной мощи, неведомой тем, кто вращается лишь в приличном обществе. Женщины сдирают с себя одежду и возвращаются к неистовому празднеству уже нагими, вопя вместе с остальными… Нагая белая девушка, выполняющая обязанности жрицы вуду, доходит до исступления от заклинаний и танцев, последовавших за жертвоприношением черной и белой куриц. Змея, обученная своей роли, движется в такт музыке, обвивая члены девицы, а верующие стоят вокруг или пляшут, наблюдая за извивами змеи. Наконец, когда бедная девушка упала, корчась в эпилептическом припадке, наблюдатель в ужасе бежал прочь».

Вне зависимости от того, происходила подобная церемония в действительности или нет, этот текст наглядно иллюстрирует распространенные тогда представления о якобы свойственной чернокожим сексуальной неразборчивости и чрезмерной похотливости — особенно в отношении белых женщин. Змея вудуистского обряда, обвившаяся вокруг тела белой девушки, выступает таким же символом «черной похоти», как и «Змий-негр», соблазнивший белую Еву и «загрязнивший» тем самым линию потомков Адама.

Все эти построения, по сути, являются переносом в библейскую историю распространенных сто лет назад представлений о сексуальном поведении чернокожих и их огромных половых органах.

Картинка, созданная нейросетью

Эти представления распространились примерно тогда, когда европейцы стали более-менее регулярно плавать в Африку. Нью-йоркский колумнист и писатель Дэвид М. Фридман в своей книге «Пенис. История взлетов и падений» рассказывает об английском путешественнике Ричарде Джобсоне, который восемнадцать месяцев провел в Западной Африке, в районе современной Гамбии. В 1623 году Джобсон описал свои впечатления от этой поездки в книге с весьма длинным названием «Торговля золотом, или Открытие реки Гамбра и торговля золотом с эфиопцами. А также: коммерческие сделки с великим черным негоциантом по имени Баккор Сано, его рассказы о крытых золотом домах и прочие странные наблюдения во благо нашей собственной страны; записано в ходе путешествия, случившегося в 1620 и 1621 годах, Ричард Джобсон, джентльмен». Одно из самых ярких впечатлений на берегах Гамбии европеец получил от половых органов африканцев племени мандинго, столь огромных, что «казались для них самих весьма обременительными». Фридман приводит и иные свидетельства, например, французского военного хирурга Жакоба Сюто, заявлявшего, что «ни у одной ветви человеческого рода мужские органы не развиты больше, чем у африканских негров», и что фаллосы, лично замеренные им у суданцев, «больше походили на пенис не человека, а осла».

Строго говоря, подобные оценки высказывались в Европе и гораздо раньше. Так, в Помпеях на нескольких мозаиках в банях можно обнаружить и чернокожих рабов с гениталиями внушительных размеров. В статье «Baiarum Grata Voluptas: удовольствия и опасности в банях» специалист по античной истории Кэтрин Данбейбин писала, что эти изображения размещались для предотвращения сглаза. Однако в период колониальной экспансии уже христианской Европы изображения и описания чернокожих были лишены хоть сколько-нибудь позитивных характеристик. Так, анонимный автор книги «Золотой берег» считал «экстраординарную величину» африканских членов явным признаком сифилиса. Другие тогдашние ученые считали, что более крупный — в сравнении с европейским — пенис негров свидетельствовал об их интеллектуальной недоразвитости. Различие между половыми органами получило и религиозное объяснение. Фридман пишет:

«Читая историю о Всемирном потопе и его последствиях, некоторые комментаторы Библии усматривали на черном теле ниспосланное божественной силой „пятно“, которое изначально было белым. Называя это моральное пятно „проклятием Хама“ по имени одного из сыновей Ноя, эти комментаторы утверждали, что сам Бог связал черный цвет с гиперсексуальностью — грехом, воплощенным в пенисе африканца».

Иными словами — еще один вариант «проклятия Хама» и «метки Каина». Эта идея получила особенное распространение в США. Так, в 1843 году священник из штата Нью-Йорк Джошуа Прист в сочинении «Рабство в отношении негров, или африканской расы, рассматриваемое в свете обстоятельств, истории и Священного Писания» заявлял, что «половой орган негра» является доказательством того, что африканец — в равной степени человек и животное. Он ссылался на место в Библии, где говорилось, что египтяне и хананеяне, два народа, вышедшие из лона Хама, имели якобы «плоть ослиную».

«Что имелось в виду в Священном Писании в этом месте? — вопрошал Прист. — А то, что между сексуальными органами негра и такого грубого животного, как осел, почти нет разницы, ни по длине, ни по величине».

Характерно, что подобные писания распространялись преимущественно в свободных северных штатах, а не на рабовладельческом Юге. Южане-то, ежедневно имевшие дело с чернокожими рабами, ко всем особенностям их физиологии относились куда спокойнее, что изрядно шокировало гостей с Севера или из Европы.

Так лейтенант Уильям Фелтмэн из Пенсильвании в своем дневнике описал званый обед в плантаторском поместье в Виргинии, где его поразило почти полное отсутствие одежды у молодых чернокожих рабов, прислуживавших за столом.

Фелтмэн с удивлением отметил, что обедающие женщины этого практически не замечают, при том что, как выразился лейтенант, «нельзя не заметить, как эти чертовы черные парни хорошо оснащены». Аналогичные свидетельства приводили и европейские гости южных плантаторов, шокированные видом черных подростков в одной рубахе, едва прикрывавшей гениталии, и полнейшим равнодушием к этому белых хозяев — как мужчин, так и женщин.

Напротив, повышенным вниманием к вопросам сексуальности чернокожих отличались аболиционисты — сторонники освобождения рабов. В очерке «Эротика черного тела и республиканское государство, 1790–1820» Джон Сейлент пишет, что в сочинениях аболиционистов прослеживался «явный эротический интерес к чернокожему телу и в особенности к его крупному черному пенису». Сочувствующие аболиционистам люди зачитывались появлявшимися в те времена сентиментально-эротическими, иногда гомоэротическими произведениями о высоких мускулистых рабах — Итаноко, Селико, Зами, — где описывалась несчастная судьба чернокожих невольников и их гипертрофированных мужских достоинств. Назывались эти тексты в духе «Негр, с которым сравнится мало кто из белых». С другой стороны, после того как чернокожие рабы получили, наконец, свободу, уже на Юге распространялись опасения об их сексуальной ненасытности и вожделении к белым женщинам. В 1903 году в «Журнале медицинских записей Атланты» появилась статья «Генитальные особенности негров», пугавшая своих читателей «чрезмерным развитием половозрелого органа негров» и аномальным libido sexualis — сексуальным влечением. В том же году доктор Уильям Ли Хауэрд из Балтимора в статье «Негр как явный этнический фактор в истории цивилизации» заявлял, что обладатель «огромного африканского пениса не только не был цивилизованным существом, но и в принципе не мог им стать», что между представителем «кавказской расы» и африканцем по определению невозможны взаимно благотворные отношения. По мнению Хауэрда, «интеллектуальное развитие чернокожего мужчины прекращается с наступлением половой зрелости» и определяющим фактором его жизни становятся «генетические инстинкты». Лишь уменьшив пенис африканца — что «биологически невозможно», — реально положить конец его «исконному праву на сексуальное безумие».

Интересно, что, как и в случае с «семенем Каина», представления о превалировании животных инстинктов над рассудком у чернокожих имеют некоторую корреляцию с гностицизмом, а точнее с учением так называемых сифиан, почитающих Сифа, третьего сына Адама и Евы. По их мнению, человечество разделено на «духовных» потомков Сифа и погрязших в материальном потомков Каина.

Яд черной змеи

Попытки научного исследования вопроса — как современные, так и более ранние — не дают четкого ответа на вопрос, коррелирует ли размер пениса с расовой принадлежностью. В одном исследовании 2005 года сообщалось, что «нет научных данных, подтверждающих предполагаемый „негабаритный“ пенис у чернокожих людей». С другой стороны, в регулярно публикуемых замерах пенисов у мужчин разных стран зачастую пальма первенства достается мужчинам из африканских государств (правда, далеко не всех, да и первую тройку африканцы делят с эквадорцами). Но, по большому счету, биология в данном вопросе отступает на второй план: нас вопрос о сексуальности и размере гениталий африканцев интересует лишь в культурном отношении. Как мы говорили выше, якобы неумеренный сексуальный аппетит чернокожих обосновывался в качестве признака неполноценности с помощью религиозных аргументов.

Именно поэтому имевшие место в прошлом веке жестокие расправы над чернокожими, обвиненными в насилии над белой женщиной, приобретали, по выражению профессора Кэлвина Хэрнтона, «извращенный религиозный аспект».

По мнению Хэрнтона, это отражалось во вполне реальных случаях кастрации предполагаемых чернокожих насильников в ходе самосуда.

«Это своего рода черная месса, первобытный обряд, порнографическое колдовское действо, — писал Хэрнтон в своей книге „Секс и расизм в Америке“. — Лишив чернокожего гениталий, белые мужчины в балахонах ампутируют ту часть себя, которую они втайне считают отвратительной, мерзкой, непристойной и, хуже всего, неадекватной. С помощью кастрации белые мужчины подсознательно стремятся обрести сверхспособности, которые они приписывают черному фаллосу — уничтожая этот фаллос, они его символически возвеличивают».

С другой стороны, и разного рода прогрессивная интеллигенция, идейные наследники аболиционистов, потребители чтива типа «Негр, с которым сравнится мало кто из белых» точно также были заворожены мифом о «большом черном члене». Ярким примером этого являются работы скандального американского фотохудожника и гомосексуала Роберта Мэпплторпа, собравшего в своей «Черной книге» (1986) обширную коллекцию фотографий обнаженных чернокожих мужчин. Фридман пишет:

«У Мэпплторпа случилось нечто вроде „тропической лихорадки“: почти все вечера он проводил в одном из баров Манхэттена, популярном среди черных гомосексуалов. По его признанию, он был тогда в поиске „Суперниггера“ — человека, в котором примитивная мужественность совмещалась бы с генитальной мощью гориллы. То, что белая Америка сделала по ходу истории своей фобией, Мэпплторп превратил в фетиш… В таких фотографиях, как „Мужчина в капюшоне“ и „Портрет мужчины в полиэстеровом костюме“, черное тело выглядит привлекательным и вместе с тем устрашающим. Оно ближе к природе, то есть к джунглям, а значит и к самым жарким кругам ада, предназначенным для грешников, повинных в радостях плоти. И никакая иная часть анатомии не воплощает мощь этого послания так, как это делает огромный черный пенис».

Подобное отношение к чернокожим, фетишизирующее черное тело и черный член, часто подвергается порицанию как расистское. Но, несмотря на это, давний миф продолжает жить, о чем свидетельствует современная популярность межрасовой эротики и, например, таких студий, как Blacked. Как и раньше, здесь возникает образ Змея — уже без какой-либо связи с концепцией «семени Каина», но всё же увязывающей символизм рептилии (который, кстати, нередко имел и фаллические коннотации) с образом «черного пениса». Правда, не всегда подобный образ используется в чисто эротическом контексте: достаточно вспомнить, например, фильм «Стон черной змеи» (2006). Это глубокая драма, в которой играют Сэмюэл Джексон, Кристина Риччи и Бен Аффлек, прямо-таки насыщена одновременно религиозными мотивами и идеей межрасового секса.

Название фильма происходит от одноименной песни 1927 года американского блюз-певца Блайнда Лемона Джефферсона, недвусмысленно намекающего на истинный символизм «черной змеи». Роберт Паттисон, автор книги «Триумф пошлости: рок-музыка в зеркале романтизма» (1987) пишет следующее:

«…в блюзе секс обычно раздражителен и забавен. В „Стоне черной змеи“ слепой Лемон Джефферсон поет о „черной змее, ползающей в моей комнате“: „Какой-нибудь хорошенькой мамочке лучше поскорее заполучить эту черную змею // Ну, интересно, куда пропала эта черная змея, // Ну, интересно, куда пропала эта черная змея. // Господи, эта черная змея, мама, побежала домой, моя…“»

«Это то, что у тебя на уме; это в твоей душе, это в твоем нутре, оно приближается к тебе, потому что оно знает тебя самого, — рассказывал в своем интервью режиссер „Стона черной змеи“ Крейг Брюэр. — И это то, против чего борются персонажи Сэма Джексона и Кристины Риччи, они борются со своим „стоном черной змеи“».

«Черная змея» персонажа Кристины Риччи — ее болезненная, доходящая до помешательства нимфомания, обращенная в первую очередь на чернокожих мужчин, с которыми она изменяет своему белому парню. Миф о «похотливости чернокожих» переворачивается с ног на голову, и теперь уже белая девушка (с провокационным флагом рабовладельческой Конфедерации на одежде) выглядит буквально одержимой своей похотью, ради чего герою Самюэла Джексона приходится сажать ее на цепь, как поступали в Средние века с одержимыми бесами. Нечто подобное мы видим и в межрасовой порнографии, где белые актрисы с буквально молитвенным вожделением смотрят на покачивающуюся перед их лицом «черную змею». Впрочем, еще в 1913 году британский исследователь Хэвлок Эллис писал, что «сексуальная мощь негров и есть та причина, по которой некоторые белые американки со страстным темпераментом так к ним расположены».

Змеиный и одновременно фаллический символизм проглядывает и в такой легкомысленной, на первый взгляд, сфере, как американская поп-культура. Наглядный пример — клип «Анаконда» от «королевы женского рэпа», уроженки Тринидада Оники Тани Мараж, более известной под псевдонимом Ники Минаж. Песня, также как и снятый на нее клип, наполнена эротическими мотивами, а под эвфемизмом «Анаконда» подразумевается не что иное, как половой орган. Здесь нет межрасовых намеков, но произведение пропитано отсылками на афроамериканскую криминальную субкультуру. В этой, казалось бы, простой песне змеино-фаллический символизм обретает и новое звучание, более подобающее актуальной американской повестке: колумнист Ализа Вигдерман трактует «Анаконду» с точки зрения черного феминизма и, как ни странно, находит, за что похвалить исполнительницу, поющую о мужских членах и огромных женских ягодицах:

«В сексистском хип-хоп-климате, где доминируют мужчины, Ники предстает как исключительная сила. Она создает свое собственное повествование, в центре которого находится чернокожая женщина… В отличие от некоторых хип-хоп-видео, в которых женские тела существуют только для мужского взгляда, Минаж создает мир, в котором доминируют женщины, где она контролирует свою сексуальность и наслаждается ею… В джунглях Анаконды Минаж исследует свою сексуальность, свободную от мужского взгляда. В сцене на кухне Минаж ниспровергает представления о домашнем хозяйстве, используя еду для собственного удовольствия и даже раздавливая в руках банан (фаллический символ). Трудно придумать лучшую метафору демонтажа белого патриархата, чем это».

Конечно, «иногда банан это просто банан», однако нельзя не отметить, что снятая еще в 2014 году «Анаконда» проложила дорогу иным видео, где другие «сильные черные женщины» выражают свою индивидуальность с помощью сексуальности и змеиного символизма. Ярким примером этого стал прошлогодний клип рэп-исполнительницы Меган Сталлион, чье творчество также наполнено эротическими мотивами. Ее клип «Кобра», несмотря на то, что певица там предстает чуть ли не совсем обнаженной, посвящен темам возрождения личности и преодоления трудностей. В тексте песни подробно рассказывается о борьбе артистки с депрессией и суицидальными мыслями, о жестоком нападении со стороны бывшего бойфренда, о смерти членов ее семьи. Визуальные эффекты музыкального видео вращаются вокруг идеи возрождения, что символически показано в виде змеи, сбрасывающей кожу: огромные змеи окружают Меган, само ее появление в клипе из пасти огромной змеи как бы показывает ее единство с этой рептилией, также как и финальная сцена, где певица стоит рядом с кладкой вылупляющихся змеиных яиц. Белые змеи, которыми окружает себя певица, как объясняют иные комментаторы, «символизируют удачу, богатство и новые начинания», но, если продолжать аналогию с бананом, то они могут изображать и всё тот же ненавистный «белый патриархат», только на этот раз чернокожая певица не режет и не съедает его, но использует для собственного возрождения.

Змеиные или по крайней мере рептильные мотивы проскальзывают в творчестве и других поп-исполнительниц, таких как Рианна и Тейлор Свифт. Последняя артистка получила уничижительное прозвище «Змея» с легкой руки Ким Кардашьян, тогда еще жены рэпера Канье Уэста, чей конфликт с певицей в разное время получал то расовый, то сексуальный окрас. Однако Тейлор умело обратила конфликтную ситуацию в свою пользу, сделав змей одним из наиболее ярких образов своих клипов и концертных выступлений.

Змеиный символизм ожидаемо проникает и в еще более пикантные сферы, прямо соотнесенные с тем, что принято именовать адалт-индустрией. Прозвище «Леди Анаконда», например, выбрала известная в интернете доминатрикс, специализирующаяся на темах межрасового секса, женского доминирования и куколдизма. Свою деятельность она старается представить как новый вид активизма, всецело заявляя о поддержке движения Black Lives Matter, а также сообщая на своем сайте, что она «берет под контроль привилегированное, избалованное существование, чтобы продуктивно направлять вашу энергию на расширение прав и возможностей чернокожих и поддерживать дело чернокожих людей. <…>

Дом Анаконды доносит до привилегированных мужчин правду о whitewashed [букв. обеленной, здесь — рассказанной в пользу белых] истории, о растлении, причиненном длительной колонизацией, и о том, как загладить вину пожертвованиями и служением».

Еще одним примером эротического «змеиного» символизма является творчество автора эротических рассказов и комиксов под псевдонимом Stormbringer, создавшего своего рода эро-вселенную, где большинство сюжетов крутятся вокруг межрасового секса. Так, его «Проклятие Коксвилля» повествует о небольшом южном городке с богатой и зловещей историей, связанной с рабовладельческим прошлым американского Юга, а также с магией вуду и змеиным богой Дамбаллой. Плотским воплощением последнего выступают огромные «анаконды» чернокожих героев, перед которыми не могут устоять белокурые, гипертрофированно сексуализированные героини рассказов и комиксов. Завязкой серии становится традиционный для подобных произведений сюжет: красивые блондинки — дочки плантатора — соблазняются огромным членом чернокожего раба, являющегося жрецом Дамбаллы и его же земным воплощением. Раба казнят, что запускает «проклятие Дамбаллы», начинающее сбываться уже в наши дни. В серии комиксов смешаны традиционные элементы «южной готики», вудуистской мистики и современной межрасовой эротики, что в итоге приводит нас к чему-то очень похожему на доктрину «змеиного семени» и межрасовому сексу как образу грехопадения, пусть и поданному в столь пикантном антураже. Символично, что в рассказе белые люди именуются «Детьми Адама», тогда как чернокожие названы «Детьми Дамбаллаха». То есть Змея.

Сам Stormbringer пишет о своем творчестве:

«Мои истории жестоки, но их не следует воспринимать всерьез, и они не транслируют моих убеждений или образа жизни».

И всё же даже если автор и вправду не имеет в виду никакого политического или религиозного подтекста (при том что героями одного из рассказов являются Дональд Трамп и его семейство — правда, со слегка измененными именами и задолго до президентства), созданные образы слишком узнаваемы, чтобы совершенно исключить влияние на эти произведения какой-либо из названных идеологем. Как чернокожие активисты и проповедники переворачивали в свою пользу миф о «проклятии Каина», как менялось отношение к черному пенису от презрения до нездорового интереса, так возможным оказалось и переворачивание доктрины «потомства Змея» — от неполноценной расы, обреченной на вечное проклятие до мускулистого чернокожего «сверхчеловека» выигрывающего «расовую войну», наполняя своим семенем утробы белокурых красоток. Впрочем, эти два образа не так уж и далеки друг от друга.

Мифы о «змеином семени», «загрязненной крови», сексе и расе по-прежнему живы в Америке и просматриваются порой в совершенно несвязанных на первый взгляд сферах.

Радикальные секты американской глубинки и афро-карибские культы, поп-культура и адалт-индустрия — всё это так или иначе способствует сохранению, а порой и приумножению «змеиной» темы.

Одни, как вполне здравствующие и сейчас сторонники «христианской идентичности», считают Змея символом главной угрозы, нависшей над белым человечеством — и это касается не только американских, но и отечественных ультраправых. Другие, напротив, используют этот образ для пропаганды леволиберальных идей. Третьи и вовсе относятся к этой теме как к развлечению, заработку или способу удовлетворения эротических фантазий. Но чем бы люди ни руководствовались, используя змеиную символику, сложившаяся к настоящему моменту мифо-религиозная традиция позволяет считать, что этот образ и далее будет востребован в политической, религиозной или культурной сферах. Посреди похоти и ненависти, алчности и фанатизма Змей властно сплетает свои кольца, вновь и вновь предлагая подвластному человечеству очередной запретный плод.

Картинка, сгенерированная нейросетью